Венеция — самый грустный из европейских городов, самый зыбкий. Как любят говорить эстеты, она символ надломленной красоты. Традиционный венецианский карнавал не захватывает весельем, над ним веет дух обреченности, упадка и смерти.
Подобные настроения во многом восходят к повальному увлечению в начале века новеллой Томаса Манна "Смерть в Венеции", после прочтения которой если и не мерещится запах чумы, то на узкие улочки, тупики и валяющийся повсюду мусор, который попросту некуда девать, не обратить внимание невозможно.
Ежегодный венецианский карнавал действительно является гимном упадку и открыто эстетизирует смерть. Карнавальные маски если с чем-либо и ассоциируются, то только с посмертными. История карнавала является отражением истории города, но отражением своеобразным. Если в средние века, в период расцвета средиземноморской торговли и венецианского флота, карнавалы не отличались особой помпезностью, то по мере заката морского могущества республики они приобретали все более фантастический характер. Венецианская знать, накопившая колоссальные богатства, теряла былую силу, все более погружаясь в призрачный мир удовольствий. Венецианцы устремляются в действо, стараясь, вероятно, заполнить образовавшийся вакуум. Тогда о венецианском карнавале писали: "И пока он длится, все ходят в масках, начиная с дожа и кончая последней служанкой. В маске исполняют свои дела, защищают процессы, покупают рыбу, пишут, делают визиты".
Расцвет карнавалов пришелся на XVI-XVIII века, когда уже ни о каком могучем венецианском флоте и великой средиземноморской державе не могло быть и речи. Город послушно платил дань североафриканским пиратам, заигрывал то с французами, то с австрийцами, то с турками, проигрывал во всех войнах, которые вел, и бросал на ветер деньги, забываясь в суете масок и принимая за реальную жизнь лишь ее зыбкое отражение в воде. Джакомо Казанова в своей неутомимой погоне за наслаждением является лучшим символом той суетной эпохи.
Что-то, однако, меняется в нынешней Италии. "Фестивали получаются какие-то вялые",— сетуют венецианцы. Очевидно, карнавал, подчеркивающий несоответствие формы и содержания, все же не может до бесконечности черпать энергию из прошлого, пускай даже звенящего золотыми дукатами. Венецианский карнавал — индикатор национального здоровья. Чем больше карнавального веселья, тем меньше инициативы, тем меньше ответственности и предприимчивости. И наоборот.
Похоже, сегодня Италия выздоравливает.
МАРИЯ ГОЛОВАНИВСКАЯ