— Чем закончилась история вашей опалы в Минобороны?
— Она закончилась тем, что меня снова начали туда приглашать. Но я отказался. В настоящее время нахожусь в распоряжении министра обороны. Никакой должности в аппарате министерства не занимаю.
— Отстраняя вас от должности в 1996 году, тогдашний министр обороны Игорь Родионов так и не предъявил никаких обвинений. Пресса предлагала множество объяснений вашей отставки. Что же произошло на самом деле?
— Все обвинения в мой адрес были надуманными, а потому рассыпались как карточный домик. Но если меня незаслуженно ославили перед всей страной, то извинились кулуарно. Все прекрасно поняли, что произошло, сожалели, а нынешний министр обороны еще в марте предложил мне работать вместе. Но поезд ушел. При том состоянии, в котором находится сейчас Министерство обороны, я работать там не смогу. Изменить что-либо не представляется возможным, а мириться с тем, что происходит, я не привык.
— Какую должность вам предлагали?
— Главного советника Минобороны. Проект указа был уже готов, мне оставалось только дать согласие.
— Но вы предпочли Москве Карачаево-Черкесию...
— Да. Карачаево-Черкесия — моя родина. Зная ситуацию в республике, я долго сомневался, идти туда или нет. В последнее время обстановка здесь складывается не лучшим образом: падение производства, коррупция, массовая безработица, обнищание народа. Положение тупиковое. Нет ни ресурсов, ни помощи от России. Но если народы Карачаево-Черкесии доверят мне, я знаю, что делать.
— Говорят, выборам в Карачаево-Черкесии долгое время противилась кремлевская администрация?
— Я не знаю, кто больше не хотел выборов: администрация или Хубиев. Видимо, отдельные представители администрации под его давлением. Но такое сопротивление действительно имело и продолжает иметь место.
— Кто поддерживает Хубиева в Кремле?
— Я думаю, те люди, которые занимались кадровой политикой. Евгений Савостьянов, например.
— Москва будет поддерживать его на нынешних выборах?
— Я думаю, в столице уже понимают, что этого делать нельзя даже в противовес мне.
— Правда, что Савостьянов отговаривал вас идти на выборы в Карачаево-Черкесию?
— Да. Он сказал мне: "Владимир Магомедович, вы и не заметите, как эти сепаратисты возьмут вас в оборот".
— А может, и вправду возьмут?
— Это невозможно в принципе. У меня никогда не было сепаратистских взглядов и авантюристских настроений. К тому же подозревать меня, человека, которому еще в советские времена доверяли управление миллионным многонациональным военным организмом, в сепаратизме — просто несерьезно. Превратно была истолкована моя особая позиция по Чечне, суть которой — недопустимость решения этой проблемы силовым путем. Мои "доброхоты" тут же усмотрели в этом влияние моей жены, чеченки по национальности. На этом пытаются спекулировать и сейчас, искусственно создавая мой образ как последователя генерала Дудаева и пугая Карачаево-Черкесию "нашествием" чеченцев, если я приду к власти.
— Но ведь в республике наверняка есть прочеченские настроения?
— Абсолютно никаких. Хотя около 4,5 тысяч чеченцев официально прописаны в Карачаево-Черкесии. Чеченцы, как и многие другие народы России, вынуждены бежать от разрухи и неустроенности, чтобы найти работу и выжить. Так что проблема Чечни — это не только проблема чеченцев, а общероссийская. И решать ее нужно всем миром, не спекулируя на национальном факторе. Не надо делать из чеченцев общекавказское пугало.