Каждый год под Рождество Эрмитаж показывает выставку изделий, произведенных на Императорском (бывшем Ломоносовском) фарфоровом заводе, а теперь хранящихся в музее, — то угловатые супрематические чашки, то изящные предметы с росписью кобальтом, то величественные геральдические сервизы. В этом году "поднесение" танцевальное — экспозиция посвящена столетнему юбилею театральной антрепризы Сергея Дягилева и названа "Эхо Русских сезонов". Дягилевские балеты потрясли Европу долгожданным слиянием музыки, живописи и хореографии, естественностью и эротизмом танца, фантастическими костюмами и декорациями, стилизованными под старину и Восток. Париж оставался под чарами "Русских сезонов" еще двадцать лет, их праздничная и экзотическая атмосфера оказала огромное влияние на западных художников, модельеров и мастеров декоративного искусства. Фарфор искусство прикладное, тесно связанное с жизнью и чувствительное к общественным потрясениям и увлечениям, поэтому дягилевский триумф балетных новаций и стилизаций стал для европейских скульпторов по фарфору крупным социальным заказом. Этой весной в Эрмитаже можно было увидеть великолепных гротескных арлекинов-пьеро-коломбин мастера Мейсенской фарфоровой мануфактуры Пауля Шойриха, созданных по мотивам балета-пантомимы Михаила Фокина "Карнавал", одной из берлинских постановок 1913 года.
рассказывает Ольга Лузина
Хотя в России дягилевское новаторство так и не увидели, отголоски европейского фурора дошли до отечественных художников, в частности, мастеров по фарфору. На Императорском фарфоровом заводе скульптор Серафим Судьбинин в 1913 году выполнил великолепные портреты Анны Павловой — Жизели и Тамары Карсавиной — Сильфиды; последний, где танцовщица стоит на одной ножке, на мгновение замерев в грациозном изгибе, стал одним из шедевров завода. В 1920 году другой мастер, Дмитрий Иванов, создал статуэтку Карсавиной в роли Жар-Птицы в одноименном балете — в отличие от статуэтки Судьбинина, где из бисквита (матового фарфора) вылеплена сложнейшая форма, настолько выразительная, что не нуждается в красках, в работе Иванова поза статична, руки скрещены на груди, и мастеру требуется богатая яркая роспись и позолота, чтобы передать изящество танца. К образу знаменитой балерины заводские скульпторы обращались и впоследствии — представлена еще одна Карсавина, тоже в роли Жар-птицы (1988), работы Эльвиры Еропкиной, с волнообразным движением руками и росписью в виде павлиньего пера, покрывающей только часть фигурки, чтобы тонкий узор заиграл на белой поверхности. Все эти вещи выставляются.
В октябре Эрмитаж уже отмечал юбилей "Русских сезонов" экспозицией, где напрямую о театральном триумфе говорили только эскизы костюмов, но вокруг были собраны самые танцевальные вещи в коллекции музея, отражающие знаменитое дягилевское "балет это живопись движений", от нарочито безэмоциональных балерин Дега и кабаретных кривляк Тулуз-Лотрека до танцев с бандерильями Матисса и отплясывающего шагаловского Чичикова. У выставки фарфора концепция та же — важна не буква, а дух танца и театральности, которые определяли облик культуры на рубеже веков, когда не только искусство, но сама жизнь казалась декорацией. Поэтому в экспозицию включены ранние скульптуры романтика и символиста Константина Сомова, одного из наиболее ярких мирискусников, в том числе характерные для всего его творчества "Дама с маской" и "Влюбленные" 1906 года. У Сомова даже любовь оказывается наигранной и холодной, хотя и весьма бурной в своих проявлениях. От напыщенной экспрессии и вычурной декоративности этих вещей тянется ниточка к "Русским сезонам", не случайно "Влюбленные" похожи на персонажей Шойриха, созданных по следам балетов. Включены в экспозицию вазы, блюда, скульптуры и более позднего времени, где ощущается та же сказочность, театральность и кружение танца. В этих небольших вещах хорошо видно, как балет из почти священнодейственного набора гармоничных движений трансформировался в оду свободе и энергии тела.