Писатели без жалости

Переделкинское кладбище пользуется большей популярностью, чем переделкинские музеи. В том числе и у вандалов. Недавно осквернив могилу Пастернака, они снова напомнили о том, как изменилась жизнь в писательском поселке

Анна Рудницкая
Фото Сергея Исакова

«Он иногда поворачивается лицом к людям, а иногда его совсем не видно. Это символизирует мятущуюся душу поэта»Вопрос «Как пройти в библиотеку?» в Переделкине неактуален. Куда больше шансов быть спрошенным: «Как пройти к могиле Пастернака?» (случается, что с ударением на последний слог). Ответ: «Идите вдоль ограды, там увидите белый камень» — уже не вполне точный. Камень на могиле Пастернака почернел после того, как в начале ноября неизвестные вандалы подожгли пластиковые венки, сложив их в кучу вокруг памятника, а заодно сломали и побросали рядом кресты с трех соседних могил. Там же была обнаружена сожженная тыква, в результате чего появились минимум четыре версии случившегося: сатанисты, любители Хэллоуина, поклонники «Русского марша» или просто местные хулиганы. Ни подозреваемых, ни задержанных пока нет.

Корреспондент «Огонька» попыталась выяснить, можно ли защитить хоть каких-то постоянных обитателей Переделкина — если не живых, на которых давно покушаются строители коттеджей, то хотя бы мертвых.

 

ПИСАТЕЛИ — ПОЛЯРНИКАМ

— Да-да, обязательно поговорите с заведующим кладбищем! Очень полезное знакомство… — напутствовали корреспондента переделкинские жители, попросившие не называть фамилий. Они же рассказывали про прошлую заведующую, легендарную Марью Егоровну, которая «рулила» кладбищем чуть ли не полвека, а четыре года назад умерла.

Нынешний заведующий переделкинским кладбищем, подразделением МУП «Видновская ритуально-похоронная служба», Илья Давыдович Гогадзе с виду похож на Роберта де Ниро в фильме «Однажды в Америке». Довершая образ, к интервью он приступил со словами, сопровожденными обаятельной улыбкой: «Будете задавать слишком много вопросов — застрелю».

Поэтому корреспондент спросила только, что он собирается делать с вверенными ему могилами в связи с недавним происшествием.

— Никто ничего не сделает, пока гром не грянет, — уверенно ответил директор.

— Разве еще не грянул?

— Нет. Вот если могилу у входа осквернят...

Прямо у центрального входа на переделкинское кладбище, давно закрытое для захоронений, располагается совсем свежая… даже не могила, cкорее, небольшой мемориальный комплекс, где похоронен некто Захар Иванович Акопов, 1928 года рождения. Знакомые с проблематикой источники оценили стоимость получения разрешения на такую могилу в 20 тысяч условных американских единиц, не считая накладных расходов.

— Кто он? — уже рискуя, видимо, жизнью, спрашиваю у директора.

— Покойник, — отвечает.

— Ну он писатель?

— Покойник.

Есть, однако, поисковая система Яндекс, разговорить которую чуть легче, чем заведующего переделкинским кладбищем. Если Яндекс не путает, то Захар Иванович Акопов действительно не чужд печатному слову — будучи членом Союза журналистов России, он редактировал газету «Вестник Водоканала» (оба слова с большой), а до этого являлся директором этого самого Водоканала в городе Ростове-на-Дону. И даты жизни совпадают. Впрочем, окружение у него в любом случае достойное. Чуть дальше в глубь кладбища похоронены родители почетного полярника России, председателя попечительского совета фонда «Участие», кавалера множества орденов Русской православной церкви Сергея Анатольевича Михайлова — который обижен на известность под именем Михась.

А всего на закрытом кладбище происходит около полутора сотен захоронений в год.

 

Поэт анфас и в профиль

Доступ ко всем могилам — а помимо перечисленных персонажей здесь похоронены Корней Чуковский, Арсений Тарковский, Юрий Давыдов, Юрий Щекочихин, Георгий Владимов… — свободный: на кладбище можно попасть не только через центральный вход, но и со стороны реки, где нет даже забора. В штате у Ильи Гогадзе два сотрудника, сторожа среди них нет. Камер слежения и даже просто освещения — тоже нет. Несколько лет назад спилили 30 опасных деревьев со стороны шоссе (то ли чтобы могилы сберечь, то ли чтобы кортеж патриарха Алексия II, у которого в Переделкине резиденция, случайно не повредить) — вот и все благоустройство знаменитого на всю страну мемориального места.

Памятнику на пастернаковской могиле, над которым трудилась известный скульптор Сара Лебедева, вообще не везет, хотя первый камень и простоял почти 40 лет. Сделанный из белоснежного, но слишком мягкого известняка, он потемнел от времени и многочисленных зажигаемых рядом свечей. Плюс надписи и рисунки: одни рисовали на камне крест, другие — шестиконечные звезды. Когда в 2000 году его решено было заменить на новый, старый памятник не выкинули, а отдали в Третьяковку — прямо так, со всеми надписями. Новый, точно такой же, сделал ученик Сары Лебедевой, добавив с тыльной стороны как будто «прорисованный» в известняке крест — чтобы меньше было соблазна у почитателей. А их количество со временем не уменьшается, и «все первым делом идут на кладбище, а не в музей», говорит явно знакомая с вопросом директор дома-музея Наталья Пастернак, невестка поэта.

Нечастые гости. «Все первым делом идут на кладбище, а потом уже в музей», - говорит директор дома-музея ПастернакаЭто она первой вызвала милицию, обнаружив оскверненный памятник. У Натальи Анисимовны свои отношения не только с творчеством Пастернака, но и собственно с памятником, на котором горельефом изображен портрет родственника:

— Он иногда поворачивается лицом к людям, а иногда его совсем не видно — просто белый лист. Это символизирует мятущуюся душу поэта. Еще я с ним советуюсь, загадываю, когда нужно принять какое-то решение. Если он анфас ко мне повернулся — значит одобряет. А если в профиль — значит надо еще подумать.

Известняковый Пастернак наверняка поворачивался анфас, когда приезжавший в Москву Квентин Тарантино срывал полевой цветок с его могилы, чтобы увезти с собой. Вероятно, он был обращен к миру в профиль, когда делегация из Индии, обнаружив в музее портрет Джавахарлала Неру вместе с Альбером Камю — двоих ходатаев за нобелевского лауреата Пастернака Б Л. перед Хрущевым Н С., — напрочь забыла про автора «Доктор Живаго» и принялась снимать фотографию земляка. И трудно даже предположить, куда смотрит поэт с памятника большую часть времени, глядя на застраиваемое коттеджами поле перед его домом, воспетое в стихах. История была долгой и громкой, но закончилась ожидаемо: после того как двух директоров совхоза «Московский», которому принадлежит поле, застрелили, третий согласился выдать разрешение на застройку, которая идет полным ходом.

 

Изгнание духов


Одинаковые надгробные плиты - это часть переделкинского кладбища, где похоронены старые большевики: члены партии с 20-х годов«Как обещало, не обманывая,
Проникло солнце утром рано
Косою полосой шафрановою
От занавеси до дивана...

И вы прошли сквозь мелкий, нищенский,
Нагой, трепещущий ольшанник
В имбирно-красный лес кладбищенский,
Горевший, как печатный пряник...»

 Писательница Алла Латынина, соседка пастернаковского дома-музея (ее дача расположена сразу за ним), читает Пастернака, как археологи Библию — с ориентированием на местности. И когда местность меняется на глазах, ее это огорчает ничуть не меньше, чем хозяйку дома-музея.

— Переделкинская аура уже ушла, — констатирует она вполне безнадежно, правда, добавляя: — Но еще живы люди, которые помнят, что она была. В этом доме жил Всеволод Иванов, мы очень близко общались и с ним, и с его женой Тамарой Владимировной. Она давно умерла, но, когда однажды мы собрались срубить клен под окном, кто-то из домашних спросил: «А Тамара Владимировна не будет возражать?..» Конечно, она тут ходит среди нас, я вижу перед глазами ее кресло, где она сидит с рукописями. А у следующего поколения уже не будет ощущения, что здесь живут переделкинские духи.

Про Сергея Агапова, директора дома-музея Чуковского, говорят, что это единственный в Переделкине человек, который всегда улыбается — «потому что ему Бог велел, ведь уныние — это грех». Одновременно Сергей Васильевич — единственный из собеседников корреспондента «Огонька», у которого происходящее в Переделкине не вызывает неприятия:

— От меня, видимо, все время хотят услышать, как это ужасно, что скупаются участки вокруг и в самом Переделкине и богатые люди строят здесь дачи. А по-моему, ничего страшного нет. Благодаря этим людям в Переделкине вновь появились дети. И их родители — по крайней мере, те, кого я знаю, — это вполне интеллигентные люди, они приходят в наш музей и приводят детей в библиотеку, которую построил Корней Чуковский.

В том, что Московская патриархия собирается построить рядом с кладбищем скотный двор, Сергей Васильевич тоже не видит большой опасности для памяти писателей, в доказательство цитируя… конечно, тоже Пастернака:

— Чем коровы могут повредить мертвым? На этом месте раньше ведь была деревня, и когда мы ходили на кладбище, особенно зимой, со стороны коровников шел неповторимый запах, который городские люди уже не знают: запах навоза и тепла, которое идет от животных. Это жизнь. И навоз — это жизнь. Пастернак писал: «И всего живитель и виновник, пахнет свежим воздухом навоз…» Когда ты идешь мимо кладбища и с одной стороны на тебя дышит жизнь, никакого оскорбления для мертвых нет, а есть самое настоящее то, что происходит на земле — есть смерть и жизнь рядом.

Сергей Васильевич напоминает и о том, о чем писатели предпочитают не вспоминать: первые переделкинские дачи были построены на месте деревенского кладбища и местные жители еще долго стучались в калитки писателей, прося разрешения навестить могилки. Так что уважение к памяти мертвых — уже довольно давно не наша национальная черта.

Впрочем, на вандалов, осквернивших памятник Пастернака, благодушие Сергея Васильевича нисколько не распространяется. Но он сильно сомневается в том, что сторож или охрана могут помочь делу:

— Город подступил совсем рядом к Переделкину. С тех пор, как по другую сторону шоссе построили новый микрорайон, случаи вандализма на кладбище участились. Это рвань, пьяная рвань. Но это наши дети, это мы их вырастили. И что теперь, поставить автоматчиков на могиле? Абсурд.

С ним скорее согласна, чем нет, Алла Латынина:

— Осквернение памятника Пастернаку — это национальный позор. А национальный позор не смывают установкой фонарей. Его осознают и переживают — если осознают и если переживают.

И все обитатели Переделкина согласны в одном: прежнего писательского поселка, где дачники ходили друг к другу в гости прочесть новый стих или отрывок из романа, в этом месте уже никогда больше не будет.

Мы разговариваем с еще одной соседкой пастернаковского музея Аллой Рахманиной, вдовой писателя Бориса Рахманина. Через какое-то время всплывает очевидная метафора — «Вишневый сад».

— А вам, — спрашиваю, — в «Вишневом саде» кто симпатичен? Раневскую ведь не жалко, правда?

— Не жалко, — соглашается Алла Ефимовна. — Жалеть ее не за что… Но все равно всегда жалко слабых. А жалости в Переделкине и не осталось. Это стало безжалостное место.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...