Петербургский Манеж досрочно отметил 2000-летие христианства. Юбилейная выставка называется "Истинно, истинно говорю вам...". Заняла она оба манежных этажа. В ней приняли участие 15 музеев Петербурга и пригородов во главе с Эрмитажем, Русским музеем и Музеем истории религии.
Громоподобной вывески и гигантских размеров пугаться не стоит. Выставка про то, как отправляет культ "маленький мир". Тот самый, что со времен Ильфа и Петрова отвечает Чемберлену резиновой "уйди-уйди" с его портретом. А на события большой китайской политики отзывается завлекательным балетом "Красный мак". Устроители сознательно исключили из экспозиции крупные имена: здесь показывают не исключения, а норму — мастеровитых середняков. Тех, что украшали не ватиканские соборы, а цеховые церквушки, провинциальные монастыри, бюргерские и мещанские квартиры. Большой мир на выставке тоже присутствует, но — ненавязчиво-виртуально: на экране обычного компьютера медленно сменяют друг друга репродукции знаменитых икон, картин и фресок, а в динамиках приглушенно рокочут то хоры моцартовского "Реквиема", то григорианские хоралы. Погоды он не делает.
Выставка организована научно: посреди зала красуется Евангелие среди четырех столбов, символизирующих авторов-евангелистов. Налево — католики. Направо — православные. На периферии — копты, армяне, эфиопы и крещеные мексиканские индейцы. Есть даже наши современники. Но кто есть кто хотя бы по национальности, нипочем не догадаешься. Пока не взглянешь на бирку. Европейцы представлены в основном однообразно гладенькой живописью, чья гладкость напрочь стирает географические и хронологические приметы. В маленьком мире все Мадонны исключительно белы, достигая у самых искусных умельцев такой бледности и прозрачности, дальше которой уже не может идти человеческое воображение. Что во Франции, что в России. Рассуждая о художниках большого мира, меркантильный момент принято опускать. Как будто художник рисовал, как в голову взбредет. Нравились Рубенсу "пышки", так у него даже самые несчастные героини будут сиять здоровьем и полнотой. Не то — художники маленького мира. Они постоянно хлопочут о том, чтобы нравиться как можно большему числу покупателей. Когда неизвестный мастер решает передрать "Оплакивание Христа" Рубенса, он непременно заставит персонажей похудеть — чтобы нравилось всем, а не только поклонникам Рубенса. Это не значит вовсе, что художникам маленького мира чужды были всякие формалистические выкрутасы. Ничего подобного. Взять, к примеру, анонимный экспонат из Фландрии XVII века. На передний план вывалена тьма всяческой снеди. Тут же, подоткнув передники, хлопочут кухарки. Ощипывают битую дичь, весело бьется огонь в печи. Где-то в глубине человечек в золотом нимбе что-то втолковывает меланхоличной девице. Понятно, что главный герой здесь — блюдо с яблоками. Картина эта — настоящий бестселлер: она писана по гравюре Больсверта с картины Йоса Гумара. То есть вначале с руками оторвали опус Гумара, потом, как горячие пирожки, разлетелись оттиски с него, но и после этого уже пришлось браться за кисть нашему анониму. Народ требует, ничего не поделаешь. Вне конкуренции — русские левши. Вот объемная икона работы Тележникова "Преображение" (1828). Здесь главный герой — гора, напичканная натуральными уральскими самоцветами, как козинак — орехами. Вверху болтаются вырезанные из картона раскрашенные маслом фигурки. Рама, конечно, толстая и золотая. "Да,— говорил, должно быть, покупатель,— богата земля русская", и расстегивал кошелек. Только переживешь гору-козинак, а тут уже многофигурное стеклянно-деревянное распятие с веточками кипариса, упрятанное в хрустальную бутыль на манер фрегата. А рядом берестяная келья св. Спиридона-просфорника, подробно выточенная до мельчайшей, размером с булавочную головку, просфоры. Расписные ложки, пасхальные открытки. В общем, гимн всемирному мещанству из обоих выставочных этажей сложился весьма пафосный. Симпатичнее всего выглядят периферийные мексиканцы и эфиопы. Ни за какими Рубенсами, а тем паче Гумарами они, ясное дело, не гнались. По причине культурной изоляции. Ваяли в народных традициях. Лежит себе кислотно-розовый мексиканский череп. Вокруг глазниц выписаны золотые ресницы. На лбу — золотой цветок, крестик. Зубы золотые. Улыбается так, что даже костяные скулы заострились. Мол, memento, между прочим, mori. Из той же оперы эфиопский Георгий Победоносец: ослепительные краски, плоские фигуры, зевака на дереве, Георгий с круглыми от волнения глазами. Все улыбаются, все довольны удачным ударом святого, даже дракон.
ЮЛИЯ Ъ-ЯКОВЛЕВА, Санкт-Петербург
Выставка открыта до 18 мая.