побывал Сергей Ходнев
Идиллический, уютный и красивый церемонной европейской красотой Инсбрук не самое предсказуемое место для выставки о кровавом балканском правителе. Дворец Амбрас, в котором эта выставка развернута, вообще-то именуется замком. Трудно, однако, себе представить нечто менее похожее на зловещие замки Дракулы из многочисленных комиксов и фильмов. Это вполне приветливое, не особенно крепостное и очень даже вегетарианское в смысле степени суровости позднеренессансное здание, а его самым знаменитым обитателем был эрцгерцог Фердинанд II, человек для своего времени (вторая половина XVI века) весьма миролюбивый и просвещенный. Главной его страстью было невинное коллекционирование произведений искусства и диковинок, и кунсткамера его слыла лучшей в Европе. Только вот в этой кунсткамере были не только артефакты и природные раритеты, но и люди, вернее, по возможности документальные изображения всяких чуд-юд. И где-то между семейством мохнатых людей и человеком, жившим с обломком копья в мозгу, прописался Дракула. Его портрет из замка Амбрас самый ранний из дошедших до нас, хотя написан он был в середине XVI столетия. Век спустя, иными словами — после исторического Дракулы, жившего во времена нашего Ивана III, в 1430-1476 годах.
46 лет жизни ему сполна хватило, чтобы наследить не только в истории своего региона, но и в массовом сознании всей Европы, и все эти следы выставка призвана добросовестно и педантично продемонстрировать зрителю. Ждущим леденящих душу подробностей для начала уготован только отрезвляющий прохладный душ. Господарь Валахии (это одно из дунайских княжеств, располагавшихся на месте теперешней Румынии) Влад III, сообщают нам, был умным, талантливым и решительным политиком. С его прозвищем Дракула вообще произошла история в духе известного анекдота про Ивана Грозного, который за свою жестокость был прозван Васильевичем. Дракула значит "сын Дракона", "Драконович", и ничего угрожающе-былинного тут нет, просто отец господаря Влад II получил соответствующее прозвище после того, как стал членом ордена дракона. В котором, в свою очередь, тоже никакой особой романтики не было, это был, по существу, европейский политический альянс, члены которого обязывались вести борьбу с османской агрессией. Время-то было, если помните, в смысле этой агрессии непростое — турки проглотили Византию, Балканы и рвались дальше в Европу, не зная удержу.
Но второе прозвище Влада III было, как известно, Цепеш, то есть "протыкатель", "сажатель на кол". Говорят, что даже завоеватель Константинополя султан Магомет II, тоже далеко не доктор Айболит, в ужасе повернул войска обратно, когда на земле Дракулы его встретил лес из тысяч кольев с трупами турок. Со своими подданными господарь был не менее крутенек. Число тех, кого по его приказу целыми деревнями сажали на колья, свежевали или варили живьем, достигло 100 тыс. Но это если верить источникам вроде ходивших по Европе в XVI веке страшилок-памфлетов разной степени кустарности — жареного и щекочущего нервы массам хочется всегда. Выставка, собственно, собирается не то чтобы вовсе отрицать жестокость Дракулы, а скорее с фактами в руках показать, насколько тесно и противоречиво господарь был вовлечен в отчаянно сложную геополитическую ситуацию: турки наседают так, что мочи нет, и можно либо пытаться как-то объединяться перед лицом угрозы, либо под предлогом этой угрозы еще и прижать докучного соседа, либо пытаться выторговать у оттоманов не совсем суицидальные условия капитуляции, либо даже делать по очереди и то, и другое, и третье. Когда какая-то там Валахия (подумаешь, какая сверхдержава!) ведет себя так, что нервозно дергаются то Буда с Пештом, то Вена, то Стамбул,— это довольно неожиданное положение, и понятно, что доброжелателей у Дракулы было меньше, чем тех, кому его жуткая репутация была вовсе даже на руку.
Но злободневность быльем поросла, а осадочек остался и даже приобрел в конце концов с легкой руки викторианского романиста Брэма Стокера откровенно инфернальный оттенок. В последнем разделе выставки уже безраздельно царствует Дракула-вампир: здесь показывают попурри из профильного кинематографического наследия — от немецкого "Носферату" 1920-х годов до "Дракулы" Фрэнсиса Форда Копполы. Предыдущий раздел при этом посвящен вампиризму в смысле истории и теории вопроса. В витринах лежат страшноватые рапорты XVIII века с юго-восточных окраин габсбургских земель (Венгрия и Трансильвания уже в них входили), описывающие баснословные похождения вурдалаков со всеми каноническими подробностями, и противопоставлены им бодрые директивы правительства Марии-Терезии распространять просвещение и бороться с суевериями. Сначала литература (весь XIX век), а потом и кинематограф, однако, вцепились в эти самые суеверия мертвой хваткой, и просвещение им совершенно ни к чему, как, впрочем, и сколь бы то ни было увлекательная историческая достоверность.
Инсбрук, дворец Амбрас, до 31 октября