В очередной раз лоханулся. На станции техобслуживания развели так, что хоть плачь хоть смейся.
— Если мимо кассы, это обойдется вам вполовину дешевле.
Моя совесть налогоплательщика ненадолго отвернулась, и мы с мастером ударили по рукам. В самом конце ремонтных работ на станцию подъехал мой знакомый, когда-то там работавший. Он-то и открыл мне глаза: мимо кассы стоит так же, как в кассу. А расспросив о деталях, подвергшихся замене, рассказал, что все это можно было менять не цельными блоками, а частями, что уж точно вышло бы вполовину дешевле.
Конечно, ничего не стоило припугнуть лохотронщика скандалом, сбить цену: рыльца-то у обоих в пушку, чего миндальничать? Но глядя на молодого человека в комбинезоне, с красиво — эдак слегка набок — повязанной банданой, задорно крутившего гайки, я нежданно-негаданно впал в философический раж. И думалась мне дума отнюдь не мрачная — легкая и радостная.
Почему мы так боимся сознаться в том, что мы лохи? Нам не сложно назвать себя простофилей, лопухом, наивным человеком. С легкой грустью, со смехом, с богемным кокетством. Мол, ах-ах, я сущее дитя. А фраза «Я лох» звучит как-то даже неприлично, гнетет, хочется отмахнуться от нее со словами «чур меня, чур». И вроде бы смысл у всех этих слов один. Или нет?
Дело в том, как мне кажется, что лохами мы становимся в определенном контексте, я бы сказал — в определенном соседстве. И описывает это слово не столько наши внутренние качества, самое неприглядное из которых всегда ведь можно преподнести как милую слабость — а постыдную ситуацию, о которой приличному человеку лучше молчать, если уж вляпался.
Быть простофилей можно и на необитаемом острове — вот Робинзон Крузо, при всей его двужильности и прагматичности — он же простоват, согласитесь? Романтик и джентльмен, с триумфом выходящий из, казалось бы, безвыходных ситуаций. Даже став «начальником острова», укротив природу и одолев всех злодеев, Боб Крузо остается таким же чистым и наивным, каким был, когда в поисках приключений бежал из родительского дома. Чтобы стать победителем, говорит его пример, совсем не обязательно становиться циничным и жестоким. А Герасим, утопивший собачку, хотя вполне мог не делать этого? А князь Мышкин?
Реакция нормального человека на само допущение, что князя Мышкина можно назвать лохом, вполне предсказуема: «Хамство и бездуховность».
Так в том-то и дело. Мы становимся лохами только на территории хама — того, кто либо противопоставлен культуре как таковой, либо представляет некую субкультуру, самоутверждающуюся за счет отрицания общепринятых норм.
Кто чаще пользуется словечком? Прежде всего, конечно, граждане с тюремным прошлым (будущим), а также симпатизирующие им элементы. С распространением гламуромании к блатным прим-кнули глянцевые парни и девчонки.
Кстати (ну просто в качестве любопытного наблюдения), даже нетрадиционно ориентированные господа, чье место в реальном мире шконок и маляв похуже, чем у любого лоха, запросто, без комплексов, пользуются пришедшим оттуда понятием. Неспособность противостоять обману, отличающую лоха, возведена в ранг самого страшного греха.
Впрочем, где только не встретишь это слово! В кабинетах и в кулуарах, на экране и в своем почтовом ящике: «Считают тебя лохом?! Докажи, что ты не лох! Пришли SMS на номер 0000 и докажи, что ты не лох! Чем больше SMS ты пришлешь, тем больше ты не лох!»
Для всех, кто словом или делом попирает лоха, важнее жизни — правильный имидж.
Для обитателей гламура — соответствие идеалу, выстроенному на отрицании обыденности и ширпотреба. А кто более обыден и ширпотребен в России, как не лох?
Для бандитствующих — образ крутого парня. Положение обязывает, и в угоду имиджу нужно периодически ущемлять кого-то и прессовать. Еще лучше, если такое положение вещей возведено в статус вселенской справедливости: «Он лох — он заслужил». Принимая подобные формулы, бросая мимоходом: «Да он же лох!» — мы с вами принимаем подобное мироустроение, в котором два полюса, два цвета: разводящий и разводимый — и больше нет места наивным и мечтательным, доверчивым и открытым, тем, кто поплатился за честность, и тем, кто пошел на компромисс с совестью. Потому что если ты лох, почему ты лох — уже не важно. И пусть хоть сам князь Мышкин. Лох — приговор, который не обжалуется.
Оказаться в положении лоха можно, лишь подвергнувшись унизительному акту разводки, который подразумевает некую добровольность: нужно самому сделать что-то неправильно (согласиться заплатить мимо кассы), чтобы тебя развели. Прозрение и впрямь болезненно. Потому-то так сложно сознаться в своем лоховстве. Одно дело быть побежденным грубым насилием, коварством, совсем другое — своими ножками пройти весь путь до роковой ямы и потом кричать оттуда: «Я здесь, спасите!»
Лохом может стать каждый. В том числе — разводящий. Все мы — потенциальные лохи. Так стоит ли пугаться? Завтра мы будем бдительней, и участь лоха обойдет нас стороной. А тот, кто нас развел, скорее всего останется таким навсегда. Вот если честно — готовы ли мы поменяться с ним местами? В смысле — стать таким, как он? Выпотрошить себя, выбросить на помойку все ненужное? Все эти фигли-мигли, культур-мультур. Кстати, как насчет десяти заповедей? Не манифест ли это лоховства: не укради, не возжелай? А Иосиф, которого так круто развели братья, — ну не лох ли?!
Обычно лох, попав впросак, начинает кипятиться, доказывает, что все это досадное недоразумение, рвется отомстить.
Даже одна из самых серьезных, на мой взгляд, попыток осмыслить явление, фильм Аркадия Тигая «Лох — победитель воды», не оставляет лоху выбора: только перестав быть собой, став героем, вечный лох Гореликов может вернуть смысл существованию, отомстить за друга, заслужить любовь. Вот только герои — не сущие ли лохи? Чего им неймется, чего подставляют себя, когда могли бы наплевать на все и жить в свое удовольствие?
Говорю же: лохи — все.
Любой, кого исповедующий эту систему ценностей пожелает сделать лохом.
Любой, кто окажется достаточно доверчив или неосторожен.
Любой, кто принимает игру. Это похоже на забаву, популярную некогда на Кубе: «Кто не прыгает — тот янки».
В общем, тому автомастеру, который меня развел, я остался благодарен. Я понял, что быть лохом — не страшно. По крайней мере не страшней, чем вляпаться в дерьмо: отмылся и пошел дальше. Теперь я с легкостью алкоголика из голливудских фильмов, встающего с репликой: «Хай, я Джон Пупкин, я алкоголик», могу сказать: «Я Денис Гуцко. Я лох. И мне не стыдно».
Коллаж АЛЕКСЕЯ БОРИСОВА