МАЧО НЕ ПЛАЧУТ

К политикам-мачо, жестким и решительным, не ведающим слез и рефлексии, за последние годы привыкли все. Но буквально в последнее время появились сомнения, что это единственный психотип для политика

МАЧО НЕ ПЛАЧУТ

Политик начинает войну или непопулярные реформы, переписывает под себя конституцию или жестоко расправляется с оппонентом. Каждый раз, когда нечто подобное происходит, соратники и сторонники решительного человека говорят одно и то же: все мямлили, а он сделал, все выжидали, а он принял решение. Критиковать и рассуждать все хороши, а вот рубануть может только настоящий мужчина. Только такие и могут (должны) руководить страной (городом, губернией, штатом).

Не правда ли, знакомая картинка общественных нравов?

К политикам-мачо, не ведающим слез и рефлексии, привыкли все. Но буквально в последние годы появились сомнения в том, что это единственно возможный психотип для политика. Точнее, появились другие политики, позволяющие себе публично сомневаться и даже плакать. Впрочем, дело даже не в том, что такие люди в публичной политике появились, а в том, что общество перестало их отвергать. Сразу оговорюсь — львиная доля наблюдений, позволившая социальным психологам сделать такой вывод, касается стран Западной Европы, США и Канады, но никак не России. Астеничный и эксцентричный очкарик из каких-нибудь «зеленых» уже привычен в роли мэра университетского городка где-нибудь на юге Германии или в канадской глубинке, а у нас такого человечка на мэрских выборах сотрут в порошок. В Думу по чьему-нибудь списку он пройти сможет, но ясно, что не в публичной первой тройке. Попытайтесь сами вспомнить хоть одного плачущего российского политика. Бьюсь об заклад: единственное, что припомнят люди постарше, — это картинку пятнадцатилетней давности из зоны землетрясения в Армении. Советский премьер Николай Рыжков тогда не сдержал слез при виде катастрофы. Кстати, к этому отнеслись с полным пониманием и в Армении, и в Москве. Прозвища Плачущий большевик Николай Рыжков удостоился намного позже и совсем за другое — за бурю эмоций при обсуждении сценариев экономических реформ.

Начавшаяся предвыборная гонка в России естественным порядком перевела вопрос о слезах в политике в более понятную нам плоскость: а кто более востребован у нас? Рубящий сплеча мачо или сомневающийся очкарик?

Как водится, я стал обзванивать экспертов — политологов, социологов, психологов, имиджмейкеров.

— Борис Маркович! — начал отчитывать меня первый же эксперт. — Вы разве не знаете, что все эти слезы и сомнения на публике — стандартный трюк западных имиджмейкеров, призванный убедить публику, что данный политик — такой же живой человек, как все?

— Честно говоря, впервые такое слышу, — ответил я.

— Так вот, Борис Маркович, нашему избирателю все эти ужимки и прыжки глубоко чужды. Я провожу замеры общественного мнения десять с лишним лет и могу вам ответственно сказать: российскому избирателю важнее всего, чтобы политик был честным и порядочным. А какого цвета у него галстук...

— Я же вас не спрашивал про галстук! — взмолился я.

...Следующим по плану обзвонки шел знаменитый имиджмейкер. Он поведал мне, что политик в России, конечно, обязан подбирать галстук в тон к носкам, потому как домохозяйки могут и заметить нестыковку. Но вообще наш народ голосует только за умных, добрых, порядочных и честных.

— Но вы же не можете воздействовать на эти параметры! Вы же не можете сделать кандидата в губернаторы честнее или умнее! — воскликнул я. — Почему же вы тогда не вылезаете из командировок?! Чему вы там учите кандидатов? За что они вам платят?

— Дорогой мой коллега! Я в вашу профессиональную кухню не лезу, — обиделся собеседник, — и убедительно прошу вас не пытаться вникнуть в мою. Всего доброго!

...Всеми любимый и уважаемый политтехнолог просто в ужас пришел от моей наивности.

— Боже мой, вы с Луны свалились? Львиная доля выборов выигрывается административным ресурсом. Какое в этих условиях может иметь значение эмоциональный статус кандидата?

— Если имеет значение только властный ресурс, тогда технологи и имиджмейкеры должны сидеть без работы, — не сдавался я. — Что-то не припомню, чтобы кто-то из этого сословия просил милостыню...

— Нет, ну не всегда исход выборов предрешен, — смягчился технолог, — не все выборы выигрывает действующий руководитель. Все-таки избиратель не слепой. Технологии не более чем инструмент, позволяющий политику ярче показать то, что у него есть. Но это если только у него что-то есть. А избирателю прежде всего важны...

— ...честность и порядочность, — обреченно продолжил я.

...Моей последней надежной был мудрый и несуетливый политолог. Он молча выслушал мою пламенную речь про решительного Буша, астеничных мэров университетских городков и всплакнувшего на руинах Рыжкова. Потом вздохнул и спросил:

— А вам-то самому важно, будет ли политик плакать или сдерживаться на людях?

— При прочих равных было бы важно, — предположил я.

— Вот вы сами и ответили на свой вопрос.

...Я выключил диктофон. Мне было нечего добавить.

Борис ГОРДОН