с Андреем Ъ-Колесниковым
Мне не дает покоя вопрос — почему китайцы столько всего выигрывают? В понедельник вечером я задавал его маме прыгуна в воду Глеба Гальперина и врачу сборной по прыжкам в воду Нине Савкиной. В результате мне открылась, кроме совершенно оригинальной загадки китайских побед, история материнской любви и нежности и глубинная драма характеров.
Прыгуны в воду Глеб Гальперин и Дмитрий Доброскок приехали поздно вечером в понедельник в "Боско-клуб" вместе с двумя, как они сказали, девушками. Девушек я, правда, поблизости не увидел. Их усадили за столик для четверых, и они еще несколько минут ждали этих девушек.
Бронзовые медали они сразу сняли и сложили на край стола, туда, за тарелки с вилками и вазу с фруктами,— как будто это была для них тяжелая ноша и глаза бы их вообще не видели. И потом, когда их попросили надеть медали для телеинтервью, они еще некоторое время не могли их найти, двигая эти тарелки и вроде даже приподнимая.
Тут подошли наконец две девушки. Выяснилось, что юноши имели в виду маму Глеба (она же его тренер) Раису Гальперину и доктора команды, подружку мамы Нину Савкину. Обе дамы были хороши собой и составили прыгунам отличную компанию. Подозреваю, что только в этой компании они все сейчас и могли находиться. Я, по крайней мере, уж точно чувствовал себя тут лишним.
— У вас бокал пива есть? — шепотом спросил Дмитрий Доброскок официанта, застенчиво посмотрев на дам.
— Да,— ответил официант.— Конечно. А для вас?
Он посмотрел на Глеба Гальперина.
— А я не пью,— сказал тот.
— Почему, кстати? — спросил я.
— Потому что мне еще выступать! — с неожиданно вырвавшейся досадой произнес он.
То ли это была досада на то, что ему ничего себе нельзя позволить, когда другие уже позволяют, то ли на то, что еще выступать. После того, как они в этот день сорвали сначала один прыжок, после которого чудом удержались на втором месте, а потом еще один, после которого чуда уже не произошло и в результате бронзовые медали и оказались задвинутыми на край стола в "Боско-клубе", предположить можно было что угодно.
Я видел этот прыжок с трибуны. Сначала я смотрел, как они готовились. По телевизору это не показывают. Они стояли в душе и с таким остервенением чистили щетками себе пятки, что я решил: ну понятно, они хотят, чтобы пятки стали шершавыми и не скользили там, наверху (я отметаю предположение, что у них просто ноги были такими грязными). Некоторые, правда, использовали для того же самого индивидуальные коврики, но тут речь шла, похоже, о новых технологиях.
И вот они прыгнули в пятый раз. Я видел их сбоку и очень хорошо. Поэтому я, можно сказать, не поверил глазам. Это же были по идее синхронные прыжки. По крайней мере так они назывались. А я увидел два совершенно индивидуальных прыжка. Каждый из юношей находился в своем собственном полете. Этот полет был неповторим. Даже в самом кошмарном сне ни один из них никогда не захочет, чтобы он повторился.
Я им сказал:
— Я спрошу сразу, и все, ладно, про пятый прыжок?
— Про пятый? — очень удивился Глеб Гальперин, как будто не сразу понял, о чем это речь, столько их было, этих прыжков...— А-а-а...
И он кивнул на Диму. То есть я понял: Глеб тут ни при чем. Ни при чем тут Глеб, если что.
Между тем меня поразило, как весело вдруг улыбнулся Глеб.
— Вот он...— еще раз кивнул Глеб на Диму.
Как старший брат, который уже простил младшему какое-то хулиганство.
— А что? — переспросил Дима и тоже улыбнулся, впрочем, очень застенчиво.— Техническая ошибка. Не доработали. Сложный ключевой прыжок... заднее вращение... ну, в общем...
И он опять улыбнулся, совсем уже слабо.
— А вы понимали, что это катастрофа, когда входили в воду последовательно, один за другим? В синхронных прыжках?
— Нет. Конечно, нет,— сказал Дима.— Когда выплывал только, понял.
— Ну да,— вздохнул Глеб.— Вообще-то получить на Олимпиаде семь баллов — это полный завал. Но все равно мы получили еще меньшую сумму, чем другие прыгуны за провальный прыжок. Нам меньше всех очков дали...
Это было сказано с неожиданной болью. То есть им стоило, видимо, сил держаться.
— Да это наш козырь — винтовой прыжок! — не выдержала мама Глеба, сидевшая напротив Димы.— У них был небольшой отрыв от китайцев. Ну да, девять баллов! Но все равно могли догнать! В конце концов, все знают, что у китайцев шестой прыжок плохой!.. Но судьи уже "отпустили" китайцев!..
И она еще что-то пробормотала, я не услышал — и, видимо, слава богу.
Значит, она и перед последним прыжком еще на что-то надеялась, а Дима с Глебом, похоже, уже ни на что.
— Не переживайте,— я говорил какие-то дежурные слова, других-то тут не было.— Прыгнут еще.
— Да уж они давно прыгают...— с какой-то тоской сказала она.— Мы же тренеры, и я, и муж, он вообще заслуженный мастер спорта, я гимнастка... Вы знаете, как имя ему придумывали? Чтобы оно красиво звучало, когда в микрофон произнесут: "Прыжок 103 "б", такой-то Гальперин!" Отец хотел его Филиппом назвать, я говорю: "Какой Филипп?! Сам послушай: "Прыжок 103 "б", Филипп Гальперин!" Он, конечно, согласился. "А как тогда назвать-то?" — говорит. "Глеб, конечно",— отвечаю. Вот он и стал Глебом.
Я уж всерьез заинтересовался, как выбирали имя Диме, хотел даже уточнить, но раздумал: не тот сегодня был день для таких вопросов.
Хотя они оба все так же странно улыбались, поглядывая друг на друга. Они как будто откладывали между собой какой-то решающий разговор и даже радовались, что есть повод отложить, и не хотели вставать из-за стола. А может, просто есть хотели.
— Он был таким стеснительным мальчиком,— посмотрела на сына мама.— Таким... В пионерском лагере его спросили как-то: "Глеб, кем ты хочешь быть?" А он говорит: "Чемпионом мира... Ой, то есть олимпийским чемпионом..." Все так удивились, такой стеснительный мальчик... Чемпионом мира уже, кстати, был.
Глеб как-то поежился, мама посмотрела на него с большой тревогой:
— Болит?
— Да нет...— сказал он.— Но чувствую как-то.
Она рассказала, что у него недавно была серьезная травма.
— Когда? — переспросил я.
— Нет, не хочу говорить... неделю назад,— вздохнула мама.— И у Димы 25 июля.
— А неделю назад что случилось?
— Как же вам объяснить-то? — тяжелой поступью вступила в этот разговор доктор Нина Савкина.— Скашивание позвонка с выраженным болевым синдромом. Так что пара вполне могла и не состояться.
Она смотрела на них и говорила не как о спортивной паре, по-моему, а о семейной (не в этом смысле).
Диму и Глеба позвали обмывать медали на сцену. Пользуясь их отсутствием, я спросил дам:
— Послушайте, а вот вы можете объяснить, почему китайцы все выигрывают? Я хочу понять. Я всех спрашиваю, и себя прежде всего. Ну почему?!
Еще можно было поинтересоваться, почему мы почти ничего не выигрываем (правда, на следующий день ситуация уже хоть чуть-чуть изменилась), но ответ на этот вопрос я себе более или менее представлял.
Мама Глеба понизила голос:
— Когда мы были в Австралии... Нет, наверное, не надо говорить. Но я скажу. Я давно обратила внимание: китайцы сидят перед прыжками и слушают музыку в наушниках, потом такие счастливые поднимаются и все выигрывают...
— Говорят, еще грибы варят специальные,— встрял я, вспомнив рассказы фигуристов в Турине два года назад таким же шепотом.
— Да какие грибы... а, ну, может, и грибы тоже. Но главное, что я выяснила: это не музыка была в наушниках. Что — не буду говорить. Наверное, не имею права. Скажу одно: с ними, видимо, работают специальные психологи. Потому что я как все выяснила? Они сняли наушники и забыли выключить звук. И там я слышу: китайская речь медленная! Он им что-то наговаривает перед стартом в уши!
То есть речь шла тут по крайней мере о нейролингвистическом программировании. Да, это была новая версия.
Доктор, которая все это время задумчиво кивала, так же задумчиво продолжила:
— А с другой стороны, у них отбирают на прыжки, у них очередь стоит чуть ли не многокилометровая, а мы выбираем. И из кого? И нас все спрашивают: "Что, головой о воду биться?! Не-е-е". А почему головой-то? Не головой...
— Руками,— предположил я, вернувшийся сегодня с прыжков.
— Вот и мы всем отвечаем: руками! — обрадовалась она.— Они же в воду руками входят, правильно? Но все равно не идут...
— Так что Дима и Глеб у нас ветераны не от хорошей жизни,— поддержала подругу мама Глеба.
— У них, знаете, на самом деле траурное настроение сегодня,— сказала Нина Савкина, оглянувшись, не идут ли дети обратно за стол.— Рассчитывали-то на большее.
— Могли золото выиграть? — я знал, что не надо задавать такие вопросы, тем более родителям, но не удержался.
— Давайте не будем,— ответила мама Глеба и вытерла слезу на щеке.
Было даже удивительно, как мгновенно выкатилась эта слеза.
— Но все-таки трудно с китайцами,— продолжила она.— Мы не выдерживаем нагрузок, которые выдерживают они. И на самом деле все очень просто. Пубертатный период...
— Какой? — переспросил я.
За столом было шумно, но даже если бы мы сейчас катались на джонке по пруду, как в этот момент баскетболистки сборной России (джонка, разумеется, погрузилась гораздо ниже ватерлинии и вообще до опасной черты), я бы все равно переспросил.
— Период полового созревания мальчиков и девочек,— повторила она.— Вырастают, все у них меняется, и их надо бы оставлять в покое, а мы их тянем дальше, потому что заменить некем. А китайцы своих меняют каждые два года. А у нас некем менять. И у нас ребята так и занимаются этим самым ненормальным видом спорта...
Наконец-то она произнесла это.
Тут подошли Дима и Глеб.
— Слушай,— сказала Глебу мама,— а я вот думаю, о чем вы говорили, когда к последнему прыжку готовились?
Дима подавленно замолчал, а Глеб не стал молчать:
— Мы когда готовились, я спросил у Димы: "Какие мы?" На табло-то я не смотрел. Он говорит: "Четвертые, Глеб" (на самом деле они были еще вторыми.— А. К.).
— Это что, правда? — переспросила мама Глеба Диму.
— Да,— опять застенчиво засмеялся он.— Но потом, когда на вышку поднялись, я сказал: "Да второе, второе..."
Раиса Гальперина поглядела на Глеба с материнской нежностью.
— Я же его с детства тренирую...
— С рождения, можно сказать,— добавил я.— И даже раньше.
— Ну да,— обрадовалась она.— Он у меня в животе знаете как прыгал!
— Там же тоже водная среда.
— А я о чем!
И слава богу, никто так и не узнал, запорол ли он там хоть один прыжок.
Потому что: а судьи кто?