Кризисы приходят и уходят, а потребности современной мировой экономики в топливе неизменно растут. Россия — самая богатая по запасам нефти и газа страна в мире, и интерес инвесторов к этим запасам понятен. Об инвестиционной стратегии концерна Shell, совместно с "Газпромом" и японскими партнерами месяц назад запустившего самый большой производственный проект на российском Дальнем Востоке — завод по производству сжиженного природного газа, "Ъ" рассказал КРИС ФИНЛЕЙСОН, председатель Shell в России.
— Будет ли Shell пересматривать свою стратегию развития в России из-за глобального экономического кризиса и нынешней ситуации в российской экономике?
— Shell продолжит инвестировать деньги в проекты по всему миру, несмотря на экономический кризис. В этом году денег будет вложено примерно столько же, сколько и в прошлом году. Наша стратегия учитывает долгосрочные вложения. Но мы всегда отдаем себе отчет в том, что каждое вложение рано или поздно должно принести прибыль.
В целом Россия является для нас регионом первостепенной важности по двум причинам. Первая — в России сосредоточен самый большой по сравнению с другими странами запас нефти и газа. Вторая — Россия является растущим рынком сбыта нефтепродуктов и этот рынок представляется нам весьма перспективным. Поэтому мы заинтересованы продолжать инвестировать в Россию.
— В целом насколько привлекательны сейчас для инвесторов проекты в странах БРИК. Ожидаете ли вы смещения центров привлечения инвестиций в условиях замедления роста экономики этих стран?
— Все страны БРИК, конечно, предоставляют большие возможности для инвесторов, но в то же время это очень разные рынки, особенно что касается той отрасли, в которой работаем мы. Индия и Китай — огромные рынки, но с точки зрения запасов углеводородного сырья они не слишком перспективны. И в будущем они, скорее всего, останутся крупнейшими в мире импортерами энергоресурсов. С точки зрения роста потребления Россия — меньший рынок, но зато здесь крупнейшие запасы. Бразилия — это развитый рынок, который также является крупным экспортером нефти и газа. Так что параллели провести между странами БРИК довольно трудно. В целом для частного инвестора важна стабильность, предсказуемость ситуации в экономике, а также возможность получать прибыль в долгосрочной перспективе. Возьмем для примера проект "Сахалин-2". С момента его зарождения до запуска в эксплуатацию прошло 14 лет, и мы планируем, что он будет работать до середины 2040-х годов. За это время могут случиться еще какие-нибудь экономические кризисы, но они не должны сказываться на инвестиционной программе: инвестиции в нефтегазовую сферу надо оценивать в перспективе десятилетий.
— На ваш взгляд, актуален ли для России режим СРП как механизм разработки новых месторождений?
— СРП довольно деликатная тема для обсуждения. Для меня СРП был самым большим сюрпризом из тех, с которыми я столкнулся, приехав работать в Россию. Идея СРП возникла не у иностранных компаний — она возникла у российского правительства. И она была нужна для того, чтобы обеспечить суверенитет в отношении нефтегазовых ресурсов. Поэтому СРП служит государственным интересам в большей степени, чем другие формы концессионных соглашений. Но по каким-то причинам в России такой подход был перевернут на 180 градусов. В принципе нам, как инвестору, важно, чтобы инвестиции приносили стабильные доходы в течение многих лет, и СРП — это не единственный способ, который это может обеспечить. Мы работаем довольно успешно во многих странах и инвестируем во многие крупные проекты и не на условиях СРП. Принято считать, что СРП с точки зрения налогов более льготный режим, чем любой другой формат работы. Это действительно так, но надо понимать, что если бы СРП не давал налоговых преференций, многие крупные проекты так бы и не увидели свет. Ведь если говорить о налоговом режиме, основанном на выплате роялти (стандартный режим), то в России этот режим, пожалуй, самый жесткий в мире. При разработке месторождений в традиционных местах нефтедобычи, например в Западной Сибири, стандартный налоговый режим работает и компании получают прибыль, но ситуация будет противоположной в труднодоступных местах, таких, как шельф или месторождения, где полностью отсутствует инфраструктура. Правительство России признает, что для разработки сложных месторождений необходимы улучшения налогового законодательства.
— Сколько стоит добыча нефти в России, если учесть все издержки?
— Конечно, это зависит от конкретного проекта. Но приведу пример. На Сахалине мы планируем разрабатывать примерно 5 млрд баррелей нефти и газа. И рассчитываем, что капитальные затраты на добычу составят $5-6 за баррель. Это хорошая стоимость, если сравнивать с другими крупными проектами Shell в мире, но нужно учитывать, что это инвестиции, рассчитанные на несколько лет.
— Каких технологий не хватает российским добывающим компаниям для кардинального изменения объема добычи углеводородов и изменения стоимости получаемого сырья?
— Было бы неправильным полагать, что российские компании отстают в плане технологий. Например, в одном из наших успешных проектов — разработке салымских месторождений в Западной Сибири — доля российского компонента (оборудование, подрядчики и т. д.) составляет почти 80%, а 95% сотрудников компании Salym Petroleum Development являются гражданами России. Буровые станки, используемые Salym Development, сделаны в России, правда, модернизированы по нашим спецификациям. Некоторые технологии и оборудование российского производства, опробованные в Салыме, например буровые долота, мы экспортируем и используем в работе на ближневосточных месторождениях. Используя систему технологических процессов Shell, мы добились рекордного срока бурения скважин в Западной Сибири. На Салыме был поставлен абсолютный мировой рекорд: трехкилометровая скважина была пробурена за 5,6 суток. Средний показатель скорости бурения подобных скважин на Салыме — десять суток. А в среднем по Западной Сибири срок бурения подобной скважины — 18-20 суток.
— Будут ли расширяться производственные мощности завода СПГ на Сахалине с перспективой переработки на нем газа, поставляемого "Газпромом" с других месторождений?
— До последнего времени в России не было технологии производства СПГ. С запуском сахалинского проекта эта технология появилась, и одной из наших задач было показать партнерам, в первую очередь "Газпрому", эффективность использования этой технологии в российских условиях. С момента запуска завод проработал месяц без единой незапланированной остановки. Я уверен, что "Газпром" оценит ту пользу, которую принес проекту Shell, и мы будем стремиться в будущем расширять совместный бизнес. Но наша первоочередная цель — добиться максимальной эффективности завода на Сахалине, и этой цели мы можем достигнуть, использую только ресурсы "Сахалина-2". Разумеется, мы заинтересованы в расширении мощностей завода. Но для этого нам нужна мощная сырьевая база.
— Вы будете предпринимать шаги по вхождению в проект "Сахалин-3"?
— Одно из преимуществ вхождения "Газпрома" в проект "Сахалин-2" — возможность остальных участников участвовать в других сахалинских проектах, в которых будет работать "Газпром". Один из таких возможных проектов — "Сахалин-3", при условии что лицензию на этот блок получит "Газпром". Надеюсь, наша эффективная и успешная работа даст определенные преимущества при обсуждении работы на проекте "Сахалин-3".
— Рассматривает ли компания строительство других предприятий по производству СПГ в России? В частности, возможно ли участие вместе с "Газпромом" в проекте строительства завода СПГ на Ямале?
— У России уникальное географическое расположение: у нее есть доступ на два крупнейших рынка сбыта СПГ — страны Атлантики и Азиатско-Тихоокеанский регион. СПГ — это хороший способ диверсификации поставок. Газовые запасы Ямала могут обеспечить всю долгосрочную стратегию "Газпрома" по трубопроводным поставкам в Европу. Но мы считаем, что ямальских запасов хватит не только для трубопроводных поставок, но и для реализации проекта по производству СПГ. Сейчас мы обсуждаем эту тему с "Газпромом", и, надеюсь, из этого что-то получится.
— Какие из российских нефтегазовых компаний помимо "Газпрома" Shell готов рассматривать как потенциального партнера по крупным проектам?
— Примерно два года назад мы подписали соглашение о стратегическом сотрудничестве с компанией "Роснефть" и сейчас ведем по нему определенную работу. И я бы подчеркнул, что наше будущее в России мы видим в партнерстве именно с государственными компаниями.
— Не секрет, что Shell активно ищет новые точки приложения сил в России, но пока особых результатов нет. Какие направления компания рассматривает как приоритетные — добыча тяжелой нефти в Татарии, Западной Сибири, Астраханской области или Калмыкии, строительство завода по производству смазочных материалов, офшорная нефтедобыча?
— Надо смотреть на конкретные проекты. Вы правильно упомянули о рынке смазочных материалов, он очень интересен для нас.
— Ваш партнер по проекту разработки Салымского месторождения предприниматель Шалва Чигиринский столкнулся с серьезными финансовыми проблемами. Очевидно, что на данном этапе Салым не требует инвестиций со стороны его совладельцев. Но если в дальнейшем возникнет необходимость в финансировании, готов ли Shell выкупить долю в проекте у компаний господина Чигиринского?
— Salym Petroleum Development принадлежит нам и компании Sibir Energy, акционером которой является господин Чигиринский, в равных долях. У нас прекрасные отношения с партнером, мы нашли общий язык. Это эффективный проект, он уже не требует финансирования, а суточная добыча составляет 160 тыс. баррелей. И мы готовы продолжать работать с Sibir Energy вне зависимости от того, кто является ее акционером. Планов покупать долю в Sibir Energy у нас нет.
— В чем причина фактического замораживания переговоров по совместной работе в Татарии и по другим проектам, связанным с тяжелой нефтью?
— Я могу сказать только самые хорошие слова о компании "Татнефть". Это хороший партнер и сильная компания в технологическом плане. Единственная причина, по которой мы решили не работать дальше по проекту добычи тяжелой нефти,— снижение цен на энергоносители, что сделало добычу тяжелой нефти недостаточно эффективной.
— Shell будет принимать участие в проектах по разведке новых месторождений в России с учетом правил выплаты компенсаций за геологоразведочные работы?
— Я полностью поддерживаю те нефтегазовые компании, которые уже заявили, что в новых условиях заниматься геологоразведкой в России невыгодно. В то же время я не слишком обеспокоен положениями закона об иностранных инвестициях — при условии что этот закон будет применяться верно, без злоупотреблений, мы всегда будем стремиться получить одобрение правительства, прежде чем принимать какие-либо решения по инвестициям. Но для нас действительно серьезной проблемой является разграничение лицензирования добычи и геологоразведки. Shell — это компания, которая занимается разработкой месторождений и добычей сырья. Мы не компания, специализирующаяся только на геологоразведке. И мы не заинтересованы в том, чтобы открыть какое-то месторождение и передать его другой компании. Премия, которая выплачивается в этом случае компании, ведущей разведку, не может компенсировать стоимость полученных данных о недрах и интеллектуальных вложений. И это очень серьезное ограничение на инвестиции в крупные проекты, так как положение распространяется и на совместные предприятия между российскими и иностранными компаниями.
— Проект развития сети АЗС, удачно стартовав в Санкт-Петербурге, в других регионах практически не развивается. Это связано с тем, что данный проект не является приоритетным для Shell, или строительству АЗС препятствуют региональные власти и конкуренты?
— В этом году мы удвоили количество наших АЗС в России. Сейчас их 64. Конечно, в Москве они не так заметны, как в Санкт-Петербурге, но, думаю, это связано с тем, что в столице уже введены ограничения на строительство новых заправочных станций в пределах МКАД.
— Shell глобально поддерживает автоспорт, в том числе команду Ferrari в "Формуле-1". Есть ли в планах компании крупные совместные проекты с российскими представителями автоспорта?
— Нет, таких планов нет.
— Shell поддерживал научную работу в профильных вузах страны. Изменится ли программа поддержки инновационных разработок в связи с рецессией экономики?
— Мы не будем сокращать программу работы с вузами. На прошлой неделе в Россию приезжал директор Shell по технологиям Ян ванн дер Эйк, он посещал университеты, с которыми Shell сотрудничает. Надо понимать, что наше сотрудничество с вузами — это не благотворительность, а взаимовыгодная работа. Мы работаем с ними в тех направлениях, где они сильны. Скажем, в Санкт-Петербургском государственном университете для нас делают математические модели, используемые Shell в сейсмических исследованиях.