В четверг вечером из-под под стражи была освобождена главный фигурант скандала, связанного с отмыванием "чеченских" денег в АКБ "Трасткредит", президент этого банка Раиса Дадаева. По мнению адвокатов госпожи Дадаевой, это свидетельствует о том, что громкое дело может развалиться, не дойдя до суда. Корреспонденту Ъ СЕРГЕЮ Ъ-ДЮПИНУ удалось взять интервью у РАИСЫ ДАДАЕВОЙ.
Уголовное дело против г-жи Дадаевой и ее подчиненных было возбуждено в конце марта этого года. Тогда в "Трасткредите" и двух связанных с ним банках была проведена серия обысков, в которых участвовали более 200 сотрудников правоохранительных органов. Расследование, которое вели специалисты Следственного комитета при МВД России, установило, что через "Трасткредит" отмывали деньги чеченские группировки, действующие как в России, так и в ближнем зарубежье. Причем следствие сделало выводы, что значительная часть этих средств потом использовалась для закупки оружия и лечения боевиков. Всего таким образом только за три месяца этого года, утверждал СК при МВД, было отмыто более $20 млн.
— На каких условиях вас освободили?
— Под подписку о невыезде. Хотели продлить срок заключения еще на два месяца, но, к счастью, вмешалась Генпрокуратура. Я не знала, что у меня столько друзей. Встречать меня к тюрьме пришла уйма народу. Причем вы не подумайте, что одни чеченцы,— и русские были, и евреи. Потом мы все отправились ко мне домой на Ленинский. Накрыли стол, но я сидела с ними недолго. Слишком тяжел оказался эмоциональный шок, который я пережила.
— В чем конкретно вас обвиняет Следственный комитет при МВД?
— 172-я статья УК — незаконная банковская деятельность. Но по этой статье, как говорили сами следователи, под стражу стараются не брать. Тем более что у меня двое маленьких детей, а вменяемый мне ущерб — всего 137 тыс. рублей.
— Но представители СК при МВД утверждали, что ваш банк отмыл $20 млн!
— Ну о чем вы говорите! Ежемесячный оборот нашего банка составлял всего 20-40 млн руб. К тому же обналичка — это обывательский термин. На самом деле мы занимались расчетно-кассовым обслуживанием наших клиентов и платили за это процент ЦБ. Выдавали, конечно, и наличные. Но это обычная практика для любого банка, тем более что среди наших клиентов немало торгово-закупочных, агропромышленных и транспортных предприятий, которым необходимы наличные средства.
Следователи задавали такие детские вопросы, что у меня сложилось впечатление, что они ни черта не понимают в банковской деятельности.
— Вы действительно сотрудничали с боевиками, как говорят в СК?
— Я ненавижу боевиков. Из-за них в Чечне уничтожили дома моих сестер. Да и мое дело появилось только потому, что властям была нужна громкая кампания накануне выборов президента. Я уже больше двадцати лет живу в Москве, здесь родились мои дети. А мое родовое село Герменчук (под Шали) никогда не поддерживало экстремистов.
— Вы провели в заключении пять месяцев. Как к вам, чеченке, относились другие подследственные?
— Я сидела в Печатниках, в камере СИЗО, рассчитанной на 12 человек. Нас было 16. Первые два месяца спала на полу. Свою койку получила только после того, как из камеры убрали тяжелостатейниц — двух убийц и наркоманку. За все это время я только один раз видела своего ребенка. Причем следователь сказал, что хочет сделать мне подарок. 13 сентября, когда ему исполнилось два года, следователь разрешил нам свидание. Но даже поговорить со своим мальчиком я не смогла — нас разделяло толстое стекло.
— Что теперь собираетесь делать?
— Обратиться в суд с иском о защите чести и достоинства и репутации банка к пресс-службе МВД, Следственному комитету и СМИ, которые меня оболгали.
Попытаюсь и возродить банк. Ведь после арестов и обысков многие сотрудники из него уволились, а клиенты разбежались. Сейчас мои адвокаты пытаются добиться того, чтобы МВД вернуло нам сервер. Без него я не могу отправить отчет в ЦБ и начать работать.