Двенадцать серий «Бальзаковский возраст, или Все мужики сво...», стартовавшие в конце мая и финишировавшие в начале июня, стали нашим ответом американскому сериалу «Секс в большом городе». Давняя полемика на тему: есть ли секс в России или нет, продолжилась. Но теперь уже на художественном уровне
О художественном уровне нашей ленты, как, впрочем, и голливудской, меньше всего хотелось бы говорить. Не для того снимаются телевизионные сериалы. Они изготавливаются для рейтингов. А уж побочным следствием этого иррационального процесса оказываются вылезающие наружу подсознательные комплексы народных масс.
Если сериал смотрится, значит, он надавил на какой-то нерв в нашем сообществе. И если не во всем сообществе, то в какой-то отдельной его части, в той или иной возрастной его группе. Собственно художественные достоинства в этом случае не имеют особого значения. Тут важен определенный эстетический минимум. Будем считать, что он соблюден и в нашем случае. И не будем больше о больном, об искусстве. Поговорим «за жизнь».
.. Мужчина Томпсон, отвоевавший через суд право ходить на работу без галстука, попал на ленты информационных агентств и в новостные выпуски телевизионных каналов. Сначала кажется, что произошло это в силу курьезности судебного процесса. Но по размышлении приходишь к выводу, что внимание общественности привлечено к «казусу Томпсона» не случайно и что общественности виднее.
По аналогии (или по контрасту?) вспоминаются недоброй памяти наши советские времена, когда начальники запрещали подчиненным дамам приходить на работу в брюках. Мы тогда еще не знали, что это называлось дискриминацией по половому признаку. Постепенно она (дискриминация) как-то испарилась сама собой, выветрилась из служебных помещений без всяких судебных тяжб. И брючный костюм перестал быть вторичным половым признаком.
А галстук, стало быть, остался... По крайней мере на Западе.
И вот теперь, когда феминизм победно шагает по континентам, далекий друг мистер Томпсон поднялся на борьбу за равенство с деловыми феминами. И победил. И создал прецедент.
Что это: торжество «мачизма»? Или всего лишь акт «мужского феминизма»?
Впрочем, как это явление ни называй, а получается, что, несмотря на все усилия и успехи человеческого рода в многовековой битве за равенство полов, обнаружилось новое неравенство. Теперь уже мужчины иногда чувствуют себя внакладе: почему их стриптиз менее популярен и уважаем, чем женский, почему закон защищает только женщин от сексуальных домогательств, а мужчин — нет? То там их права ущемлены, то здесь они ощущают себя жертвами женского шовинизма и снобизма.
Строго говоря, «Бальзаковский возраст» — это не подражание «Сексу в большом городе», а адаптация чужого телевизионного формата к менталитету российского зрителя.
«Секс в большом городе» — это такая энциклопедия разнообразных коллизий, почерпнутых из опыта половой жизни четырех подружек. Даются коллизии не в алфавитном порядке, а, пожалуй, в хронологическом — день ото дня, от недели к неделе. Странное при этом остается ощущение от зрелища: понятно, что это никакое не искусство. Как жвачка — никакая не еда. И тем не менее какой-то смысл эта аудио-визуальная тянучка должна иметь...
Прежде всего инструктивный — для женской части населения и факультативный — для мужской.
Наш «ответ Керзону» с этой точки зрения не столь познавателен, не столь блестящ. Мы все еще живем на улицах разбитых фонарей, на которых за нашу безопасность отвечает не упакованный детектив Нэш на шикарной машине, а команда ментов на разбитом уазике, свойских ребят, перебивающихся от получки до получки, и не дураков выпить.
Американский «Секс в большом городе» прошел у нас без особого успеха. Как и «Детектив Нэш Бриджес». А «Бальзаковский возраст» взобрался на солидную рейтинговую высоту. Как и «Улицы разбитых фонарей». Свои реалии, стало быть, ближе к телу, к делу.
|
Романтические реалии российских девушек-подружек бальзаковского возраста Веры, Юльки, Аллы и Сони оказались узнаваемыми. Потому и срезонировали. Девушки-то они все не подлые. А, напротив, хорошие, особенно в душе. Они ведь не за эротическими радостями гоняются, а за счастьем. Дружба для них, участие в судьбе каждой и всех вместе — это все равно как поучаствовать в семейно-бытовом ток-шоу «Чего хочет женщина». Их жизнь — их собственное, личное ток-шоу. А мужчина — представитель какой-то иной цивилизации. Почти пришелец. С ним для начала надо установить контакт.
Есть такой американский фильм про поросенка Бэмбо и его товарищей по скотному двору. У домашней живности свои отношения друг с другом и с людьми, которые находятся на периферии сознания скотины. Животные — те же люди, люди — те же животные. Они составляют одну общность, но представляют две разные субкультуры.
То же самое мы видим и в сериалах: «М» — одна субкультура, «Ж» — другая. Птички-подружки, занятые в основном охотой на особей мужеского пола, слетаются стайкой за столиком в кафе или у стойки бара и обмениваются впечатлениями, наблюдениями, а также некоторыми соображениями обобщающего характера.
Не в том дело, что все мужчины выглядят несколько ущербными и дефективными. В том дело, что стороны обменялись позициями: теперь не «Ж», а «М» является объектом сексуального домогательства. То есть мужчина стал вещью и в каких-то случаях товаром. Феминизм победил в двух отдельно взятых телесериалах. И победу эту можно было бы признать полной, если бы в самом ее торжестве не чувствовался комплекс той самой ущербности, с которой вроде бы уже покончено.
Эти вечно сексуально озабоченные дамы напоминают не только поросенка Бэмбо, но и еще двух литературных собачонок — Меджи и Фидель из «Записок сумасшедшего». Они не менее озабоченные.
«Я тебе открою, — пишет Меджи своей подружке Фидель, — что у меня много куртизанов. Я часто, сидя на окне, рассматриваю их. Ах, если б ты знала, какие среди них есть уроды». Ну и дальше следуют подробности, аналогичные тем, что рассказывают нам по вечерам девушки из больших городов.
Сумасшедший Поприщин был потрясен, но не удивлен: «Я давно подозревал, что собака умнее человека».
Потрясенный телезритель то же самое мог бы сказать про женщину.
.. Это всегда так: слишком интенсивная борьба за стирание границы между противоположными сторонами в конечном итоге вырывает меж ними если не пропасть, то внушительную канаву.
Юрий БОГОМОЛОВ