Выставочный сезон Эрмитаж завершает самой громкой выставкой прошедшего года: петербургский музей представляет ретроспективу одного из самых знаменитых среди ныне живущих архитекторов мира — испанца Сантьяго Калатравы. На ней КИРА ДОЛИНИНА увидела десятки архитектурных макетов, чертежи, рисунки, скульптуру, то есть всех видов статическое искусство, объединенное парадоксальным, на первый взгляд, названием — "В поисках движения".
Это очень телесная архитектура. Телесна она и в построенном виде, но так, в макетах и на чертежах, это свойство становится даже не лейтмотивом — самой сутью архитектуры Калатравы. Ребра, связки, жилы, кости. Скелет как идеальный остов для любого здания. Перекрученные мышцы как воплощенная метафора скрытой энергии. Крылья птицы как прототип излюбленного архитектором типа здания в виде раскрывающегося шатра. Этому принципу подчинено у Калатравы практически все: и его фирменные мосты всех размеров и видов, разбросанные по всему миру, от Венеции до Иерусалима, и стадионы, и оперные театры, и вокзалы, и купол над Рейхстагом, и кампус университета под Римом, и работа в историческом псевдоготическом пространстве собора святого Иоанна Богослова в Нью-Йорке, и чисто футуристическое пространство Города науки и искусства в его родной Валенсии. Что-то было реализовано, что-то нет, но в пространстве выставки проекты эти уравнены в правах — все есть чистая идея, фантазия, концепт в максимально обнаженном виде.
А еще это очень счастливая архитектура. То есть архитектура счастливого человека. В ней есть наивный восторг ребенка, собирающего свои домики из деталек конструктора — вот уже вроде совершенно феерическое нечто получилось, а ведь стоит, не падает. Сам 60-летний Сантьяго Калатрава на открытии выставки эту детскость архитектуры как таковой всячески подчеркивал: нажимал кнопки и включал свет внутри своих причудливых сооружений, нажимал другие — мосты и шатры приходили в движение, раздвигались и разводились, ощетинивались и расправляли крылья. Архитектура в этом своем движении оказывалась динамичнее графики, керамики и скульптуры, в изобилии представленных на выставке, а все вместе должно было говорить о главном свойстве искусства Калатравы — вожделенной всеми, но не каждому уготованной joie de vivre, "радости жизни", которую этот художник готов дарить своим зрителям. Недаром самыми желанными для него посетителями выставки, по его же словам, будут дети — те, кого можно заразить болезнью архитектуры как способа воплощения фантазий.
Однако все эти кнопки и выставочные аттракционы вовсе не значат, что выставка эта легкомысленна. Наоборот, это одна из самых продуманных выставок последнего времени в Эрмитаже. Обычно сумрачный огромный Николаевский зал Зимнего дворца словно наполнился воздухом. Легкие конструкции Калатравы, его абстрактные скульптурные модули, яйцевидные формы в проемах арок, классические фигуры на огромных листах бумаги сформировали внутри парадного дворцового интерьера совершенно индивидуальное пространство. Если Эрмитаж, как обещает, продолжит этот показ серией ретроспектив именитых архитекторов, то тон задан очень верный. Если же Калатрава останется тут одинокой заезжей звездой, то все равно урок, преподанный им городу, отвергающему, по сути, любую современную архитектуру экстра-класса, все равно не пройдет бесследно.
Кандидатура Калатравы для этого демарша выбрана почти идеально. Во-первых, он здесь ничего не проектирует и пока не собирается — нет даже налета скандальности. Во-вторых, это очень европейский архитектор, со всеми вытекающими отсюда обременениями в виде очевидной любви к Пикассо, Эль Греко, Гауди и Вазарелли, столь ласкающей слух и глаз надменного Эрмитажа. В-третьих, чрезвычайно успешный архитектор (за 30 лет он осуществил более 40 громких проектов) предстает здесь еще и как способный художник, и абсолютно гениальный инженер. Два его образования, архитектурное и инженерное, дали ему самое вожделенное в современном мире право — право мечтать и осуществлять свои мечты. И он им вовсю пользуется.