Сейчас постоянно говорят о том, что крупный бизнес и владельцы средств массовой информации пытаются определять политику государства. Российское общество склонно рассматривать это как угрозу.
На прошлой неделе все европейские газеты сообщили о смерти крупного бизнесмена и политика, человека, оказавшего сильнейшее влияние на всю послевоенную немецкую историю, основателя, издателя и главного редактора журнала "Штерн" Генри Наннена. Он был одним из самых уважаемых людей Германии.
Генри Наннен родился в 1913 году в городе Эмден в северной Германии. Сын полицейского. После гимназии был сельскохозяйственным рабочим, потом поступил в Мюнхенский университет, изучал историю искусства. Работал репортером в ряде художественных журналов. Во время войны был мобилизован и служил в наземных службах Люфтваффе. В партии не состоял.
В 1946 году получил от оккупационных властей первую в Германии лицензию на издание газеты. Вскоре основал еще две газеты и молодежный журнал. В 1948 году на базе этого журнала начал выходить еженедельник "Штерн", главным редактором которого Наннен оставался до 1980 года. Входил в правление крупного германского газетно-журнального концерна Gruner + Jahr. Активно разрабатывал и проводил Восточную политику Германии.
Он начал делать газету сразу после войны, когда в мире, и особенно в Германии, все начиналось с нуля. Капиталы и имена создавались быстро, а издательский бизнес был золотым дном. И тем не менее большинство золотоискателей быстро прогорели, немногие стали успешны и известны, однако никто, по общему признанию, не оказал на новую немецкую журналистику и послевоенное общество Германии такого колоссального воздействия, как Генри Наннен.
Он сделал два революционных открытия: придумал новую концепцию журнала и новую роль его издателя. По Наннену, иллюстрированный еженедельник должен быть, во-первых, ориентирован одновременно и на власть, и на широкую аудиторию и, во-вторых, должен быть проводником совершенно конкретного политического направления. А его издатель должен быть действующим лицом политической и общественной жизни.
"Штерн" начал выходить в 1948 году и быстро набрал самый высокий в Европе тираж. Он стал первым на континенте "глянцевым еженедельником" нового типа: весь фокус состоял в сочетании серьезных статей с развлекательным чтивом. Именно эта формула, скопированная потом многими, принесла Наннену богатство и влияние.
Генри Наннен с самого начала знал свою основную аудиторию. Он работал для среднего класса — того самого класса, который стал сырьем нацизма, который поверил Гитлеру, потерпел вместе с ним поражение и остался обесчещенным, деморализованным, лишенным ориентиров и самосознания. "Штерн" создавал этому классу язык, интересы, взгляды, сомнения, убеждения.
"Мне не надо спрашивать у моего читателя, что ему нужно, я это брюхом чую", — говорил Наннен. Он презирал опросы и рейтинги. В одном из интервью журналист спросил его: "Как вам всегда удается угадать, что интересно Лизхен Мюллер (Марьиванне. — Ъ)?" Наннен ответил по-флоберовски: "Милый мой, да я ведь и есть эта самая Марьиванна".
Но он был бизнесменом и политиком. Именно поэтому он выбрал в качестве основного читателя многомиллионную аудиторию. Наннен понимал, что без возможности формировать общественное мнение нельзя стать по-настоящему влиятельной фигурой. Без влияния нельзя получить миллионных тиражей.
Общественную и политическую роль для себя он выбрал так же решительно и определенно, как выбрал себе читателя. Сразу после смерти Сталина Наннен стал активным противником холодной войны. В годы, когда весь мир был ориентирован на Америку, Наннен сделал ставку на Восточную Европу. Он считался одним из отцов знаменитой германской Восточной политики социал-демократов.
Это был рискованный выбор. Противники Наннена обвиняли его в конъюнктурности: он совершенно аполитичный человек, говорили они, коммунистов он любит не больше нашего, просто почуял момент, когда "разрядка" сделалась выгодным инвестментом. Возможно, они были отчасти правы.
Наннен считал, что примирение с Восточной Европой разумно, т. е. выгодно немцам. В альянсе с Америкой Германия играла подчиненную роль, а, получив восточных союзников и восточный рынок, могла стать европейским лидером. Это было нужно и "Марьиванне", и крупному капиталу, и ему самому, издателю "Штерна" Генри Наннену.
Уже в 1955 году Наннен принимал участие в московских переговорах канцлера Конрада Аденауэра. В 1957 году он добился разрешения советских властей и был первым западным немцем, демонстративно катавшимся по советской земле без ограничений маршрута, без "интуристовского присмотра", да еще на собственном Mercedes 190 SL.
В 1958 году Наннен выступил с предложением печатать без цензуры статьи восточногерманских журналистов на том условии, что коммунистический режим ГДР будет полностью публиковать материалы с Запада; разумеется, предложение не было принято. Но вообще то, что Наннен активно выступал за нужную СССР "разрядку", заставляло коммунистические власти считаться с его мнением. Выступления "Штерна" в защиту диссидентов были наиболее эффективны.
Начав заниматься политикой, Наннен с самого начала очень точно выбрал себе место. Роль статусного политика ему не подходила — никакой государственной или выборной должности он никогда не занимал. Он остался независимым общественным деятелем, поддерживающим социал-демократов, и именно в качестве такового был для них особенно ценен. Его положение позволяло ему проводить неофициальные переговоры и встречи, общаться неформально, оказывать опосредованное влияние.
Но он не занимался тайной дипломатией. Все, что он делал, было открыто. У него было много противников и недоброжелателей, в его адрес высказывались самые разные обвинения, но мысли о том, что Наннен может быть вовлечен в какие-то политические махинации, ни у кого не возникало. Словосочетание "куплен Советами" применялось ко многим политиками левой ориентации, но только не к Наннену. Он всегда был на виду и всегда был независим.
Его деятельность приносила не только политический капитал ему, но и громкие публикации "Штерну". Наннен часто рассказывал историю "главной неудачи своей карьеры". Он был первым журналистом ФРГ, которого принял Брежнев. Каким был Брежнев, все знают, но Наннен легко его оживил, заговорив о больших автомобилях, до которых они оба были большие охотники. Брежнев расчувствовался, и тогда Наннен рассказал ему о своей мечте — хоть раз в жизни увидеть легендарную "ядерную кнопку". Он, мол, и американцев просил показать, но с ними какой разговор, улыбаются только. Упоминание сволочей-американцев сделало свое дело. "А я вот возьму и покажу", — сказал Брежнев. Открыл один из ящиков стола, там стоял красный телефон без диска с одной красной же кнопкой. "И тут, — это был пик истории Наннена, — я поворачиваюсь к своему фотографу, а он именно в этот момент меняет пленку в фотоаппарате".
Вилли Брандт говорил, что куда бы он ни приезжал в Восточной Европе, он всегда оказывался вторым — до него там уже успел побывать Генри Наннен. В семидесятые годы он входил в близкое окружение Брандта и использовал все свое влияние для поддержки политики партийной коалиции СДПГ — СвДП в отношениях с СССР и Восточной Европой. Активнее всего он добивался примирения с Польшей. Все исторические договоры с Москвой и Варшавой были подготовлены при участии Наннена и подписаны в его присутствии.
Он навлек на себя гнев многих немецких государственных деятелей и публицистов противоположного лагеря. На него начали собирать компромат, "Штерн" подвергали рекламному бойкоту. Но Наннен всегда выходил победителем. Он обладал исключительной способностью превращать возникавшие вокруг скандалы в рекламную кампанию. Из всех ситуаций он выходил с прибылью — и в тираже "Штерна", и в собственной известности.
Впрочем, скандалы совсем не всегда были связаны с политикой. Ведь политическое влияние было лишь частью рецепта "Штерна". Другой необходимой составляющей было чтиво, т. е. — сенсация.
Сенсацию за свои деньги подписчик журнала получал исправно. Наннен брезговал постельными сплетнями, но в остальных вопросах не был слишком разборчив. Опубликовать подслушанный телефонный разговор известного политика или выкраденные финансовые документы крупной компании считалось нормально. Даже в первые годы "Штерна" его агрессивные репортажи часто вызывали недовольство оккупационных властей. В дальнейшем ситуация не изменилась.
Ничем не выдающимся, но очень характерным был случай с публикацией в журнале серии фотографий "обнаженной натуры". После нее группа феминисток подала на "Штерн" в суд за оскорбление женского достоинства. Сначала дело не было слишком шумным. Но Наннен, явившись на судебное заседание, немедленно пустил по залу фотографии истиц-феминисток. Вот после этого о скандале заговорили все.
Многие из сенсаций были не просто найдены, но сделаны самим Нанненом.
В 1962 году "Штерн" предложил крупное вознаграждение за возвращение украденной из музея ценной картины, пообещав ворам не доносить на них в полицию. Наннен выполнил все условия похитителей: он поехал на встречу с ними один, безоружным (не считая чемодана денег) — и вернулся с картиной. Прогрессивные издания были возмущены тем, что известный общественный деятель вступил в сговор с преступниками, но Наннену было наплевать — тираж "Штерна" подскочил.
Именно агрессивная позиция журнала принесла ему то доверие и те деньги, которые позволили ему опубликовать самую грандиозную сенсацию, обернувшуюся катастрофой. Скандал с поддельными дневниками Адольфа Гитлера, когда корреспондент Герд Хайдеманн подсунул "Штерну" (и "Санди Таймс") сработанные его сообщником фальшивки, стал в некотором смысле результатом предшествующих триумфов "Штерна".
Наннен не имел непосредственного отношения к публикации фальшивок: за три года до того он ушел с поста главного редактора. Однако он оставался издателем и в полной мере принял на себя позор этой публикации. Именно он написал редакционную статью, в которой принес извинения двум миллионам читателей: "Редакция 'Штерна' не имеет никакого отношения к происшедшему. Вплоть до начала публикации она даже не была о ней информирована".
Это было неправдой. На самом деле Наннен был против публикации, но его сомнения касались исключительно способа подачи материала. Как и другие люди, решившие заплатить миллионы марок за собрание грубых подделок, Наннен ни разу не усомнился в подлинности дневников — возможно, потому что он, как большинство вовлеченных в эту историю, в действительности ни разу не взглянул на них внимательно.
"Я мог предотвратить публикацию, но не сделал этого. Поэтому под конец жизни я должен принять обвинение в журналистской и политической несостоятельности", — говорил он потом.
Он действительно ушел из политики и журналистики, но несостоятельным признан не был. До последнего своего дня он оставался одним из самых уважаемых людей Германии. Знакомство с ним считалось за большую честь, его расположения искали, его мнением дорожили, его поддержкой пытались заручиться. 4 ноября объявлено днем общенациональной панихиды по Генри Наннену.
Наталья Андреева