Пушкинская премия 1999 года присуждена поэтам Олегу Чухонцеву и Александру Кушнеру.
Награда учреждена немецким фондом Альфреда Тепфера "для поощрения пишущих по-русски литераторов" и присуждается в десятый раз. В денежном исчислении премия солидная — 40 тысяч марок. На этот раз ее поделят между двумя поэтами, которые, согласно формулировке жюри, "рассматриваются в России как ведущие лирики и наиболее типичные представители московской и петербургской литературных школ".
Конечно, так можно выражаться только находясь за пределами России: в довольно-таки хаотической литературной действительности, которая сложилась здесь, глагол "рассматриваются" немедленно вызывает вопрос — кем же это? Кого, куда ведут "ведущие лирики"? На деле Пушкинская премия — приз весьма академичный, дается за выслугу лет и рискнуть за всю десятилетнюю историю немцы решились только один раз, отвалив марки концептуалисту Пригову. Затем вернулись к проверенной обойме: либеральные авторы "толстых" журналов.
И Кушнер, и Чухонцев — представители одной традиции, которую можно назвать, к примеру, право-шестидесятнической или околобродскианской. Традиция, впрочем, громкое слово, точней было бы сказать тенденция. Это — в меру усложненная, насыщенная культурными аллюзиями поэтическая речь, которую можно упрекнуть разве что в некоторой интонационной вялости. Вот как звучит не лучший Кушнер: "Скучно, Гоголь, жить на этом свете! / Но повеет медом иногда / От пушистых зонтичных соцветий / Чудно жить на свете, господа!"
А вот — Чухонцев про иссякший, обандитившийся Коктебель: "В третью ночь полнолуния задул из степи муссон, / курортный сезон окончен, и шелест приморских листьев, / выжженных за лето до фольги, напоминает звон, / не знаешь, благовест за окном или высвист рецидивистов".
Вроде и о разном, и по-разному, а в обоих случаях возникает эффект deja vu: бывало, и тихий лирик дослуживался до секретарского чина в СП. Ну а кто не успел в СП — тем ждать Пушкинской.
МИХАИЛ Ъ-НОВИКОВ