НОВЫЕ РУССКИЕ КОШКИ

В странах СНГ, по самым скромным подсчетам, около 35 миллионов домашних кошек. То, как им здесь живется, — возможно, самый объективный индикатор жизни страны в целом. Как и следовало ожидать, им живется по-разному

Тема номера

В дореволюционном Петербурге в Зимнем дворце состояло на довольствии 600 кошек. Говорят, теперь их количество там увеличилось до 800, но они переведены на хозрасчет по принципу: поймаешь мышку — поешь, упустишь — оставайся голодным. Капитализм.

Еще лет десять назад у нас считалось, что кошка — нечто вроде живой игрушки или дешевого ходячего средства для уничтожения мышей и крыс. И вот — перестройка.

Занавес рухнул, и нашим кошкам открылся необыкновенный мир кошачьего аристократизма. А пролетарские держатели кошек обнаружили, что единственным привилегированным классом при капитализме являются домашние животные, в том числе кошки. Это возбудило жгучий интерес к мировому кошачьему сообществу. Флаги всех держав зачастили в гости к нам: ежегодно проходит неимоверное число выставок, посредством которых обогащается российский генофонд и на которых, как оказалось, какие-то люди зарабатывают деньги. С другой стороны, всем давно и надолго понятно, что интерес населения к проблеме провоцируется исключительно тогда, когда это кому-то нужно. Кошачий бизнес в России — одна из немногих процветающих отраслей экономики, становление которой, кстати, произошло без всякого участия государства.

Однако и тут у нас свои особенности. Если выставки приносят доход, то они есть и мы о них знаем. Если зарубежным продавцам готовых кормов надо завоевывать российский рынок (поле непаханое — пока не больше двух процентов хозяев кормят кошек всякими вискасами), то и проводится крупномасштабная пропаганда красивой кошачьей жизни. Пусть объедаются. А если не нужны никому бездомные кошки, их объявляют эпидемиологическим фактором, варварски отлавливают и, варварски же убив, сжигают. Как в былые времена. Такой гибрид кошачьего капитализма и живодерского социализма.

Появились люди, которые зарабатывают на хлеб с икрой лечением домашних животных. Появились и те, кто крадет дорогих чьему-то сердцу кошек и на это живет. А значит, неизбежно появились и другие — те, кто профессионально занимается кошачьим сыском. Социальное расслоение кошек повлекло за собой всеобщее повышение жизненного уровня людей. Кто кому должен быть благодарен?

ПЛАТА ЗА ЛЮБОВЬ

Приобретать кошку в переходах метро или на Птичьем рынке может
только очень наивный человек

Все продающиеся там животные — беспородные. Они могут быть миленькими и чистыми, но они не аристократы, они — плод случайных связей. Иногда торговцы дают и родословную, но верить ей нельзя. А уж по части болезней и вовсе нет гарантий. Между тем купленный вами котенок через несколько дней может запросто умереть от обыкновенных глистов.

Лучше взять котенка у хороших знакомых. А еще лучше — купить в клубе или на выставке. Клубные животные — только породистые. Они результат многолетней племенной и селекционной работы. Хозяин кота не допускает к вязке кошек среднего класса, так как не желает себе недоброй славы. А именно кот — носитель породы, котятам передаются и его внешность, и характер. А характер, как мы знаем по людям, будет поважнее статной выправки. На выставках, где, собственно, и вершится аристократическая карьера кошек, с соревнований безоговорочно снимаются агрессивные животные. Таковы международные правила. В хорошем характере потомства заинтересованы и хозяйки рожениц — легче его воспитывать. А поскольку самые большие кошколюбы становятся заводчиками, то получается так, что они культивируют в разводимых кошках и необыкновенный окрас, и определенные черты характера. Поэтому за товаром, который предлагает клуб, стоят не только большие деньги, но и титанический труд огромного числа талантливых кошачьих педагогов. Само разведение для многих из них — увлекательная возможность вести научные эксперименты.

Визит в клуб обязательно начинается со встречи с клубным генетиком. Он расспросит вас, в какую семью попадет питомец клуба, кто будет им заниматься, какие жизненный уровень и жилплощадь в состоянии ему обеспечить, а уж тогда предложит проехать к такому-то члену клуба и посмотреть на кандидата. Разумеется, вместе с котенком вам вручат метрику, заверенную клубной печатью. Со временем вас могут принять в клубное сообщество, но для этого надо показать себя настоящим любителем животных.

Клубов в Москве не менее 70, в стране — еще 400 — 500. Появляться они стали с 1987 года, когда у нас возникло движение кошатников. Нашим энтузиастам тогда открылся зарубежный многоцветный кошачий мир со своими твердыми правилами и давними традициями. Довольно странная отрасль жизни, сочетающая откровенный бизнес с безоглядной влюбленностью в этих обитателей нашей планеты. За несколько лет наши кошатники перешли от колхозной самодеятельности к индустриальному профессионализму и на равных вошли в кошачью Организацию объединенных наций — ФИФе и другие международные организации.

Как и в других рыночных сферах, наш кошачий заполонили сначала исключительно импортные животные, к примеру персы, пик популярности которых сейчас пройден. Цены в персидской империи из-за невероятного разнообразия товара колеблются от 100 до 2000 долларов. Выходец из лучших питомников Европы с титулованными родителями, чемпионскими званиями и медалями может стоить и больше 2000.

Аристократы не только по родословной, но по внешности и по повадкам — британские короткошерстные и шотландские вислоухие. В знаменитом клубе «9 жизней», которым руководит доктор биологических наук Ирина Полянская, английскую кошку могут продать за 500 — 600 долларов.

Донской сфинкс на нашем рынке стоит 1000 долларов, а канадский, по которому сходит сейчас с ума просвещенная Европа, и того более.

Начинает появляться интерес к отечественным породам. Очень популярны сибиряки — наше национальное достояние. Цены — от 100 до 300 долларов. Практически каждая отечественная порода представляет исторический курьез. Например, русская голубая завезена к нам из Англии (откуда, кстати, невероятно трудно вывозить любых животных из-за множества условий и ограничений). Легенда гласит, что русские голубые (кошки) во времена Петра I пропутешествовали в туманный Альбион из Архангельска с моряками наших и английских кораблей. Теперь вот состоялось триумфальное возвращение из эмиграции.

Однако настоящей сенсацией последних лет является курильский бобтейл — животное, привезенное в 1992 году с острова Итурупа (один из Курильских островов) известной московской кошатницей Татьяной Бочаровой. Порода эта возникла сама собой в результате смешения сибиряков, якоша и японских бобтейлов. Кошка, не имевшая никакой родословной, оказалась так хороша и произвела на мировую общественность такое впечатление, что в 1996 году Международная организация любителей кошек утвердила стандарт на ее породу. Удивительное животное, характером больше похожее на преданную и всегда благодарную собачку, завоевывает все больше поклонников у нас в стране и за рубежом и успешно поднимает наш международный авторитет.

УРЕЗАННОЕ ДОСТОИНСТВО

Потерять достоинство тоже можно с достоинством

Люди говорят о проблеме бомжей. Решение очевидно — их надо как-то возвращать в общество. И люди же говорят о бомжах-кошках. И решение снова очевидно: вместо того чтобы тратить безумные деньги на очистку столицы от бродячих животных конкретно к 850-летию города, надо бы их всех переловить и кастрировать.

Английское общество защиты животных вообще призывает кастрировать всех домашних тварей, не обладающих племенной ценностью. Поэтому сейчас на Западе вопрос о бродячих животных не так злободневен, как у нас. У нас он злободневен по двум причинам. Первая: их много, а мы одни. Вторая: мы гуманисты, нам легче топить котят, нежели лишить четырехлапого друга полноценной сексуальной жизни. Между тем если долго сидеть и считать в столбик, то получится, что негуманное уничтожение одной кошачьей особи обойдется городу в 1 млн. рублей, в то время как себестоимость более человечной кастрации — 100 тысяч (плюс расходы на бензин). При желании кошачью демографию можно стабилизировать таким способом лет за 5 — 7. Одну из крупных акций проводит благотворительный фонд «Зоозащита», который два года совершенно благотворительно оскопляет всех желающих.

Котов кастрируют по причине воплей на крышах и знаменательного парфюма на новых обоях. Кошек — по причине потомства, которое она приносит в среднем два раза в год, и криков, которые она устраивает в знак протеста против отсутствия мужского плеча поблизости.

Контрацепция как выход из положения — несостоятельна. Нет на нашем сегодняшнем рынке качественных препаратов. Практически любой ведет к сильному гормональному сбою и сократит кошачью жизнь на несколько лет. Французы тем временем додумались лишать котов потомства медикаментно и сверхгуманно: вводится препарат в семенники — и вся любовь. В том смысле что любовь, секс, кошачьи свадьбы — в прошлом. Но это только эксперименты.

В мире разработана альтернатива кастрации. Это тоже операция, но в результате просто перекрываются семяпроводящие пути. Получается полноценно гулящий четырехлапый, за минусом потомства. В отечественных клиниках считают, что цель не оправдывает средства: в двух из пяти экспериментальных случаев детородные функции восстанавливались (гинекологам известен этот феномен, когда женщины с перевязанными маточными трубами беременеют).

Итак, пока цивилизованный мир не нашел полноценной замены кастрации. Сегодня в Москве работают около 15 государственных ветклиник (по одной-две в каждом округе) и еще множество коммерческих ветклиничек. Малообеспеченным котам лучше держаться подальше от центра. Цены здесь кусаются не хуже собак. Стоимость мини-операции постепенно снижается при продвижении в глубь державы — до 80 тысяч рублей против 200 в центре.

Подмосковье: под местным наркозом за 50 штук, боли не будет. Только вы его держать будете, чтоб не кусался. Чуть ближе к столице: от 50 до 100 тысяч, смотря под каким наркозом — местным или общим. Центр: только общий наркоз, не беспокойтесь, это минутное дело за 150 тысяч. Самый центр: от 250 и выше, зависит от анатомических осложнений.

Летальный исход почти нулевой (в средней клинике в результате кастрации умирает один кот раз в три года). Существует у врачей свое собственное ветеринарное суеверие: как какая неприятность на операционном столе, так обязательно с рыжим!

Кастрируют котов и кошек (любого местожительства) примерно в одном возрасте — годовалых. Впрочем, здесь тоже не загонишь кошачьих под одну гребенку. Хозяева, которые хотят кастрировать животных по мере собственного озверения от запаха, зачастую приносят шести- семигодовалых котов. Поздно, батенька, теперь он, даже кастрированный, от принципов не отступится. С другой стороны, нельзя торопиться с операцией у котенка. В любом случае будет нарушаться гормональный фон: это уже будет не та киска, что раньше, поэтому, чтобы избежать мочекаменной болезни, полосатым необходимо сбалансированно питаться.

Вообще кошек кастрируют реже, чем котов: на две Дуськи приходится по пять Барсиков.

Наша справка:

Cредняя стоимость кастрации годовалого кота в Москве по округам (в тысячах рублей):

• Восточный — 150
• Западный — 50 — 150
• Северо-Восточный — 115
• Юго-Восточный — 115 — 120
• Юго-Западный — 150
• Южный — 150
• Центральный — 80 — 250

УТИЛИЗАЦИЯ

Мы их душили-душили, душили-душили...
Шариков

Мы должны знать, что мы варвары. Во всей стране нет ни одного официально зарегистрированного кладбища для животных, которые в любом развитом государстве являются нормой. (Напомним расхожую мудрость, что уровень культуры нации определяется ее отношением к покойникам.)

В США, например, 500 кладбищ для животных. Стоит захоронение от 75 до 500 долларов в зависимости от помпы (материал для гроба, памятник, оркестр). Мы превращаем четвероногого друга в эпидемиологический фактор, потому что единственное, что можем сделать, — это закопать его под окном или на даче. А зимой и того не можем. У нас нет кладбищ, зато есть крематории для животных — только бродячих.

Отлов каждого бродячего животного, его усыпление с последующим уничтожением в специальном крематории в Люберцах стоит государству более 1 миллиона рублей. Причем в официальных документах бездомные животные заменены синонимичным термином: «особо опасные биологические отходы».

Как ловят котов: на свалке или в подъезде выливают полфлакона валерьянки и дожидаются, пока все дворовые тигрообразные соберутся и перестанут адекватно оценивать роль личности ловца в истории. Тут на них накидывают сеть и в — каталажку. Раньше в Москве было 33 бригады ловцов. Сейчас их шесть. Зато финансируют их из расчета 700 — 800 тысяч за пойманного зверя. Когда спрашиваешь: «Мужики, а че так лихо?» — ссылаются на транспортные расходы.

А иногда так подфартит, что и на валерьянку им тратиться не надо. Был недавно случай, сдвинулся по фазе один замминистра на почве гибели нашей энергетики. В людях, короче, разочаровался. Поэтому натаскал с улицы три десятка котов и усадил их вместо домочадцев за свой стол президиума. У каждого тарелка, все как надо. А поскольку гулять он их не выпускал, они быстро уделали его квартиру и до кучи — потолок соседям снизу. Утилизация обширного семейства производилась при содействии милиции и ЖЭКа.

Ловцы говорят, что работать легче весной и осенью, когда идет гон и животные сбиваются в стаи. Отловленные кошки и собаки столицы традиционно свозятся на живодерню. Живодерня находится на улице Юннатов. Через нее «проходит» около 15 тысяч собак и кошек в год. Причем кошек раза в три меньше. По данным экологов из фонда «Зоозащита», в Москве миллион бродячих кошек. Значит, утилизируют примерно полпроцента. Плодотворно.

На улице Юннатов котов размещают по клеткам, где их держат три дня, чтобы хозяева могли найтись, если таковые имеются. Недавно эту безрадостную контору посетила немка-эколог, сердобольная фрау Вотке. Посмотрела и прослезилась. Забрала оттуда в Германию 12 собак. Я тоже прослезился. Это такая реакция слезных желез на аммиак. Четырехлапым здесь страшно, и они с повышенной частотностью делают прямо на пол. Во время моей экскурсии в первом помещении было 20 тузиков (по три в клетке), во втором, в маленьких клетках, пять кошек. Слезы льются, животных жалко, идеей утилизации этих отходов не проникаешься.

В Центральном округе Москвы за год выловили 2517 бродячих животных. Из них взрослых кошек — 301, котят — 418.

В общем, через трое суток после рокового валерьяночного кайфа кот усыпляется при помощи шприца. Трупы отвозятся в люберецкий крематорий для животных. Это заведение, с которым испокон века воюют экологи, по иронии судьбы носит жизнеутверждающее название — завод «Эколог». За переработку тонны трупов завод берет с живодерни почти 4 млн. рублей. Печи и термоаппараты там старые и могут «подвергать высокотемпературной обработке» не более тысячи тонн за год. Правительство Москвы хочет 6 тысяч. Поэтому в соответствии с 210-м постановлением мэрии в крематории «Эколог» ведется реконструкция. Стоит она 37 млрд. рублей.

Администрация завода рассчитывает скоро установить две новые печи, мощностью по две тысячи тонн в год, голландского или испанского производства. Директор заверил, что их стоимость «для Москвы грошовая — 1,5 — 2 млн. долларов каждая».

КОШАЧИЙ СЫЩИК

Его детективное агентство называется «Созвездие»

Профессия Валерия действительно уникальна — детектив по розыску домашних животных (в прошлом эксперт-криминалист милиции). На Западе такие услуги оплачиваются очень высоко, и зачастую дешевле найти опасного преступника, чем пропавшую собаку или кошку. Гонорар детектива в зависимости от престижности агентства и сложности задания составляет «там» от 50 долларов за час работы до 10 — 20 тысяч «зеленых» за поимку беглеца.

Сугробов и остальные 25 сотрудников его бюро о таких суммах даже и не мечтают. Случайно найденную тварь господню они отдадут хозяевам «за просто так», предоставив последним право оценивать в рублях или инвалюте степень своей благодарности. «Я вовсе не обижусь, если за найденную кошку мне от всего сердца пожертвуют 50 тысяч рублей, — заверил меня Валерий. — Будет на что накормить 16 кошек и 8 собак, которых я приютил у себя дома».

У бюро есть и «побочные заработки» — например, элитная дрессировка кошек для охраны дома. Нарвавшийся на бывших подопечных Сугробова вор сразу вспомнит, что домашняя кошка — это тот же тигр, разве только чуть меньше. Поэтому сидит над дверью. Порядок цифр за эти услуги тоже небольшой, но Сугробов всегда надеется на благодарность в инвалюте.

Что же касается розыска животных, то здесь никаких границ между богатыми и бедными нет. Такса для всех одинаковая и обычно не превышает 40 — 50 тысяч. Если животное «новорусское», то вознаграждение, само собой, будет соответственным.

А искать потерянную кошку несложно. Сначала обзваниваются все московские и областные отловы и питомники — животное могли просто принять за бездомное и увезти. Во всех заведениях типа небезызвестной живодерни на улице Юннатов у Сугробова тайные агенты. Есть таковые у него и в кругах перекупщиков животных, они узнают, не появлялась ли на рынке в последнее время такая-то кошка. Информацию эту, кстати, ему поставляют совершенно бесплатно около 50 сердобольных любителей животных со всех концов Москвы.

После всех созвонов и опросов ловцы из поискового бюро едут к дому, в котором искомую кошечку видели последний раз. Иногда для верности из него с помощью специальных приманок выманиваются все обитающие там животные, повергая в ужас жильцов соседних домов. Дело в том, что в подвале обычной пятиэтажки могут спокойно обитать от 5 до 50 кошек. Со времени своего погружения в лоно зоологического детективного жанра Сугробов раскопал таким образом несколько подвалов, где подростки издевались над кошками. Подвал одного из домов близ метро «Юго-Западная» был просто завален в два слоя трупами кошек.

Иногда на след потерянной кошки приходится выпускать специально натасканную для подобного рода поисков сыскную собаку, которая, по словам Валерия, при желании даст фору всем таможенным выявителям наркотиков вместе взятым. Впрочем, бывают случаи, когда и описанные выше процедуры не помогают. Так, например, получилось недавно с одной женщиной, обратившейся к сыщикам за помощью.

Пропавшую дорогущую кошку, как оказалось впоследствии, «нашли» профессиональные похитители животных. Неплохо искали. «Добровольное вознаграждение», которое они потребовали после недельного молчания с хозяйки, составило почти 1000 «зеленых». Более чем необходимой здесь оказалась бескорыстная помощь Сугробова, вовремя обратившегося к своим знакомым в «соответствующие органы». Органы не подкачали, похитители сидят.

За неделю сыщики находят 20 — 25 домашних собак и около 10 кошек. Из них всего две-три собаки и две-три кошки действительно потерялись. Остальные, как это ни ужасно, стали жертвами жестокости собственных хозяев. Надоевших кошек, как мусор, выбрасывают. Валерию Сугробову все равно, какой породы найденное усатое существо. Он подбирает их всех.

Варе 20 лет. Она живет в двухкомнатной малогабаритной квартире со всеми удобствами на восьмом этаже. Она, что называется, русская кошка. Обыкновенная старая русская кошка. В смысле старая и в смысле не из новых русских. То есть права не качает и согласует свои требования к жизни со скромным бюджетом своей хозяйки — российской интеллигентки Натальи Ивановны, которая в качестве искусствоведа никогда бешеных денег не ведала. Когда родилась Варвара, никаких сбалансированных кормов советские кошки не знали. И посему перебивались с молочка на хек. Так и по сей день лопает старушка рыбку, в этом нет ничего особенного. А странно вот что. Наталья Ивановна утверждает, что Варя ничем никогда не болела (вопреки утверждениям врачей о том, что кошка с таким режимом кормления здоровой быть не может). Да, были кошки в наше время, не то что нынешнее племя.

Приключения. Случился по молодости один инцидент в небогатой на события квартирной Вариной жизни. В двухлетнем возрасте потянулась за воробышком и выпала с восьмого этажа. Отделалась... огромным синяком — и только.

Потомства у Варвары нет — в год ее стерилизовали, что может служить аргументом в пользу долгожительства нерожающих кошек, о чем свидетельствуют и ветеринары.

Фото А. Джуса, М. Шамоты, А. Эджумяна