Ракурс решает все
Полина Попова о плюсах и минусах «расчистки» российской торговли
Одним из наиболее ярких сюжетов уходящего года стала «расчистка» сферы торговли от серого импорта — как в России, так и на уровне Евразийского экономического союза. О километровых пробках из фур на границе с Казахстаном, к которым привела начатая российскими властями борьба с недостоверным декларированием нацеленных на ее рынок грузов, СМИ в течение осени писали неоднократно (см., например, “Ъ” от 2 октября и 31 октября). Бизнес, в том числе и на страницах “Ъ”, строил предположения, чего от этого ждать как игрокам рынка, так и простым потребителям.
Фото: Дмитрий Лебедев, Коммерсантъ
Фото: Дмитрий Лебедев, Коммерсантъ
Звучали предостережения о рисках ухода многих импортеров, которые предпочтут сворачивание поставок добровольному «обелению», о поиске новых схем ухода от уплаты обязательных платежей и контроля, о повышении цен на товары теми, кто останется на рынке на условиях игры «вбелую»,— то есть о новом всплеске инфляции и нивелировании последовательных усилий ЦБ по борьбе с ней. Юристы, в свою очередь, ставили под сомнение соблюдение РФ при реализации подобных мер принципов единства рынка ЕАЭС.
При этом отстаивание РФ собственных интересов вразрез с интересами некоторых ее коллег по ЕАЭС может затянуть союзный процесс на годы: когда каждый перетягивает одеяло на себя, договориться не всегда представляется возможным.
С другой стороны, «обеление» рынка обещает дополнительные поступления в российский бюджет, который много теряет на серых схемах растаможки. Сюда же отнесем выравнивание условий конкуренции в пользу отечественных производителей, которым соперничать в ценовом отношении с поставщиками дешевого импорта, очевидно, непросто — им как минимум нужно «отбивать» инвестиции. Национальные регуляторы закладывают «защиту» рынка как раз в ставки пошлин, а их неуплата дает им основания говорить, что протекционизм не работает не потому, что идея неверна, а потому, что исполнение хромает: потенциал отечественных разработчиков и производителей де-факто «душат» контрабандисты.
К слову, влиянием импорта на ценообразование и конкуренцию озаботились и в сфере госзаказа: не так давно в Совете федерации эту тему подняла вице-президент Торгово-промышленной палаты РФ Елена Дыбова (см. “Ъ” от 16 декабря), призвав пересмотреть порядок установления начальной максимальной цены контракта, при формировании которой сейчас в основном ориентируются на более низкие цены иностранных производителей.
Идея интересная — если заставить дороже платить за развитие собственных производств не только потребителей, но и государство, то или «технологический суверенитет» будет развиваться быстрее, или взгляд на пошлины как на барьер для развития экономики вернется раньше.
Уже понятно, что в 2026 году этот эксперимент продолжится и расширится — нарушение целостности единого таможенно-экономического пространства ЕАЭС новым российским порядком борьбы с серым импортом Москву, судя по всему, не сильно смущает. Отсутствие союзных договоренностей (см. “Ъ” от 17 декабря) будет использовано для ужесточения контроля на национальном уровне — первые шаги в этом направлении уже сделаны (см. “Ъ” от 20 ноября и 24 декабря).
На фоне общей и довольно быстрой цифровизации всех процессов в экономике властям, очевидно, удастся замкнуть периметр, в удержание которого помимо таможни все больше втягиваются ФНС, Минпромторг, Минфин, конструирующий систему подтверждения ожидания товаров как способ «авансовой» уплаты обязательных платежей, и маркетплейсы как главный канал продаж потребительского импорта. При этом результаты этой работы, в отличие от итогов во многом «эмпирических» споров экономистов прошлого, будут зафиксированы в цифрах: когда-нибудь сравнительную эффективность свободы торговли и протекционизма можно будет анализировать по базам фактических данных. Если, конечно, государство отважится показать их обществу.