То, что почти никого не волнуют результаты конкурса Московского кинофестиваля (о которых вы, в отличие от нас, уже знаете), — не новость: в этом году, кажется, перестало волновать даже то, что это никого не волнует. (Подумать только, а ведь когда-то здесь Гран-при получал Феллини!) Странность, к которой все привыкли, — в отличие от Канна, Берлина, Венеции конкурсная программа ММКФ уже давно является не центральным событием фестиваля, а лишь утомительной нагрузкой для членов жюри и самых мужественных журналистов (конкурсный фильм начинается в 9:30). «Я думаю, победит такой-то!» — «Нет, я думаю, одержит победу эдакий-то!» — таких споров уже не услышишь в фойе московского мультиплекса «Октябрь», куда фестиваль переместился два года назад. Это когда-то фестиваль был для кинокритиков: теперь же здесь царит подлинная атмосфера «праздника кино», напоминающая обед в богатом купеческом доме, — и критики, пришибленные запахом ветчинки и лососинки с фуршетного стола, притихли, стоя там, где им и положено, в прихожей, ожидая милостивого приглашения.
То, что международный фестиваль стремительно превращается в международную ярмарку, — закономерный итог почти десятилетнего пребывания на перепутье: все 2000-е ММКФ, словно девушка, метался от китайского кино к корейскому, от иранского к концептуальному европейскому, от русского, наконец, арт-хауса к новому кино Восточной Европы — не в силах выбрать что-то одно: все такое вкусненькое, как говорилось в одном анекдоте. А остановиться следовало бы: мы живем в мире торжествующей специализации, и из всего того, что производится в киномире, следовало бы остановиться на чем-то одном, выбрать свою нишу, где и попытаться стать законодателем мод. До недавнего ММКФ честно, хотя и вяло, пытался свою нишу найти: последний шанс был связан с кино бывших соседей по соцлагерю — польским, чешским, венгерским и конечно же румынским кино, о феномене которого после двух фильмов — «Смерть господина Лазареску» и недавним победителем Канна «Четыре месяца, три недели и два дня» — уже можно смело говорить. Увы, теперь эти фильмы — лишь почетные гости ММКФ, но никак не его открытия.
Главная и традиционная беда ММКФ — отсутствие критерия, принципа отбора: непонятно, что фестиваль хочет сказать, жонглируя всеми этими двумястами фильмами ежегодно — совершенно разными по уровню, стилистике, тематике, проблематике и т п. Вся эта мешанина создает, конечно, приятное оживление, а в этом году даже начало напоминать советскую погоню за дефицитом: все залы переполнены и главных проблем теперь две: первая — попасть в зал хотя бы на что-нибудь, а вторая проблема — как выбраться из зала. Когда обнаруживаешь, что на экране меланхолически жуется очередная история любви между мальчиком и мальчиком, девочкой и девочкой, мальчиком и наркотиками, мальчиком и гонконгской мафией, мальчиком сорока лет и системой социальной помощи безработным... Почему этот фильм оказался здесь? Вот вопрос, на который часто нет ответа. Кто, с какой целью его отбирал? Кто этот убийца? Прямо детектив какой-то.
Назначенная три месяца назад программным директором ММКФ Кирси Тюккюляйнен, женщина остроумная, главным принципом фестиваля провозгласила: «Девственность не всегда является достоинством» — в том смысле, что не надо бояться, что на ММКФ приходят фильмы не первой свежести, то есть уже показанные на других фестивалях или вышедшие в прокате. (Как, например, конкурсная «Мой фюрер» Дани Леви, которая в России уже вышла на DVD). Главный отборщик ММКФ Андрей Плахов спрашивает с беспокойством у Кирси: «Ты думаешь, это не противоречит статусу фестиваля класса «А»? — и смелая финская девушка с улыбкой предлагает ему «не беспокоцца» (Кирси бойко говорит по-русски): «Ну и что? Показали и показали. Какое это имеет значение? Для российской публики это ведь все равно премьера».
Это очень показательная фраза: что немцу, читай, или французу «проехали», то русскому новость. И так сойдет. Этот фестиваль вообще запомнился большим количеством оговорок — они на многое открывают глаза. На открытии фестиваля мэр Юрий Лужков произнес минимум две фразы, которые наверняка войдут в книгу «Крылатые выражения Ю М. Лужкова», если такая появится: «В этом зале мы собрали цвет нашего ближайшего прошлого, и прекрасно, что наш фестиваль посвящен фильму «Летят журавли»… чтобы мы помнили о величии прошлого». Лужков, конечно, несколько оговорился: фильму «Летят журавли» был посвящен не фестиваль, а лишь его открытие (50 лет назад фильм получил «Золотую ветвь» в Канне), но и оговорка эта была грандиозной. Его поддержал Михалков, сказав о том, что ММКФ теперь будет стремиться вырваться из «пошлого списка шоу», чтобы стать настоящим хранителем культуры. Другие выступавшие также много говорили о том, что русские фильмы на ММКФ все сильнее и сильнее год от года, что отражает победное шествие русского кино в целом. (Представим себе, что организаторы Каннского фестиваля особой заслугой будут считать большое количество французских фильмов в международном конкурсе.)
«Ну и что, фильмов хороших и не было?» — спросите. Да были, они и всегда будут: и румынский «4-3-2», и чудесная «Жизнь других» — о странном гэдээровском кагэбэшнике, спасавшем диссидентов в 80-е годы; лучший, на наш взгляд, фильм фестиваля — «Официант» Алекса ван Вармердама, финская конкурсная «Мужская работа»... Есть, однако же, большие сомнения в том, что даже это веселье надолго.
Есть подозрение, что пока отборщики и организаторы ММКФ ищут и не могут найти концепцию фестиваля, она на самом деле уже сформулирована — и едва ли даже самим Михалковым. Судя по всему, следующий, 30-й, юбилейный ММКФ, который так кстати приходится на 2008 год, будет уже полностью ей соответствовать. Формулируется концепция все так же: «цвет нашего ближайшего прошлого», или, выражаясь не так изящно, «сохранение традиций». ММКФ никогда не был особенно свободен от политической конъюнктуры — как всякий крупный фестиваль никогда не свободен от идеологических нагрузок, но, по-видимому, теперь нагрузки прибавится. «Сохранение традиций», «сбережение культуры» — надо сказать, что это самая удачная из концепций для любого культурного мероприятия в России: чего-чего, а хранить мы умеем. О перепрофилировании фестиваля с открытия на хранение явственно говорит список программ ММКФ в этом году: две ретроспективы посвящены 75-летию Тарковского и Формана, еще две — Роберту Олтмену и Кустурице (чей вторичный, но зато оптимистический «Завет» открывал ММКФ). Еще одна программа называется совсем просто — «Список Михалкова»: президент фестиваля сам выбрал десяток фильмов, которые повлияли на него как режиссера. Наконец, ретроспектива «Прощай, СССР» - с фильмами 1990 — 1991 годов Оптимистическое «Прощай» никого не должно сбивать с толку: это именно такое прощание, когда джентльмен прощается, но никак не уходит. Да попрощались мы уже давно с СССР, хочется воскликнуть, какой год-то на дворе, милые! Нельзя ли чего новенького? Но тут же с опаской себя одергиваешь: хорошо уже, что не «снова здравствуй» — так что пусть уж лучше так.
Стать хранителем культуры — своей и мировой — почетное занятие, но, как правило, этим занимаются за неумением всего другого. Но самое потрясающее, что на этом «хранении» Михалков собирается еще и… заработать денег! Поскольку предполагает, что ММКФ с новым подходом станет «кинорынком, привлекательным для спонсоров и кинопрокатчиков во всем мире».
Это, так сказать, очень типическое, «нефтяное» мышление: рассчитывать на прибыль, ничего не создавая и не открывая. Кто-то из западных культурологов писал о прямой зависимости культуры страны от типа ее экономики: сырьевая экономика поддерживает традиционную культуру с ее фольклорными ансамблями и музеями. Страны индустриальные культуру превращают в шоу, стремясь зарабатывать на ней деньги. Наконец, страны постиндустриальные вкладывают деньги в новые культурные идеи, концепции, то есть придумывают новые правила в мировой культуре, по которым будет играть весь мир. Нетрудно догадаться, по какой из схем действует ММКФ: радовать зрителей премьерами чужих фестивалей, вестями с чужих культурных полей — ну а что ж, не новое, но тоже вполне приличное занятие для страны. ММКФ в его нынешнем виде как раз и есть квинтэссенция нового-старого типа культуры, которая в России устраивает сегодня всех: культура, которая знает свои пределы, никуда не лезет и не мешает, которая делает хозяину приятно, не злит и не тревожит. Так-то и хорошо. Как после обеда.
Фото ОЛЕГА НИКИШИНА/EPSILON