Согласно атрибуции Ангелины Вовк, ведшей концерт, публика имела счастье прийти на "самую великую нашу певицу", "последнюю любовь фон Караяна". Однако само сопрано срочно перепрофилировалось из оперной звезды в эстрадную и покорило слушателей всем, кроме некогда звучавшего голоса.
Вообще-то, красавица-Казарновская должна была петь не одна, а с американским бас-баритоном Саймоном Эстэсом. Но в день концерта его фамилию на афише заклеили: певец, схватив грипп, остался за океаном. Зато из Сан-Франциско приехал Питер Грюнберг — пионерского сложения педагог-концертмейстер тамошней оперы. В Москве его ждали ослепительное сопрано, дирижерский пульт и симфонический оркестр государственного музыкального центра телерадио России под управлением Политикова. С пением Казарновской манера Грюнберга монтируется так же идеально, как расстроенное пианино и недоучка-тапер с немой кинолентой.
Разумеется, сказать о Казарновской, что она нема — значит соврать. Певица, напротив, хорошо говорит на немецком ("Саломея"), восхитительно шепчет на итальянском (речитатив Адриенны из оперы "Адриенна де Лекуврер"), а иногда даже выдает вполне узнаваемую строчку по-русски (письмо Татьяны из "Евгения Онегина"). Красивая музыка, нарядные туалеты, все-таки ни разу не остановившийся оркестр, как это немало для той части эстрады, которая штурмует Большой зал консерватории, иногда даже при поддержке великих музыкантов (вспомним позапрошлогодний концерт Евгения Светланова с Ларисой Долиной и Александром Градским).
Жаль немногого — той форы, которую при исполнении полуэстрадных шлягеров (как колыбельная Клары из гершвиновской "Порги и Бесс" или "О sole mio") мастера эстрады дают мастерицам оперной сцены. Печальная догадка недавнего времени о том, что голос Любови Казарновской навсегда остался в некогда охотившихся за ней театрах Met, Covent Garden, Colonn, сегодня подтвердилась. И все же два-три настоящих оперных звука были явлены московскому залу.
ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ