«… И его роднее нет — московских окон негасимый свет». Это слова из старой песни, которую вечный одессит Утесов когда-то душевно шептал из всех воспеваемых им окон.
А другого света в Москве, собственно, и не было.
Память обманчива, она быстро впитывает новое и перемешивает со старым, разрушая хронологию. Многие уверены, что в нашем городе светло по ночам было всегда.
Между тем столица мира и социализма жила в потемках. На улице Горького (тогдашняя Тверская) умеренно сияли сквозь листву еще неизведенных лип — что было, то было — желтоватые фонари умеренной яркости, на проспекте Калинина (Новый Арбат) светились скромные витрины и вечно перегоравшие на букву-другую названия молодежных кафе… Вот, в сущности, и все. Над переулками, даже центральными, в черном небе плыла дымная луна и сталью сверкали звезды. Послания «Летайте самолетами «Аэрофлота», «В такси все улицы близки» и даже «Слава КПСС» были написаны обычными красками на обычных полотнах и вечером исчезали. Действительно тысячи окон пылали только в спальных районах, в Дегунине и других Чертановых, но после полуночи почти все они гасли, и наступала первозданная тьма. Песня звучала, негасимого же света, увы, не имелось.
А за последние лет десять Москва стала едва ли не самым светлым в мире поселением. Переливающиеся живым огнем рекламные панно в три этажа высотой и подсвеченные, как декорации, фасады домов появились уже в новом веке. Уверяю вас, что на Пушкинской теперь ночи светлее, чем в Лондоне на Пикадилли-серкус и в Париже на пляс Этуаль, разве что на нью-йоркской Таймс-сквер реклама поярче и сияния побольше, но не намного.
Откуда берется весь этот свет — при дорожающих энергоносителях и горьких жалобах главного электрика на техническую отсталость — непонятно. Еще более непонятно, почему его раньше не было.
Возможно, это тот самый свет в конце туннеля, о котором принято упоминать к месту и не к месту. Но туннель вроде бы еще не кончился, а света полно.