Общественный совет при мэре Москвы утвердил концепцию реконструкции Манежа. По мнению ГРИГОРИЯ РЕВЗИНА, принятый план ясно показывает, что к пожару Манежа московские власти отношения не имеют.
Суть проекта сводится к следующему. Перекрытия Манежа восстанавливаются в дереве, повторяя геометрию исторических ферм инженера Августина Бетанкура. Однако делаются они из клееной древесины. Если в историческом здании верх представлял собой холодный чердак, то в реконструированном крыша будет утеплена. Спор вызывали слуховые окна на крыше. Мэру Москвы Юрию Лужкову они претили, и он настойчиво предлагал заменить их "Велюксами". Однако каждый из выступавших архитекторов по-своему хвалил пластику слуховых окон, и в результате мэр заявил, что пусть они будут, только не по-настоящему, а в виде "аппликаций". Подшитого потолка в Манеже не будет, деревянные перекрытия будут открыты. По мнению мэра, недопустимо скрывать от москвичей такую красоту. Эту красоту пространственной вязи деревянных стропил Юрий Михайлович описывал в выражениях упоенных, в очередной раз явив собравшимся свой искренний архитектурный романтизм.
Под Манежем выстраиваются два подземных этажа на глубину около 6 м (уровень заглубления исторического фундамента). В минус первом этаже устраивается дополнительный выставочный зал, а также подсобные помещения, запасники и инженерные службы. Площадь выставок здесь составляет около 3 тыс. кв. м. В минус втором этаже устраивается парковка на 200 машин.
По поводу парковки развернулись баталии, защитники памятников в лице директора Российского института искусствознания Алексея Комеча резко возражали против нее, рассматривая ее как нарушение закона о памятниках (в законе прямо запрещено новое строительство на территории памятника). Юрий Лужков заявил, что закон этот надо "трактовать философски, закон — не догма, а предмет размышлений". Он в результате размышлений пришел к выводу, что норма запрещает строительство типовых домов на территории Коломенского, а не парковку под Манежем, а в позиции господина Комеча усмотрел непоследовательность: неясно, почему, соглашаясь выстроить минус первый этаж, тот возражает против минус второго. По ходу дискуссии возникло ощущение, что мэр не слишком хорошо представляет себе количество парковочных мест под Манежем. Их 200. 200 машин проходят мимо Манежа примерно за минуту, чего философствовать над законодательством ради скромного гаража, не вполне понятно.
Собственно, к этому вся дискуссия и свелась, если не считать спора по поводу восстановления апсиды Никольского храма, которая была пристроена к Манежу в 1850-е годы и разрушена в 1930-е. Решили не восстанавливать. Кроме того, Юрий Михайлович искренне убежден в том, что фронтон Манежа должен был быть украшен скульптурной композицией, и в этом его заинтересованно одобрял присутствовавший на совете скульптор Зураб Церетели. Однако всерьез эту скандальную убежденность никто не обсуждал (есть чертеж Бове, на котором крест-накрест зачеркнута предложенная скульптором Демут-Малиновским скульптурная композиция), видимо, это дело будущего.
Попробуем оценить промежуточный итог. Любая реконструкция компромиссна. Изначально в случае с интерьером Манежа мы сталкивались с двумя разными предметами охраны — с одной стороны, пространством Осипа Бове, с другой — с фермами Августина Бетанкура. Пространство Бове представляло собой огромный зал с большими светлыми окнами и ровным, белым матовым потолком. Фермы Бетанкура — это 200 м фантастических деревянных конструкций, соединенных между собой металлическими креплениями на винтах. Исторически взвод геодезистов постоянно подкручивал эти винты в зависимости от просадки крыши, настраивая это сооружение зимой и летом, как рояль.
Исключительно спокойное и гармоничное пространство Осипа Бове не слишком соответствует сегодняшним вкусам, в нем мало аттракциона, а 200 м ферм, напротив, страшно увлекательны. Идеология принятой сегодня концепции основана на том, что мы отчасти жертвуем пространством Бове ради того, чтобы восхитить людей фермами Бетанкура. Комизм ситуации заключается в том, что фермы сегодня представляют собой новодел. Когда они были подлинными, то ход был отчасти оправданным, сегодня он оправдан только желанием Юрия Лужкова поразить людей зрелищем, которое поразило его самого.
Но это желание просто осуществить. Надо создать мансардный этаж. В таком случае мы, с одной стороны, сохраняем пространство Бове, с другой — получаем поразительное архитектурное зрелище пространственной вязи деревянных ферм, причем именно в той точке, где они восхищали Юрия Лужкова (еще неизвестно, как они будут выглядеть снизу). А кроме того, дополнительные выставочные площади порядка 4 тыс. кв. м.
Такая идея возникала, когда стояли подлинные фермы Бетанкура, но тогда это было невозможно: чердак был холодным, а старые конструкции не выдержали бы нагрузки. Сегодня обе проблемы сняты; крыша делается теплой, а запас прочности клееной древесины в несколько раз превосходит то, что было у Бетанкура. И надо заметить, что мансарды сегодня являются одним из самых "модных" типов пространства в исторических музеях.
Однако подобная идея не рассматривалась. Из этого следует важный вывод. Все сделано так, будто пожара не было, проект устремлен на демонстрацию того, что сгорело. То есть московские власти пожара не ожидали. Всю прошедшую неделю активно обсуждалась версия о том, что Манеж мог быть сожжен, исходя из интересов бизнеса, но план реконструкции это опровергает. Если бы это было так, после пожара возникла бы другая идеология реконструкции. Однако последствиями пожара не пользуются, не учитывают сам его факт. Вывод очевиден: пожар, будь он случайностью или поджогом, произошел вне всякой связи с предстоящей реконструкцией.