ОТЕЧЕСТВЕННЫЕ ЗАПИСКИ

Михаил БОЯРСКИЙ, актер:

Частная жизнь

На телевидении каждая пешка мечтает стать королем. При этом все пытаются оборвать те плоды, которые ближе висят. Заставить себя потрудиться мало кто хочет. Но тем, что они часто появляются («Я, Петя Петухов, веду такую-то программу», «Я, Зина Байкина, которая поет»), они сами себе копают яму. Потому что чем больше их показывают, тем очевиднее, что все это ерунда. Устроили детскую игру: ой, смотрите, это я! Ну хорошо, а что ты можешь делать? Редакторы считают, что демократия состоит в том, что можно пускать в эфир все подряд. Это не демократия, это отсутствие вкуса, чувства меры, такта. А все остальное — это примитивный жаргон, тусовки, примочки... У них это называется фишки выруливать. Почему они должны выруливать на глазах у всех? Выруливайте у себя дома или сделайте программу для больных, которые не видели женских гениталий. Пускай смотрят, насладятся до конца. Но ведь это видят и дети! Другой разговор, что скоро многие вообще телевизор смотреть не будут. Я, например, его практически не включаю.

Екатерина ЛЕБЕДЬ, пенсионерка:

Два родных сына у меня, только один русский, а другой украинец. После рождения Саши в 1950 году муж стал свидетельство оформлять, а там в графе «национальность» написали «русский». Я-то ведь русская. Но муж — украинец. Он хотел, чтобы и сына тоже украинцем записали. Стал скандалить, а ему говорят, какая, мол, разница — русский или украинец, все равно все в Советском Союзе живем. Теперь вот появилась разница... Когда, через пять лет, второй наш сын родился, Алексей, отец его уже украинцем записал, настоял на своем. А по мне, так все мы русские. Вот и Саша про себя говорит: «Я — русский офицер».

Анатолий КОРОЛЕВ, писатель:

В Ново-Иерусалимском монастыре под Москвой в маленьком музейчике хранятся под стеклом вериги патриарха Никона. Признаюсь, я впервые увидел вериги. Это два железных бруска, согнутых таким образом, чтобы их можно было надеть на плечи. Мало того что они были неимоверно тяжелы, вдобавок они увенчаны острыми шипами величиной в полмизинца. Вериги монаха были предназначены для того, чтобы терзать до крови постящуюся плоть. Ничего подобного веригам мы не встретим ни на Западе, ни на Востоке, где одержимость Богом никогда не направлена против бренной оболочки.

Я не хочу ни осуждать вериги, ни поддерживать их духовную интенцию. Но вот о чем невольно подумалось. Когда идеалом монашеской церкви становится терзание плоти, уподобление христовым ранам, то в конце концов земля, озаренная православием, также уподобляется мистическому Божьему телу в час распятия. И такое поведение земли считается в принципе правильным. Вот еще почему наши пейзажи настолько растерзаны, весь национальный ландшафт истерзан до крови, доведен до состояния обморока и экологической катастрофы. Это не только результат обнищания наших идеалов, плод советской бесхозяйственности и экологического террора сырьевой державы, но это еще и роковая установка духа на стигматы, устремленность к подлинности бытия, которое невозможно без ран. Все чистенькое, умытое, ухоженное, по-немецки стерильное, украшенное цветами кажется нашему подсознанию фальшивым, лишенным правдивости, ложным и пошлым, наконец. Вот в чем трагедия!

Елена ИВАНИЦКАЯ, литератор:

Чем виднее воспитуемому воспитательный прием, тем слабее от него воспитательный эффект. Только в одной области это железное правило не действует — в области государственного, властного запугивания: сегодня так же, как и вчера, завтра так же, как сегодня, и все-то эту механику наизусть знают, но как начинается «у последней черты» да «завтра будет поздно», приходится ежиться и корежиться.

Наталья БЕЛЮШИНА, литератор:

Однажды мой приятель, движимый смутной ностальгией, взялся пересматривать свой старый школьный хлам. До глубины души растрогал его дневник класса пятого: в графе «что задано» он обнаружил приблизительный план сотворения мира. Вот, например, двустишие: