Отметить концертом в Москве свое 75-летие (случившееся, правда, еще весной) знаменитого британского дирижера Роджера Норрингтона пригласил оркестр Musica Viva. Коллектив Александра Рудина уже дважды выступал с этим маэстро, одним из самых уважаемых адептов "исторически информированной" исполнительской практики (HIPP, как бойко сокращают в англоязычном обиходе выражение historically informed performance practice), и оба раза играл вещи вовсе не из разряда преданий старины глубокой. Теперь, выбирая программу на правах юбиляра, дирижер этому обыкновению не изменил.
Сэр Роджер и впрямь не из тех, кто считает, будто специалисты по исторически достоверному исполнительству так и должны пастись на своем "старинном" лужке. Лужок, как известно, не то чтобы мал и скуден — c эпохи Возрождения по конец XVIII века, и это если милосердно не приплюсовывать сюда еще и более архаические музыкальные традиции, которыми ведь прицельно интересуются далеко не все аутентисты. Но тут есть вопрос: стоит ли ставить знак тождества между этим самым HIPP и ранней музыкой, считая, что для XIX века (не говоря уже о ХХ веке) никакие особые подходцы и не нужны, или нужно признать, что эксперименты с исторической манерой могут и в случае с более поздней музыкой принести нечто дельное.
На самом деле ползунок верхней хронологической границы для аутентистских экспериментов неуклонно ползет вверх, и Роджер Норрингтон — один из главных идеологов этой экспансии. На поверхностный взгляд идеологизировать тут не с чего: к концу XIX — началу XX века все оркестровые инструменты окончательно приобрели всем нам известный вид, так что, если понимать аутентизм как исполнение музыки на инструментах той эпохи, в которую она была написана, то ему здесь и не место. У Норрингтона религиозного преклонения перед инструментарием старинной выделки как раз и нет, он неоднократно показывал (и показывает), что для грамотно-историчного оркестрового саунда сама конструкция инструментов — не главное. Главное — в совсем других вещах: в численности оркестра (которая и в XIX веке вовсе не всегда соответствовала сегодняшним симфоническим обыкновениям), в адекватной композиторскому времени манере, в правомерных по научной букве темпах.
В своего рода шибболет тут превращается вибрато струнных — такой прием игры, при котором за счет движений прижимающего струну пальца левой руки звук вибрирует. В обычной академической практике все струнники пользуются им почти всегда (так, мол, красивее), "старинщики" же подняли на знамя безвибратный звук, с нормативностью которого в доромантической музыке, кажется, уж все успели согласиться. Роджер Норрингтон запальчиво настаивает, что на этом останавливаться нельзя, что вибрато и в XIX веке, и в первой половине ХХ века было не нормой, а исключением или даже еле терпимым злом (в смысле исполнительской эстетики). А значит, совершенно непривычно по нашим меркам могла звучать в момент своей премьеры музыка и Вагнера, и Брукнера, и Малера. И Чайковского, а как же. На наше святое — "Патетическую" Чайковского — британский дирижер уже замахивался, но это было в Германии, а теперь вот он хочет свою экспериментальную трактовку главной русской симфонии, по его словам, "проверить российским ухом". Наряду с Чайковским заявлен также Брамс, в Первом фортепианном концерте которого солировать будет хорошо знакомый и для Норрингтона, и для Musica Viva артист — Алексей Любимов.
Большой зал консерватории, 12 декабря, 19.00