Не прошло и десяти лет, как Московский музей современного искусства (ММСИ), провозглашенный в почти пустом особняке на Петровке всесильным Зурабом Церетели, из заведения-самозванца превратился в едва ли не самое активное в своей области учреждение города. В то время как Третьяковка снобски решала, достойны ли актуальные художники быть в ее коллекции, и воевала со слишком радикальными кураторами вроде бывшего главы отдела новейших течений Андрея Ерофеева и одержала в этой войне безоговорочную победу, ММСИ со всеми дружил, потихоньку закупал работы на аукционах и ярмарках, расширялся и современел на глазах. В результате если по части классического авангарда ММСИ и не удалось догнать и перегнать конкурентов-тяжеловесов, копивших сокровища еще с советских времен, то в том, что касается искусства последнего времени, он явно преуспел. В чем можно убедиться на приуроченной к десятилетию музея выставке "От штудии к арт-объекту", придуманной как раз, чтобы продемонстрировать, как заявляют организаторы, "многообразие музейных фондов".
Ради такого случая под выставку, включающую 300 работ, отдают практически весь головной музей на Петровке. Дизайн позвали делать модного, молодого и бескомпромиссного архитектора Бориса Бернаскони, прославившегося смелым оформлением ретроспективы Олега Кулика в ЦДХ, когда все залы ЦДХ с пола до потолка были упакованы в черный полиэтилен. Произведениями из коллекции музея куратор Анна Арутюнян иллюстрирует захватывающую многоходовую интригу, как от учебного этюда обнаженного натурщика — академической штудии — искусство за сто лет пришло к тому, что деликатно названо арт-объектом, от честного следования натуре до игры с этим понятием.
Понятно, что такой широкий подход к предмету позволяет "повязать" художников не просто из разных эпох, но и непримиримых эстетических антагонистов, каковыми, например, были Казимир Малевич (в музее есть его автопортрет и еще пара работ, купленных на знаменитой распродаже художественного имущества разорившегося в начале 2000-х Инкомбанка) и Павел Чистяков, знаменитый педагог, учивший рисунку всех великих русских реалистов конца XIX--начала XX века. Сам жанр штудии — и как простого рисунка, и как неосуществленного еще замысла — уравнивает маршалов с рядовыми, революционеров с традиционалистами. По какому-нибудь этюду женской фигуры даже не сразу догадаешься, делал ли его кубист Архипенко или архаист Шухаев, нонконформист Рабин или соцреалист Жилинский. К тому же возникает и забавная перекличка через голову поколений. Скажем, между картинами "хулигана" Михаила Ларионова и нынешними апологетами "отвязной" живописи Дубосарским и Виноградовым. Или между тем же Малевичем и цитирующим его концептуалистом Макаревичем.
Но пестрота имен не разрушает логики выставки, поделенной на три главных раздела — "Канон", "Натура" и "Метаморфозы". Сначала зрителю предлагается изучить приемы и результаты старорежимной профессиональной "дрессировки" живописцев и ваятелей, показанные в том числе и с помощью экспонатов из Академии художеств, обаятельного классицистского антуража с пыльными гипсами глаза микеланджеловского Давида и картинными "постановками" натурщиков. После всего этого становится ясно, почему художники так любили бунтовать против академической дисциплины, пытаясь прорваться к настоящей живой натуре. В свою очередь, раздел "Метаморфозы" демонстрирует очевидную ностальгию современных творцов по классическим идеалам, оживающим в их работах. Как нарисованная девушка, вдруг начинающая двигаться, из видеоинсталляции Айдан Салаховой или восстающие из картонных руин Аполлоны у Валерия Кошлякова.
Московский музей современного искусства, 14 февраля--10 мая