"Я был на одном приеме в Монте-Карло, где никто не знал, кто он такой,— рассказывал корреспонденту Weekend лидер U2 Боно во время недавнего визита в Москву.— В зале был шум, все говорили, гремели посудой, никто не обращал внимания на то, что Мастер на сцене. И он сделал выдающуюся вещь. Вместо того чтобы играть громче, перекрикивать их, он делал звук все тише и тише, так что в какой-то момент вообще ничего нельзя было разобрать. И через некоторое время все заткнулись".
Речь шла о Леонарде Коэне, великом канадском барде, повлиявшем в современной популярной музыке на все и вся, от Ника Кейва до Энтони Хегарти, от U2 до Михаила Шуфутинского. Еще несколько лет назад, когда разоренный бывшим менеджером поэт решил вернуться к гастрольной деятельности, его гонорар для здешних промоутеров был неподъемным. Теперь его везут в Государственный Кремлевский дворец. Видимо, публика наконец доросла. И материально, и, так сказать, душой.
Леонард Коэн родился в 1934 году в Монреале. Он описывал его как город, где французы чувствуют себя меньшинством, потому что они меньшинство в Канаде, англичане чувствуют себя меньшинством, потому что они меньшинство в Квебеке, а евреи чувствуют себя меньшинством, потому что они везде меньшинство.
Отец Леонарда Коэна Натан шил и продавал одежду. Натан Коэн умер, когда будущему поэту было девять лет. Леонард написал посмертную записку в стихах и закопал в саду, вложив внутрь отцовского галстука. Это был его первый стихотворный опыт. Благодаря деньгам, скопленным Коэном-старшим, его сын изучал в юности Талмуд и Тору, а также брал уроки гитарной игры в стиле фламенко у студента-испанца, который подарил ученику еще один трагический сюжет: он покончил с собой, успев дать Леонарду всего три урока. Леонард Коэн любит говорить, что на этом его музыкальное образование и закончилось. В 17 лет он поступил в старейший канадский вуз — Университет Макгилла. Среди кумиров юноши были Уолт Уитмен, Генри Миллер, Уильям Йейтс и Федерико Гарсиа Лорка.
В возрасте, когда большинство рок-классиков уже познали вкус славы, а некоторые на пути саморазрушения совсем близко подобрались к последней черте, Леонард Коэн о музыке и не помышлял, может быть, поэтому и пережил большинство из них. Он на год старше Элвиса Пресли, на шесть лет старше Джона Леннона, на девять лет старше Джима Моррисона. В 1956 году, когда Элвис выпустил свой первый альбом, у Леонарда Коэна только-только состоялся литературный дебют — вышел сборник "Сравним мифологии". Леонард Коэн писал стихи, учился в аспирантуре нью-йоркского Колумбийского университета и даже каким-то образом был все еще причастен к семейной швейной фабрике. В 1961 году, когда Боб Дилан приехал в Нью-Йорк и стал выступать в клубах Гринвич-Виллидж, Леонард Коэн писал роман "Балет прокаженных", который, к слову, до сих пор не напечатан. Леонард Коэн никогда не торопился жить. Известна хрестоматийная история о встрече с коллегой, рассказанная им журналу Song Talk: "Дилан спросил меня, сколько времени ушло на написание "Hallelujah". Я сказал: "Практически два года". Когда я спросил его, сколько у него ушло времени на "I And I", он сказал: "Практически 15 минут"... Самое смешное в том, что я соврал. На самом деле на "Hallelujah" ушло почти пять лет. Конечно, и он соврал. У него, наверное, ушло минут десять". В остальном они с Диланом тоже полные противоположности. Коэн выдержал в Нью-Йорке всего три недели, после чего в срочном порядке вернулся в Канаду, впрочем, уже везя в себе вирус битничества. Переболел, правда, в легкой форме. Он устраивал в Монреале литературные чтения, похожие на битнические, но себя самого с битниками не соотносил, поклонение Дилана фолку не разделял, а рок-н-ролл считал ниже своего достоинства. Большую часть 1960-х он провел на греческом острове Гидра, придумывая стихи и прозу, пока не сочинил роман "Прекрасные неудачники". Газета Boston Globe написала: "Джеймс Джойс теперь имеет канадское гражданство". Новый Джойс бедствовал, переживал один за другим приступы депрессии и испытывал суровую зависимость от наркотиков.
В упомянутом выше интервью с U2 гитарист Эдж сказал, что Леонард Коэн "пришел в музыку, потому что увидел в ней интересный способ реализации своего интеллекта". Не совсем так. Коэн решился обратиться к песенному творчеству, лишь опустившись на самое дно. Дойдя до края. Он приехал в Нью-Йорк и ухитрился, не слезая с наркоты, продать две песни певице Джуди Коллинз и подписать контракт со студией Columbia. У Коэна покупали песни Джо Кокер, Дженнифер Уорнз и братья Невилл, а сам Коэн боялся сцены и уверял себя, что все еще поэт. Любил петь в психиатрических клиниках, редко устраивал большие турне. К 40 годам его жизнь уже годилась на то, чтобы стать основой для мюзикла, который и был поставлен в 1973-м. Когда в 1977-м продюсер Фил Спектор решил все же записать с ним настоящую поп-пластинку в духе "Let It Be" The Beatles, дело закончилось ссорой и провалом.
Пессимистический взгляд на мир, запечатленный на альбомах Коэна 1970-х, лишь усугубился в следующем десятилетии. Он гастролировал все меньше. В 1992 году вышел один из наиболее коммерчески успешных альбомов Коэна — "The Future", три песни из него вошли в саундтрек к "Прирожденным убийцам" Оливера Стоуна, но особой радости от жизни в его интервью не звучало. Он говорил: "Я единственный человек, которому падение Берлинской стены не внушило оптимизма". Большую часть 1990-х он провел в буддийском монастыре. Вернувшись в мир, продолжил записывать грандиозные по силе альбомы, а в середине 2000-х еще и стал давать грандиозные по силе концерты.
"Я тут думал о Коэне,— говорил Боно,— думал о тех персонажах, которые есть в его песнях, о декадентах, об искателях истины и обнаружил одну вещь: все его песни, которые мне нравятся, были написаны, когда ему было 50 с лишним или 60 с лишним. Я это понял, когда приближалось мое собственное 50-летие. Я подумал: "У-у, как интересно... Какой вызов!"".
Государственный Кремлевский дворец, 7 октября, 19.00