МЕМОРАНДУМ СТРУВЕ

Умные беседы об отличиях Аполлона от Афродиты

Вообще-то его зовут Георгий. Георгий Николаевич Струве. В трудовой книжке Георгия Николаевича отмечены три места работы — два университета и один колледж. Везде — преподаватель. Столько же у него и дипломов — экономический, юридический и психологический. Дневной, вечерний, заочный. В аттестате о среднем школьном образовании — тройка по физкультуре, четверка по рисованию, остальные пятерки. Мы сидим с Жорой на обочине автомагистрали, по которой мчатся иномарки. До ближайшей станции метро метров пятьдесят, но здесь, под единолично выросшим кустарником, у Жоры некий обособленный мирок.

Наливая Георгию Николаевичу второй стопарик, я вдруг засомневался: не имею ли дело с обычным «спивохой» — некогда интеллигентным, образованным человеком, опустившимся в результате перестроечно-рыночных трудностей? В Москве на пятерых бомжей приходится один «спивоха». В других городах России плотность таких типов больше. Оказалось — нет, не «спивоха».

На обочину Георгия Николаевича привело не только понятное желание подработать денег, но и душевная депрессия. Депрессия — оттого, что как-то вдруг исчезли цели: дети подросли, уважение на работе достигло абсолютного, жена не то чтобы приелась, а стала совсем уж... понятной. Двухкомнатная квартира в спальном районе, дача неподалеку от Лобни, потертый БМВ... Оттого, что заработано это все было унылым преподавательским трудом, стало Жоре в одно прекрасное утро как-то скучно.

Отыскал на даче старую шляпу, там же нашел фуфаечку со штанами. Вернувшись домой пораньше — отменил ради этого учебную «пару», — Георгий Николаевич отправился на новое место работы. Казалось, все оглядываются, показывают на него пальцем. В каждом втором встречном мерещился сосед. Наслушавшись историй о произволе милиционеров, вздрогнул при виде спешащего со службы сержанта.

Первый день попрошайничества принес Георгию Николаевичу 15 рублей и неописуемую радость от какой-то неведомой прежде свободы. Даже не хотелось снова надевать чистый костюм, галстук и проводить вечером семинар, объясняя студентам, что такое дебет и кредит. Опустив заработанные деньги в шляпу какого-то хмыря в метро — все же коллега! — Жора, по его словам, даже присвистнул от удовольствия.

Следующую неделю пришлось угробить на домашние хлопоты. Вновь сидя на согретой солнцем обочине магистрали, Георгий Николаевич поймал себя на том, что всю неделю тосковал по этому новому своему состоянию.

— Довольно долго, — рассказывает Жора, — я не пытался анализировать, что со мной происходит. Мне было просто хорошо. Интересные вещи начали вскрываться. Если бы в университете какой-нибудь нахал назвал меня козлом или уродом, я не знаю, что бы с ним сделал. Здесь все иначе. Постоянно слышу в свой адрес гадости. И ничего. Так и должно быть.

Георгий Николаевич всю жизнь стремился принадлежать к числу «правильных» людей: учился прилежно, дружил с добропорядочными мальчиками, домой поздно не возвращался, жену взял опять-таки из хорошей семьи. Люди, с которыми он теперь не брезгует пить из одной посуды, для него были «пакостью, которую не нужно трогать руками». На обочине Георгий Николаевич сделал очень важное для себя открытие:

— Пока живешь в одном социальном слое, другой представляется тебе аномалией. Но стоит переместиться в его систему ценностей, все встает с головы на ноги. Маргиналы в этом отношении счастливейшие люди: мир им кажется шире и универсальнее.

Преподавателю вуза из старинного дворянского рода Струве представлялось не просто неприличным — нелогичным копаться в урнах в поисках пустых бутылок: лучше пойти и за то же время заработать гораздо больше денег. Зато бомж Жора хорошо понимает, что деньги, во-первых, можно и не заработать, а бутылочки, по пять-десять штук, если рыскать неподалеку от палаток, каждый день будут. «Зачем работать? — задал как-то Жоре риторический вопрос дедушка Ваня — рекордсмен по собиранию бутылок (65 за день). — На хлеб-колбасу мне хватает, одежды в бачках хоть обхрюкайся, спать есть где...» Георгий Николаевич почувствовал, что ему возразить нечего.

Через месяц он стал своим у окрестных бомжей, нищих и получил прозвище «Стружка». Его глубокие познания, которые он хоть и осторожно, но иной раз высказывал, сделали его признанным авторитетом.

— Как-то между прочим я перечислил им богов Древней Греции. Для людей, не видящих принципиального отличия Аполлона от Афродиты, мое сообщение было шоком. Потом я объяснил им популярно, из каких компонентов состоит питьевой спирт. А когда просветил насчет наличного и безналичного расчета, благодарность моих соседей по тротуару не знала границ...

Все шесть месяцев, что Жора сидит на асфальте, ни жена, ни дети ничего не подозревают. Жора тратит на свое второе «Я» не больше трех-четырех часов по будням, неизменно возвращаясь к своему первому и основному «Я»: либо неспешной трусцой к ужину домой, либо — сев за руль БМВ — спеша на занятия вечернего отделения института.

Были в жизни нашего бомжа по убеждению и, что называется, «обломные» эпизоды. Особо вспоминаются две встречи: с сотрудниками правоохранительных органов и со своими студентами.

В случае с питомцами он оказался молодцом. Проигнорировав их открытые от удивления рты, Георгий Николаевич как ни в чем не бывало начал спрашивать об успехах в учебе и только в конце добавил: «Вы не удивляйтесь. Друг-режиссер попросил поучаствовать в съемке скрытой камерой, вон в окне того дома она спрятана. Что-то типа «Приколов нашего Городка»...

Гораздо неприятнее оказалась встреча с людьми в форме. Когда его зашвырнули в УАЗик заодно с пьяными и вонючими собратьями, Жора подумал: «Хана! Документов при себе нет, пойди докажи, кто ты».

Как и в случае со студентами, спасла фантазия. В отделении Георгий Николаевич выдал себя за журналиста, который собирает материал о сирых и убогих. Участковый сначала нехорошо смеялся: «Все вы журналисты», потом прислушался к речи, принюхался к одежде, проверил названный «Стружкой» адрес. Чистая майка под засаленным на приусадебном хозяйстве костюмом убедила окончательно. Перед Георгием Николаевичем извинились и даже предложили персональную охрану: мало ли что взбредет в голову этим попрошайкам... На следующий день «Стружка» травил своим новым приятелям историю про то, как менты клюнули на его байку про журналиста.

Бомжи веселились от души. А потом купили в складчину чекушку и сделали по кругу по глотку за «Великого Жору».

Фото А. Щемляева