Кто-то находит ее равнодушной и высокомерной, кто-то, напротив, — простым и обаятельным человеком. Конечно, я могу допустить, что она, как всякая женщина, может быть разной. Но чтобы до такой степени?! Листая с Таней ее фотографии, я была поражена — на меня смотрела такая разная, но в чем-то главном не меняющаяся Татьяна Васильева.
Я родилась в Питере. Но не люблю этот город. Питер для меня — сплошные потери. Детство было безрадостным, потому что мы жили тяжело, бедно. Много болел и рано умер папа. Все мрачные воспоминания связаны с этим городом. Я без сожаления уехала из Питера, хотя тоска по родным осталась. Этот город и сейчас для меня полон детских призраков. Человек так устроен, что из детства ярче всего помнятся обиды. Детство вообще складывается из моральных травм и обид. Хотя помню и праздники, и дни рождения, которые родители всегда устраивали, несмотря на нашу нищету. Я и не догадывалась, что можно жить иначе, думала, что сушки и чай на праздничном столе — нормальное явление.
|
«Я верю в судьбу. Как в нее не верить, если она так хорошо складывается, тьфу, тьфу, тьфу. Я многое уже попробовала и сейчас стою на всем своем багаже. И теперь могу идти дальше, экспериментируя на том, что уже накоплено. Я уже нахожусь в той поре, когда мне многое легко и в радость. Я не замечаю, как трачусь». |
Самое неприятное было связано со школой. Я ее боялась как огня. Боялась получить взбучку от родителей. Больная, с температурой ходила в школу. В общем, получила спартанское воспитание. Хотя сейчас понимаю, что благодаря этому у меня повышенная сопротивляемость. Сначала я училась в школе у Пяти Углов. Но после восьмого класса меня попросили оттуда — мои плохие оценки по математике, физике, химии портили картину успеваемости. То, что меня, как человека второго сорта, перевели в другую школу, стало для меня одной из первых травм. В старших классах я сумела завоевать очки среди новых одноклассников. Я их смешила, развлекала, читала стихи. Как-то сумела перебороть в себе невероятную стеснительность. Даже отличники стали считать меня человеком.
МОСКВА
Я поступила в Школу-студию МХАТ. Началась самостоятельная жизнь. Конечно, я была к ней совершенно не подготовлена. Но привыкла и прожила в общежитии в общей сложности около десяти лет: четыре года в институтском, пять — Театра Сатиры. Я себя нормально там чувствовала и даже не хотела уезжать. Жизнь в общежитии мне привычна. Я выросла в коммунальной квартире, в которой было 30 комнат и жили 30 семей, общая кухня с двумя раковинами и один туалет. Я человек из коммунальной квартиры. Меня не очень удручают гости, периодически живущие у нас в доме, я быстро адаптируюсь в любом сожительстве.
Представляете, комнату в общежитии — в ряд по 15 кроватей?! Но в отличие от коммунальной квартиры с ее постоянными скандалами и драками, у нас не было серьезных конфликтов. Сложности, конечно, присутствовали. Кто-то приходил в час ночи, а я всегда любила рано ложиться. Кто-то ночью варил макароны и долго их поедал, кто-то пел. В общем, мы то ссорились, то сближались. Но врагами никогда не становились.
Первый год взрослой жизни завершился первым самостоятельным отдыхом. Моя близкая подруга Таня Рогозина, сейчас актриса Театра им. Маяковского, соблазнила меня поехать отдыхать. Денег у нас практически не было. Сначала мы отправились на Рижское взморье. Погода стояла там отвратительная, и мы решили рвануть на Украину. В каком-то украинском селе сняли односпальную кровать, хозяйка нам готовила, а мы воровали в саду фрукты. Такой отдых нам показался скучным. И мы сели в автобус, уходивший в Одессу.
Денег оставалось совсем ничего. Но вскоре на наше счастье туда приехала отдыхать Марина Неелова со своими подружками. Мы были знакомы, она училась с Таней на параллельных курсах. У них с деньгами было получше. Мы жили вместе с ними, только на веранде. И подъедали за ними, особенно за Мариной. У нее был плохой аппетит. Они поедят немного и отставят тарелки. Мы ждали, пока они уйдут, и за ними доедали. Но для нас и это было нормально, потому что мы продолжали наслаждаться морем и солнцем. Мы были такими загорелыми, что на нас подходили смотреть на пляже. А загар был оттого, что нам некуда было, кроме пляжа, пойти... В один прекрасный день я готовила на веранде гречневую кашу с консервами «Мясо кита в рыбьем жире». Вдруг сзади раздается: «Пожар, пожар». Обернувшись, вижу — моя веранда, где на керосинке готовилась каша, пылает, пламя уже почти до дома дошло. Как я умудрилась этот пожар погасить сама, до сих пор не представляю. Наша хозяйка, вернувшись с пляжа и увидев, что мы чистим обгоревшую кастрюлю, начала нас успокаивать: «Ну подгорело, ничего страшного». И тут вдруг она заметила свой дом, но уже без веранды. Ее реакция была потрясающей: «Сейчас же купите мне обои и быстро уходите! Муж увидит, вас убьет!» На обои ушли последние деньги, отложенные на дорогу. На наше счастье муж хозяйки пришел в стельку пьяный и тоже не заметил отсутствия веранды. Дальше нам уже оставалось жить только на пляже. Продали с себя почти всю одежду и купили билеты в плацкарту. В плацкарте у меня не было места, и я двое суток пролежала под трубой на третьей полке. Но на этом приключения не закончились — мы отстали от поезда. Слава Богу, догнали. В Ленинграде уже была глубокая осень. А мы, черные от загара, вышли на перрон в сарафанах и в шлепанцах. Вот таким было наше первое двухмесячное турне. Не знаю, как мы вернулись неизнасилованными и не погибли от какого-нибудь цирроза или чахотки...
ТЕАТР
В Сатире у меня появились замечательные роли, но, думаю, они не были интересно сыграны. Я падала и очень сильно расшибалась. Не понимая того, что благодаря этому я росла и становилась актрисой. Заслуга Плучека в том, что он не снимал меня с ролей, которые я поначалу проваливала, и даже продолжал давать мне большие роли. А ведь ему все нашептывали. Сатира — вообще театр нашептываний.
|
Мне всегда везло с партнерами. Почти все в Сатире было сделано у меня рядом с блестящими актерами: Анатолием Папановым и Андреем Мироновым. Я их очень любила и боялась, потому что понимала, что как партнерша я не предел их мечтаний. Думаю, они меня просто терпели. Может быть, я ошибалась. На гастролях, помимо спектаклей, мы вместе проводили вечера: Шура Ширвиндт, Андрей Миронов. Они постоянно разыгрывали сюжеты с какими-то переодеваниями, шутили друг над другом, не боясь смеяться над собой. Это в них мне очень нравилось. Но таких привязанностей, как у нас с Валерой Гаркалиным, у меня не возникало нигде. В репертуарных театрах этого не бывает. Валера Гаркалин — мой постоянный партнер. Он очень глубокий, очень умный, тонкий. Я его люблю и не знаю, как это выразить другим словом. Ведь слова выше, чем «люблю», нет. Я его обожаю. Не знаю, за что мне такой подарок от жизни достался. С Валерой мы встретились в Ялте. Мы сидели и разговаривали за столом. И вдруг я его увидела. Он вышел, как из какого-то сна, и вывел меня из него. До этого я не знала о его существовании. Я думаю, что это моя находка, мое открытие. Поэтому я его никому не отдам. Настоящих мужчин вообще не так много. Валера — настоящий. Я всегда знаю, что хочу с ним встретиться. Если у меня тяжелый день, но я вспоминаю, что предстоит репетиция с Валерой, мне сразу становится легче. |
В Маяковке я провела десять лет, преуспела по количеству ролей, но они, к сожалению, не сыграли никакой роли в моей судьбе. Позже судьба привела меня в театр к Леониду Трушкину. Там могла сложиться замечательная компания, но мы расстались. Леня не простил мне того, что я из-за съемок не успевала на спектакль. В Театре «Школа современной пьесы» я чувствую себя уютнее, чем во всех предыдущих. Я знаю, что здесь за пазухой никто ничего против меня не носит. Только так и нужно общаться в театре. В жизни — не знаю. Это фифти-фифти.
Я вообще-то предпочитаю сразу выяснять отношения. У нас с Райхельгаузом чудные отношения. Мы с ним при первой встрече договорились, что не будем друг друга обманывать, хотя мне это очень тяжело дается.
...Я стала многое понимать, начав работать самостоятельно. Вообще же антреприза начиналась из такого сора... Я прошла через это. Мы собирались, скидывались по 30 — 40 рублей, покупали парики, костюмы и делали на свои деньги спектакль. Я и сейчас играю в своем костюме, сама покупаю себе колготки, всю парфюмерию, косметику. Зато это дает мне право считать, что я уйду и не буду никому ничего должна.
В антрепризе я никогда не буду играть то, что зрителям сейчас не нужно. Недавно мы выпустили новый спектакль «Золото» по пьеса израильского автора Йозефа БарЙозефа. Режиссер Роман Козак принес мне ее и сказал: «Почитай, вдруг понравится». И она мне настолько понравилась, что мы буквально сразу начали репетировать. Действие происходит в 70-х годах в Израиле. Еврейская семья бежит из Бессарабии. Я мать. У меня два взрослых сына: Валерий Гаркалин и Игорь Золотовицкий из МХАТа. Мне все равно сколько лет моей героини, хоть сто девяносто. Она очень сильный человек. Она может обогнать поезд, перелететь через гору. Это не сюр. Я к ней так отношусь, она для меня эпическая фигура. Я всегда мечтала о такой роли. Чаще всего они достаются мужчинам.
СЕМЬЯ
У моих детей сейчас критический возраст — у Лизы начинается, а у Филиппа еще не закончился. У него вообще свой оригинальный путь. Я это уже поняла и не требую от него того, что у него на роду не написано. Сейчас он учится в университете на юридическом факультете. Он пытался учиться и на актерском, и на режиссерском, и на менеджерском, и вот тут, слава Богу, остановился. Лиза, боюсь, пойдет по следам родителей. Очень много для этого предпосылок. Она очень возбудимая, эмоциональная, все время пляшет, на голове стоит в прямом смысле. Кроме этого, любит рисовать. Так что пока две дорожки наметились.
Я сумасшедшая мама, отовсюду звоню узнать, как они. Я бы и с Луны, наверное, позвонила спросить, что они ели и во сколько Лиза легла спать. Хотя стараюсь, чтобы они стали более самостоятельными, чтобы их не страшно было выпускать в жизнь. Чтобы их переделать, мне нужно переделать себя, а это очень тяжело. Так что, в основном, борюсь сама с собой. Пока успехи небольшие. Даже если дома есть обед, дети все равно будут питаться бутербродами. Должна прийти я, разогреть, поставить им на стол, и они съедят с удовольствием.
|
Я не ощущаю своих лет, но, по-моему, все так говорят.Мне все кажется, что я та же, что и в 15 — 16 лет. Да и мои дети не понимают, что я не их подруга. Но когда я очень устаю, когда мне нужно отдохнуть или я пью валокордин, они очень пугаются и начинают паниковать. Но вообще я рада, что я для них молодая. Я не делаю из себя матрону, хожу в джинсах, свитерах, куртках. Солидность мне совершенно не свойственна: ни в одежде, ни в поведении. Наверное, многие думают, что я придуриваюсь. Даже если я надену на себя паранджу, все равно будут говорить: «Это она специально сделала, чтобы привлечь к себе внимание». Я во многом согласна с Валерой Гаркалиным, который считает, что женщина не должна с собой ничего делать, а быть такой, какой создала ее природа. Я стараюсь не пользоваться косметикой. Только помадой — она поднимает мне настроение. Как я выгляжу в жизни — меня давно уже не волнует. Меня волнует, как я выгляжу на сцене и на экране. Там мне всегда хочется нравиться. Конечно, и в жизни это приятно, но не будешь же с утра ехать в метро на репетицию загримированной?! |
Я понимаю, что родители не имеют права никогда уставать от воспитания. И это приносит плоды, хоть и не сразу. Сейчас дети стали намного дружнее (у них восемь лет разницы). Раньше могли и подраться. Сейчас они более терпимы друг к другу. Иногда Филипп сопровождает Лизу, например, в парк покататься на коньках. Это бывает очень редко, но меня это радует.
МУЖЧИНЫ
В школе меня не интересовали мальчики. Я от них бегала, они не вызывали у меня никакого ощущения, кроме ужаса, так как были необаятельными и закомплексованными. Первый роман был странным, точнее это был не роман, в меня серьезно влюбился какой-то ненормальный военный. Молодой мужик вбил себе в голову, что он меня любит. Я оканчивала школу, и он ко мне прицепился. Начал ходить ко мне домой. Моя мама очень гостеприимная, все голодные всегда приходили к нам, и она стала его кормить. Он и подумал, что на него уже делается ставка. Крылья свои расправил, даже в Москву приезжал, когда я поступила. Но я от него убежала. Потом уже были настоящие романы. Позже я поняла, для того, чтобы нравиться мужчинам, не нужно стараться нравиться. Мужчины сразу чувствуют и пугаются таких женщин. И, как правило, пытаются от них убежать.
Между партнерами на сцене, в кино желательны хорошие отношения, но в любовные лучше не входить, потому что они обязательно закончатся, и тогда, наоборот, может начаться конфликт. Конечно, я тоже влюблялась в своих партнеров, но чаще всего не доводила это до романа, чтобы их не потерять. К тому же почти все настоящие романы среди партнеров никогда не перерастали ни во что серьезное. Кроме того, я никогда не могла бы увести человека, который мне понравился из сложившейся жизни, из его семьи. Для меня это совершенно исключено. Я думаю, у меня голова управляет, хотя по натуре я очень влюбчивая. Эта черта с возрастом не проходит, но можно спокойнее смотреть на все, потому что другие проблемы прибавляются. На увлечения остается все меньше и меньше времени и настроения. С возрастом я поняла, что ревность — то, с чем бороться бессмысленно. Это должно само пройти. Позже будет досадно, что ты себя так растрачивал на это жестокое, бездарное и бессмысленное чувство. Но бороться с ним тоже бессмысленно, его нужно пережить, хотя у меня и сейчас бывают такие всплески. В любви до сих пор мне свойственно больше отдавать. Раньше я переживала по этому поводу. Теперь разобралась — тому, кто больше отдает, значит, и нужно меньше. Тут все логично. Одно вытекает из другого.
Записала Марина ЗЕЛЬЦЕРФото из архива Татьяны ВАСИЛЬЕВОЙ
Но фото:
- 1960
- 1968
- 1970
- 1973
- 1974
- С однокурсницей и подругой Екатериной Градовой
- 1990
- 1998 С Александром Феклистовым и Валерием Гаркалиным