Голая медленная мысль
Григорий Соколов в Филармонии
преклоняется Дмитрий Ренанский
Снова апрель, снова на Соколова не достать билетов, по-прежнему он не имеет себе равных. Одну и ту же программу (Вторая и Тринадцатая сонаты Бетховена, Соната ре мажор Шуберта) пианист играет дважды, сначала в Большом зале, потом в Малом. И дает необычную возможность услышать, как он меняет играемую музыку, сообразуясь с концертным пространством и инструментом. Соколов из тех редких музыкантов, которые не прогибаются под обстоятельства ангажементов, а специально затачивают под них свою интерпретацию.
Хорошо знакомые сонаты Бетховена и Шуберта Соколов, как всегда, сыграет про собственную фантазию, преодолевающую любые границы, про новацию, топчущую и одновременно чтущую канон, про учеников, опередивших учителей. Оба композитора регулярно появляются в его репертуаре. Бетховена в последние годы он исполняет весьма часто, Шуберта играл еще на заре 1990-х, еще когда записывал компакт-диски; записал он и несколько шубертовских сонат, получилось не слишком репрезентативно. В Петербурге Соколов играл сонаты Шуберта совсем недавно, в 2005 и 2007-м.
Соната N 2 ля мажор Бетховена была издана в 1796 году вместе с двумя другими как опус 2, посвященный Йозефу Гайдну. Тот надеялся, что в издании будет упомянуто, что автор учился у него, Гайдна. Однако Бетховен высказался в том духе, что хоть и занимался с мэтром, но ничему у него не научился. Нормальное высказывание ученика об учителе: конечно, Бетховен перенял у Гайдна и хорошие композиторские манеры, и то, как и когда их следует презирать. Форма пестрит отступлениями и нарушениями, фактура изобилует новыми идеями, зачастую умозрительными, но от того еще более плодотворными, менуэт заменен на отрывное скерцо, от галантной гайдновской мелодики Бетховен уходит далеко в сторону инструментальности, молоточковости — словом, более клавирной, более пианистичной музыки в то время не было. Через пять лет после выхода в свет трех "гайдновских" сонат Бетховен публикует две сонаты опус 27 с общим подзаголовком "Sonata quasi una fantasia". Вторая из них по недоразумению получила название "Лунной", а Соколов играет первую. Внутреннее строение и соотношение четырех ее частей, пожалуй, больше напоминает именно Гайдна с его фантазийной свободой и вместе с тем прямо предвосхищает поздние сонаты самого Бетховена; можно предположить, что Соколова привлекла именно эта двуликость — чинная отсылка к учителю, притворно непризнанному пять лет назад, и одновременная игра на далекое историческое опережение.
Все второе отделение занимает ре-мажорная соната Шуберта, написанная в 1825 году. Это его типичный зрелый стиль: размытые до многоэтажности классицистические структуры лишь прикрывают совершенно новое времяощущение. Собственно, это не соната, а симфония для фортепиано, которая по сравнению даже с ранними сонатами Бетховена — а тем более с поздними, чьей современницей она была, — кажется вызывающе нефортепианной. Такое труднейшее сочетание, кажется, только раззадоривает Соколова. А может быть, оно ему просто очень близко. Голые мысли, которые думаются неторопливо и с гигантским напряжением, — это ведь Соколов и есть.
Большой зал Филармонии, 12 апреля, 19.00
Малый зал Филармонии, 14 апреля, 19.00