Атрибуция — больная и почти неизлечимая проблема российского арт-рынка. Официальные заключения о подлинности того или иного предмета искусства в России сами по себе часто оказываются фальшивкой.
Одна богатая дама решила по примеру Морозовых, Щукиных и прочих знаменитых российских собирателей заняться коллекционированием картин. Будучи страшно далека от любого вида изобразительного искусства, она зато трогательно доверяла любому чужому мнению. Галерея "Кино" рекомендовала ей три работы из своей экспозиции: известные художники, низкая цена, экспертиза подлинности у двух есть, третья в ней не нуждается. Она послушалась. И купила "Портрет балерины" Зинаиды Серебряковой, "Обнаженную" Антонины Софроновой и пейзаж Роберта Фалька. Как-то раз к ней зашел знакомый математик, и, едва взглянув на покупки, уверенно заявил: это фальшивки. Провели еще одну экспертизу: действительно подделка. Коллекционер пришла жаловаться в редакцию Ъ, принеся с собой экспертные заключения и поляроидную фотографию "Портрета балерины".
Все вещи подлинные
В сухом обычно документе — выданном галереей экспертном заключении — на сей раз чувствуется рука настоящего поэта: "Высокий профессионализм, великолепное владение техникой 'а-ля прима', мастерская передача юного обаяния натуры отличает экспертируемую работу", — пишет о Серебряковой "художник-реставратор высшей категории Никита Шарков". Во-первых, юное обаяние натуры не должно волновать эксперта — по крайней мере во время экспертизы. А во-вторых, художник-реставратор — не значит эксперт. А то получится так, как и получилось в нашем случае: проводя экспертизу подлинности подписи Антонины Софроновой, Никита Шарков не заметил, что фамилия ее пишется Софронова, а не Сафронова. Зато провел анализ в ультрафиолетовых и инфракрасных лучах.
Кто же такой этот Шарков? В галерее, от имени которой выдан документ, его фамилии даже не слыхали. Но заключение написано от имени ГосНИИРа (Государственный научно-исследовательский институт реставрации). Странно все же, что реставрационный институт позволяет своим экспертам такие вольности.
В отделе экспертизы ГосНИИРа, расположенного в елизаветинском дворце на улице Гастелло, Никита Шарков не работает. Он чеканщик в этом институте. Причем хороший. "Ничего не можем с ним поделать, — говорит начотдела экспертизы. — Прикрываясь именем института, сидит и пишет. И спроса с него никакого. Найти его, если не через знакомых, трудно — живет по большей части в деревне. А так — человек с фантазией, очень обаятельный, руки, прямо скажем, золотые, чеканщик замечательный". В начале своей экспертной деятельности он писал на институтских бланках с елизаветинским дворцом. Потом директор запретил: неэтично. Тогда реставратор высшей категории изменил тактику. Теперь пишет заключение на обычном листе, даже без печатей, зато прилагает лабораторное исследование — уже на бланке, символизирующем серьезность всей процедуры. На неопытных действует. Сама лаборатория (она тут же, на втором этаже) тоже ни за что не отвечает. Там сидит химик Светлана Писарева, которая до перестройки анализировала картины старых мастеров, где химия действительно позволяет делать важные выводы. Про картины же нашего века, которыми занимается Шарков, лаборатория чаще всего ничего ценного не сообщает: какими красками писали в начале века, такими пишут и поныне.
А вот что действительно могло бы помочь экспертизе, так это анализ бумаги, возраст которой устанавливается гораздо точнее. Обычно с бумаги и начинается техническая экспертиза. Но только не шарковская.
Впрочем, Шарков уже давно приобрел печальную известность среди торговцев искусством. Он "начеканил" немало заключений о подлинности поддельных работ. Тут тебе и Айвазовский, и Серебрякова. Скорее и обращаются к нему, когда не уверены в подлинности (или уверены в обратном). А нормальную экспертизу проходят обычно в двух местах — Третьяковке и Реставрационном центре им. И. Э. Грабаря.
Все вещи фальшивые
Наша новая собирательница по совету друга-математика заказала еще одну экспертизу — во Всероссийском научно-реставрационном центре им. Грабаря. Все три вещи объявлены грубыми подделками. Дата появления — 70-90-е годы нашего века. Так возникла первая версия происшедшего: галерея (по наивности или умышленно, не нам судить) продала неподлинные работы, что и установила повторная экспертиза.
Но российская экспертиза вещь особая. Сразу возникают сомнения и в этом заключении.
"Работа неизвестного художника второй половины XX века. Технологические и стилистические особенности не имеют ничего общего с творчеством З. Е. Серебряковой". Резковатое заключение, особенно если учесть, что, перед тем как попасть к собирательнице, "Портрет балерины" несколько месяцев висел в галерее и сомнений ни у кого не вызывал. Так что если это подделка, то по крайней мере неплохая, а не "не имеющая ничего общего" с оригиналом.
Но обратимся к Фальку, на работу которого галерея вообще не представила заключения. Центр Грабаря и тут уверенно заявляет: "Стилистические особенности чужды творчеству Фалька. Произведение является сознательной фальсификацией. Не имеет ни антикварного, ни музейного значения". Но, во-первых, по утверждению бывшей владелицы, работа была подарена ее отцу автором. А во-вторых, известнейший московский коллекционер, который занимается собирательством уже более 40 лет и слово которого значит иногда больше, чем любое экспертное заключение, сказал: "Если этот Фальк из коллекции N, он настоящий. Тут я не поверю "грабарям", вообще никому не поверю. Он же (бывший владелец) был не собиратель, он просто дружил с Фальком, и тот ему дарил работы". И, в-третьих, у бывшей владелицы есть положительное заключение Третьяковки, сделанное несколько лет назад.
Недобросовестная конкуренция
А вообще-то эксперты крайне редко пишут "сознательная фальсификация". Если возникают сомнения, они обычно ограничиваются тем, что после фамилии художника, авторство которого подлежит проверке, ставят знак вопроса. А тут — "ничего общего", "сознательная фальсификация". С чего бы это?
Вот и другая версия происшедшего: галерея "Кино" считает, что продала подлинные работы, но кто-то ей завидует и хочет помешать успешной деятельности. И этот кто-то добился у "грабарей" отрицательного заключения. "У нас самая крупная из торгующих современным искусством галерей (кавычки позволяют не спорить с этим высказыванием. — Ъ), и это не дает покоя конкурентам. И вот они создали повод, чтобы поднять шум в прессе".
Каждая версия — случайная и умышленная продажа подделок, получение отрицательного заключения ради целей конкурентной борьбы — имеет право на существование. Вот к каким перегибам приводит несовершенство системы экспертизы.
Какой же она должна быть?
Музейные работники — люди бедные и "государственные". Поэтому в странах с развитым художественным рынком действует правило: музейщики не имеют права заниматься экспертизой и давать заключения. Все равно в случае ошибки с них ничего не возьмешь. Занимаются же ею специальные лицензированные эксперты, которые зарабатывают неплохие деньги, но зато и отвечают за свои ошибки по суду. Ответственность французских "комиссаров-призеров" (ведущих аукцион экспертов), например, распространяется даже на их потомков (если они захотят вступать в права наследства). У крупнейших аукционных домов (Christie`s, Sotheby`s, Drouot) есть свои эксперты, за слова которых отвечает фирма. Продавец может представить на торги вещь и с заключением собственного специалиста, но за него фирма уже не отвечает, о чем и сообщает в каталоге.
А пока у нас не сложилась система атрибуции, с безответственностью экспертов ничего не сделаешь. Впрочем, если покупатели страдают от такой системы, так им и надо, пожалуй. Обманывают тех, кто не разбирается и просто не должен заниматься не своим делом. А если уж занялся, пусть не обижается: на его незнании во многом и держится арт-рынок.
ИГОРЬ ТОЛОКОННИКОВ