Вчера официально стартовали проходящие под одной крышей IX Открытый российский и V Международный кинофестивали в Сочи. Рассказывает АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ.
Срок существования фестивалей, проводимых под эгидой Марка Рудинштейна, столь солиден по нашим временам, что "Кинотавр" (неофициальное, но прочно закрепившееся имя) кажется воплощением стабильности. Ведь он возник еще при советской власти. И проводится ежегодно, несмотря на периодически возникающие финансовые трудности. В этом году, помимо Рудинштейна, у "Кинотавра" появился еще один продюсер — Сергей Лисовский, который взял на себя информационно-рекламное обеспечение. Однако наиболее ценной в "Кинотавре" остается незыблемость традиций. Которую я бы даже рискнул назвать желанным застоем.
В свое время было потрачено немало слов, чтобы развенчать "тусовочный характер" Сочинского фестиваля и "пошлость" его ритуалов. В Сочи по-прежнему не видно толп местных жителей и курортников, заполняющих кинозалы; это не народный фестиваль в том демагогическом смысле слова, который нынче опять повсеместно насаждается. "Кинотавр", нравится вам это или нет,— фестиваль профессиональный. Поговорите по душам с любым отечественным продюсером или режиссером: выяснится, что одни из них готовы на все, чтобы прорваться сюда со своим фильмом, другие же, напротив, ни за что не хотят отдавать на растерзание в Сочи любимое детище, боясь позора уехать без приза. И то и другое — лучшее свидетельство престижности "Кинотавра".
Достаточно было прилететь сюда вместе с жюри и первой группой участников, разместиться в гостинице "Жемчужина", посетить поздно вечером облюбованный бар "Нептун" на пляже, чтобы снова окунуться в атмосферу расслабленного ожидания и безобидных интриг, которая раз в году в июне сближает обычно разобщенное кинематографическое сообщество.
Впрочем, нынешние интриги не столь игрушечны, как еще пару лет назад, когда шла кулуарная война между группами, лоббировавшими "Мусульманина" и "Манию Жизели". Сегодня "Кинотавру" не уйти от необходимости прояснить свой идеологический имидж. Потому что слухи о "смерти идеологий" оказались несколько преждевременными. И пора бесцензурной свободы, нынче прозванной "постмодернистской вседозволенностью", может довольно скоро остаться позади.
По каким критериям будут судить фильмы, особенно после установочных решений только что прошедшего киносъезда, заклеймившего "чернушную" новую волну? Станут ли тенденции, поддержанные на "Кинотавре", альтернативой унитарности "михалковского режима"? Эти вопросы если и не формулировались прямо, то висели в воздухе.
Что касается главного российского конкурса, всех занимает один вопрос: будет ли показан объявленный в программе и ставший легендарным после премьеры в Канне фильм Алексея Германа? Говорят, что Рудинштейн чуть ли не специально задержался в Москве, чтобы уговорить на это Светлану Кармалиту, сценариста фильма и жену Германа. Есть и убежденная оппозиция, которая считает, что включение в конкурс "Хрусталева" перекроет дорогу молодым и лишит смысла все соревнование.
Иностранцам, которые мало-помалу просачиваются в Сочи, такая логика не очень понятна. Они едут смотреть российское кино "в пакете". Кроме того, они привозят с собой фильмы самого разного свойства. Костяк "мейнстрима" (в рубрике "Хорошее кино для всех") соседствует с довольно маргинальными (конкурсными) первыми работами. Репрезентативная "Британская ретроспектива" (во многом дублирующая прошлогоднюю венецианскую программу "Британский Ренессанс") — с ретроспективой Теренса Дэвиса, одного из "священных чудовищ" интеллектуального кино. И совсем уж гостем из прекрасной эпохи обещает стать висконтиевский фаворит Хельмут Бергер, приглашенный в международное жюри.
В этом экстравагантном выборе вновь слышится отзвук концептуализма. Которым неутомимая кинотусовка все еще надеется заглушить вновь рвущийся в уши набат идеологии.