Гадание по Ивану Ильину
Гадание по Ивану Ильину
Вчера в Росохранкультуре состоялась передача возвращенных из Мичиганского университета (США) в Россию книг из библиотеки философа Ивана Ильина — в дополнение к его архиву, привезенному два года назад Виктором Вексельбергом. Еще господин Вексельберг купил для России яйца Фаберже. Эти две вещи встали в ряд как важные подарки России по случаю вставания с колен. Так вот, это надо как-то осмыслить. В философии, котирующейся на уровне яиц Фаберже, есть привкус философского казуса.
Но философски осмыслить не получается. Философом Иван Ильин считается по недоразумению. Это так бывает, что человек по образованию и даже началу своих занятий — философ, а потом уж иначе сложилось. Иван Ильин написал книгу о Гегеле, где в общем-то попытался заменить гегельянским стержнем ту мистику, которая составляла важную часть славянофильства вообще и русского религиозного ренессанса в частности. Ну небезынтересный факт истории русской философии, хотя и в этом Ильин не особенно уникален. Но это была едва ли не его юность. Дальше, после высылки из СССР на "философском пароходе" в 1922 году, он стал политическим журналистом. Что требует таланта, живости мышления, но не способности к построению оригинальных философских систем. Их у него и нет. Скорее тут надо уметь прилагать известные взгляды к потребностям текущего момента.
Судьба его так сложилась, что статьи свои он писал для изданий РОВС — военной организации белогвардейских офицеров в эмиграции. По взглядам же, повторю, он входил в круг философов русского религиозного ренессанса. Этой коллизией определяется своеобразие его позиции. Ну сами посудите. Социальная философия русского религиозного ренессанса исходила из того, что всерьез понятая и пережитая заповедь "возлюби ближнего своего" снимает большинство социальных проблем. Что, несомненно, верно, и даже рабовладение при условии, что все люди так относятся друг к другу, оказывается гармоничным и счастливым способом устройства общества. Дальше вопрос: как совместить эту позицию с образом действий и жизни боевого офицера? Прекрасного, православного, благородного, патриота — русского офицера? Это и есть сердцевина размышлений Ильина, его постоянная забота.
Как, скажем, с точки зрения этого офицера быть с ближним, которого он-то возлюбил, но который не платит ему взаимностью? А как быть государству, состоящему из этих офицеров, которое недостаточно возлюбили некоторые из граждан? Так рождается концепция Ильина о "противлении злу насилием", довольно, надо сказать, страшноватая. Ведь если обычная правовая система в принципе и не требует, чтобы граждане особенно возлюбили государство, то здесь требуются довольно-таки мракобесные процедуры по искоренению зла и принуждению к любви. Размышления Ильина о смертной казни во имя любви к ближнему — довольно отталкивающий документ духовной жизни православного христианина.
В принципе понятно, что такая философия не могла не быть востребована современной российской элитой. Одна из рецензий на Ильина называлась "Чекист во имя Божие" — ну чего же вы хотите? Понятно, что Владимир Путин постоянно цитирует Ивана Ильина, понятно, что его же с удовольствием цитировал бывший генпрокурор Устинов, а до того когда-то — вице-президент Руцкой.
Считается, что всех их заразил симпатией к Ильину Никита Михалков, что само по себе не лишено известного культурологического интереса. Рональд Рейган был убежденным либералом, но при этом не то чтобы сколько-нибудь глубоко представлял себе либеральную философию. Рядом с ним не было никаких теоретиков либерализма. Свой образ мыслей либерального борца он усвоил из тех ролей "хорошего американского парня", шерифа или военного летчика, которых играл в Голливуде. Философия русского религиозного ренессанса эзотерична, там много мистики, ее просто так не усвоишь. Но вот был Ильин, работы которого называли "военно-полевым богословием",— и он развернул все эти тонкости в сторону практических задач офицерства. Михалков, увы, сам не стал президентом, но функцию в принципе выполнил в этом смысле ту же, что и Рейган. Он довел эту философию до уровня простой благородной роли, которая сама отскакивает от зубов и легко разыгрывается любым способным офицером. И благодаря этому нынешняя власть пытается реализовать славянофильскую идею "суверенной демократии", не имея нужды хорошо разбираться в истории славянофильства и изводах этого направления мысли.
Вопрос, что нам теперь делать с этим национальным достоянием (я имею в виду Ильина, а не способного офицера). Сейчас Ильина принято считать чуть не пророком — главным образом за его серию статей 1948 года о том, что будет с Россией после ухода большевиков. Честно сказать, сами предсказания — развал на национальные образования, активная экспансия Европы, имеющая целью ограбить, ослабить и поработить,— не вызывают ощущения прозрений — они слишком очевидны. Интересно скорее само дерзание мысли. Представьте себе, что сейчас кто-нибудь напишет большую работу о том, что будет с Россией, когда уйдет команда Путина,— то, что в итоге победит идеология "либеральной империи" a la Чубайс,— не сложное пророчество, а вот сама идея, что Путин уйдет,— это да. Сравните масштаб власти Путина со Сталиным 1948 года, и степень дерзости станет понятной. Как путеводная звезда Ильин малоинтересен — это маргинальная, иногда беспомощная философия. Он полагал, что русское государство есть организм, а западное — механизм, и пусть так, но как тогда нам с ними общаться? Организму всегда будет больно сталкиваться с механизмом, любой контакт России с внешним миром окажется чем-то вроде вхождения в живую плоть игольчатого аппарата Илизарова. Если строить Россию по Ильину, она обречена на изоляцию.
Но тут есть другой аспект. Я опять про яйца Фаберже. Вообще-то среди историков искусства этот материал никогда не считался особенно интересным, но ценность его признавали. Для власти же он стал чуть не декоративно-прикладным символом России. То есть это такой промежуточный материал между ценностями культуры и власти, место, где они в принципе могут понять друг друга. Даже больше: зная, как власть относится к этим яйцам, можно легко понять, какие ценности русской культуры рубежа веков ей близки. То же, думаю, и с Ильиным. Как философ он не слишком интересен. Но вот как способ толкования образа мыслей нынешней власти — просто находка.
Скажем, выступает президент Медведев и говорит, что свобода лучше, чем несвобода, и что уважение к законам — главная ценность государства. И все в каком-то недоумении, как же он такое говорит при том, что делается вокруг. А вы почитайте Ильина — там все сразу станет ясно. "Свобода — вот воздух России, которым она дышит и о котором русский человек всюду тоскует, если он лишен его,— пишет он.— Я разумею не политическую свободу. Нет, это есть та свобода, которая уже присуща русскому человеку, изначально данная ему Богом, природою, славянством и верою,— свобода, которую надо не завоевывать, а достойно и творчески нести, духовно наполнять, осуществлять, освящать, оформлять". То бишь свобода лучше, чем несвобода, но это не про политику, а про образ Христа, который ты свободно несешь в своей душе. Конечно, это лучше, чем несвобода, но к законной регистрации оппозиционных партий это вообще не имеет никакого отношения. Если вы хотите узнать, что наша власть понимает под законностью, опять же почитайте Ильина. Он возводит понятие законности к французскому loi ("закон") и, соответственно, предлагает заменить это слово "лояльностью". Там довольно тонко про лояльность и православие, но это прекраснодушные мечты, а практика в том, что когда президент Медведев призывает укреплять законность, он совсем не то имеет в виду, что вы думаете. Он хочет укреплять лояльность граждан к власти, что довольно традиционно для России.
Есть такой способ — гадать по книге. В России считается, что книгу можно брать любую, но в культурах, где это развито всерьез, требуется особая, священная книга. Так вот, мне кажется, что о нынешней власти идеально гадается по архиву Ивана Ильина. Так что господин Вексельберг нам купил до известной степени магический предмет. Как, в общем-то, и яйца.