в зеркале своих революций
Обменная легкость
Наша жизнь в обществе может быть полноценно и исчерпывающе описана как серия обменов того, что мы ценим, на то, что мы ценим больше. Называть "экономикой" ту часть жизни, в которой посредником обмена выступают деньги, возможно лишь в том случае, если осознавать: неденежный обмен имеет ту же природу, и в силу этого homo economicus существует лишь как аналитическая абстракция.
Поэтому у "революции денег" первой половины XX века, видимо, нет настоящих авторов, а все ее даты — в существенно большей мере условность, чем у любых других революций прошедшего века. Но значение ее для облика современного мира не меньше, чем у других великих революций. В начале XX века деньги были законными соправителями мира — наряду с правительствами и монархами, идеологиями, технологиями, расстояниями и способами отсрочить наступление смерти. Но уже в середине 30-х годов XX века в качестве варианта нормы, а после Второй мировой — повсеместно деньги перешли в категорию инструмента управления обществом в арсенале власти. Легендарная фраза Лоренцо Медичи "деньги рождают власть, которая нужна для денег" и в XV веке, и даже в XIX маркировала негодяя. При всей банальности "золотое кольцо" Медичи выглядело технологией рафинированной низости аристократа, извращением естественного порядка, в котором власть дана достойным свыше вместе с богатством, а деньги есть кровь торговли — занятия совсем других людей.
Уже почти век мы живем в ситуации, в которой с точки зрения государства деньги есть предмет, в сущности, второстепенный — оно уверенно владеет технологией производства денег, и деньги общедоступны. Да, эта технология несовершенна и постоянно порождает экономические кризисы. Мало того, доступность денег не лишает их ореола привлекательности полностью — а тихий энтузиазм социалистов в связи с революцией денег как раз был связан с ожиданиями изменения эгоистической природы человека: тот должен был перестать любить деньги, но отчего-то не перестал. Но все это — издержки. Прибыли же таковы, что можно потерпеть: впервые за многие века существования человечества деньги перестали быть независимой от власти величиной.
Кто это сделал? Какие ключевые решения и кем были приняты в этой связи? Хорошо это или плохо? Это уже закончилось или все еще продолжается? Почему мы этого не замечаем? Деньги — слишком фундаментальный институт человеческого общества, чтобы изменения их природы были заметны.
Неосознание реальных масштабов революции денег в XX веке — во многом причина того, почему нынешний мир выглядит настолько хрупким и эфемерным.
Связь денег и государства изменила характер — деньги стали институтом, находящимся под полным государственным контролем. И все с этим согласились
Золотая предыстория
С технической точки зрения революция денег может считаться совпадением двух связанных друг с другом событий в мировой финансово-кредитной системе. Это — развитие системы центральных банков и регулирования банковского дела в развитых странах, в первую очередь в Великобритании и США, и эволюция золота и серебра как средства организации косвенного обмена. К середине XIX века банковское дело с частичным резервированием (практика, в которой банк не обязан иметь в любой момент в кассе ровно тот объем денег, который банк должен обладателям депозитов и держателям других его обязательств — например, банкнот) стало более или менее всеобщим явлением во всех крупных экономиках. Сверхсильных потрясений в жизнь общества периодические банковские разорения, связанные именно с такой схемой работы банков, не вносили.
Обычные деньги к тому моменту, к концу XIX века, приобрели, казалось бы, уже постоянную и неизменную форму после многих веков эволюции. После множества экспериментов мир усвоил для себя несколько истин. Первая: настоящие деньги — это золото, серебро годится лишь для разменной монеты. Вторая — банкноты, бумажные деньги, имеют свои преимущества, если их в любой момент можно разменять на золотые монеты. Третья — идеальна ситуация, при которой цены в экономике стабильны, во всяком случае не растут постоянно. Этот процесс, именуемый инфляцией, уже был знаком XIX веку, но существование центрального банка (так позже стали именовать банки, имевшие функцию кредитора последней инстанции и выпускающего, как правило, монопольно узаконенные в этой стране банкноты) и золотой стандарт сильно смягчали инфляционное бремя для населения.
От вечной ценности к презренному металлу
Переход к новой форме золотого стандарта, совмещенного с твердой госмонополией на выпуск наличных денег и стройной системой госрегулирования банковской деятельности вообще, сделал конец XIX и начало XX века для мировой экономики буквально золотым веком. В этот момент, видимо, в мире была перейдена та грань экономического развития, которая отделяла самые развитые экономики от состояния, в котором был еще возможен массовый голод,— и это в тот момент, когда госрасходы по отношению к общим тратам в экономике были в 8-10 раз меньше, чем сейчас.
Первая мировая, как и все предшествующие ей войны, мгновенно отменила существование золотого стандарта. Это была обычная практика, не вызывающая ни у кого возмущения: по умолчанию одной из вспомогательных задач государства в войне было предотвращение оттока золота из своей экономики. Размен банкнот на золото был остановлен везде, кроме невоюющих США, и в первую очередь в Великобритании. Также обычной практикой, вытекающей из предыдущего решения, была новая эмиссия денег на военные расходы государства, военные займы и военные кредиты на эти цели.
Как ни странно, банки прекрасно переживают войны. После Великой войны банки с утроенной силой кредитовали национальные экономики, мало того — они отлично научились финансировать (к выгоде своих вкладчиков, естественно) и иностранные экономики. 20-е годы выглядели как настоящее мировое экономическое чудо. Германия, пережив гиперинфляцию, создала новую золотую рентмарку. Разрушенные Польша, Бельгия, Австрия великолепно восстанавливали все утраченное — и по сей день значительная часть городского пейзажа их городов обязана своим появлением буму 20-х. Да что там — даже Советская Россия при всем ее безумии стабилизировала финансовую систему и вовсю экспериментировала с золотыми червонцами.
В Великобритании идея возврата к довоенному золотому стандарту обсуждалась с 1918 года. Реализована она была в 1925 году, несмотря на сопротивление множества промышленников и экономистов. Впрочем, золотой стандарт был возвращен Великобритании, столпу межвоенной экономики для всего мира, в новой и странной форме. Золотое содержание фунта стерлингов было восстановлено паритетно к золотому же доллару США на уровне 1913 года. Однако золотых монет в обращении в стране больше не было: фунт можно было поменять на золото лишь иностранцам, лишь за пределами Великобритании и лишь на золотые слитки весом 12 кг, не менее того. В момент принятия решения доллар США (почти золотой) стоил к фунту — $4,25. Правительство Великобритании решило, что он должен стоить $4,86. Во всяком случае, британскому министру финансов, который получил этот пост в 1925 году практически случайно, эта идея понравилась — а достаточного опыта и образования в экономической сфере он, увы, не имел и даже бравировал этим. Уинстон Черчилль вообще был человеком, легко принимающим большие и очень далеко идущие решения.
Потом миру это очень помогло, но не в тот год.
Что делать, если нет золота
Экономика неприятна правительствам всего мира тем, что ее практически бессмысленно обманывать — на все неверные решения она отзывается кризисом, тем более быстрым и сильным, чем радикальнее нарушение ее закономерностей. Первой реакцией экономики Великобритании на идею восстановления довоенного золотого фунта была всеобщая забастовка 1926 года — быстрая дефляция требовала снижения зарплат, в послевоенной Англии снижать зарплаты было, в общем, почти невозможно. Затем последовали кризисы внешней торговли, торговые войны, но до 1928 года ситуация была терпимой и даже хорошей. Строились социальные институты и дредноуты, дети учили азбуку и национальные гимны, и даже в России вместо расстрелов священников теперь увлеклись нэпом и индустриализацией. В 1929 году по причинам, связанным по крайней мере с активной деятельностью банковской системы с частичным резервированием, началась Великая депрессия. В Италии никого особенно не волновавшие фашисты строили логическое продолжение идей социального государства — корпоративное государство. В колониях стран Европы по всему миру происходило какое-то брожение, но на это не обращали внимания. В Германии все громче заявляли о себе национал-социалисты — тоже пока не слишком страшные, во всяком случае, если не сравнивать их с Коминтерном и коммунистами, которых стало слишком много. Тогда же наиболее прозорливые — нет, не экономисты, политики — начали обращать внимание на то, как структура государств в связи с новыми веяниями изменяется в сторону то ли того, о чем мечтают социалисты, то ли того, чего хотят нацисты и фашисты. Во всяком случае, на старую добрую Европу все это было уже совсем не похоже — да и в США, где мгновенно выросла безработица, происходило нечто сходное, но с местными выразительными особенностями.
В 1931 году Банк Англии сдался и отказался от золотого стандарта, повергнув Европу, ориентировавшуюся на фунт, в серию политических кризисов. Впрочем, к тому времени истины, которые ранее люди знали о деньгах, уже успели измениться. К 1939 году они выглядели так. Первая: настоящие деньги — это деньги, которые печатает на бумаге центральный банк, подконтрольный государству, золото и серебро — товар, имеющий цену в цифрах, напечатанных на этой бумаге. Вторая — банкноты и монеты из дешевого металла являются единственной формой денег, которые существуют. Третья — в общем случае цены не могут снижаться, они могут быть стабильными или расти, инфляция — естественное свойство денежной системы. К трем ранее существовавшим истинам добавилась и четвертая — государство отвечает за стабильность банков, а задачей банков является как можно более активное кредитование экономики. Связь денег и государства изменила характер — деньги стали институтом, находящимся под полным государственным контролем.
И все с этим были уже согласны: как выяснилось, "человек экономический" может выживать, и довольно неплохо, и при изменении физических принципов устройства системы. У него гибкая, короткая и плохая память.
После всех катастроф ХХ века человечество убедилось: мир, в котором есть
easy money, деньги, возможные в неограниченном количестве на нужное дело, удобен и комфортен
Бумажные упрощения
История революции денег на этом не закончилась, а, в сущности, только началась. В финансовом смысле Вторая мировая война была повторением Великой войны. США, после 1932 года ставшие эмитентом единственной в мире валюты, по крайней мере на словах обеспеченной золотом по установленному курсу, в 1944 году на Бреттон-Вудской конференции стали новым столпом мировой валютной системы, которая также теряла характер "золотой" — пока в 1971 году официально не аннулировали выглядевшую уже полным анахронизмом привязку доллара к золоту. Центробанки во всем мире стали государственными учреждениями, регулирующими деятельность банков с тем же проблемным частичным резервированием. К их функциям повсеместно добавились функции контроля инфляции — логично, чтобы рост цен контролировал институт, который, в сущности, их своей деятельностью и генерирует.
И главное, человечество медленно, уже после Холокоста и плана Маршалла, после советизации Восточной Европы и послевоенного бума в США, убедилось: мир, в котором есть easy money, деньги, возможные в неограниченном количестве на нужное дело, в чем-то удобен и комфортен. Во всяком случае, он не выглядел в глазах большинства чем-то принципиально более плохим, нежели мир 1913 года.
Ведь в этом мире уже появилось многое, о чем и не мечтал в 1848 году Карл Маркс. Всеобщее страхование от безработицы появилось еще в межвоенный период, как и государственные социальные пособия для инвалидов. С 40-х годов вводилась пенсионная система: Япония, например, умудрилась начать всеобщее пенсионное страхование в 1945 году, за несколько месяцев до военного краха и за 15 лет до главного в мире государства трудящихся, СССР. В свою очередь, Советский Союз (при Иосифе Сталине, отметим, отличавшийся удивительным финансовым благоразумием и приверженностью золоту — хотя и без золотого стандарта) и США с 50-х в ходе гонки вооружений, невозможной в таких масштабах без денежной системы с центральным банком, не только обеспечили миру фобию ядерного оружия, но и запустили всеобщий процесс замены религии на науку в общественном сознании. Наука, еще до Второй мировой бывшая в значительной мере делом бизнеса, стала во всем мире в значительной мере государственной и управляемой государством. Здравоохранение во всем мире испытало то же движение, разное для всех стран,— от рынка к государству.
Новые деньги экономисты именуют "фиатными", но лишь в последнее время — во второй половине XX века вообще мало кто, кроме них, догадывался о том, что так было не всегда, и не всегда деньги были "легкими" и государственными. Эта легкость и государственная управляемость денежной системы стали настолько важным элементом общественной жизни, что сейчас почти невозможно представить себе что-то иное — именно в силу этого экспериментальный и совершенно не приспособленный к чему-то в мировом масштабе биткойн, изобретение уже XXI века, дал миру такое число новых миллионеров.
Кстати, о миллионерах и миллиардерах — несмотря на то, что они существовали и до революции денег, она, видимо, изменила и структуру крупных состояний, и их происхождение, и круг владельцев крупных состояний. Новый миллионер — это в первую очередь сверхэнергичный человек, не ссорящийся с государством, а поддерживающий с ним отношения в диапазоне от доброжелательного нейтралитета до тесной дружбы.
Когда нет даже бумаги
Круг современных феноменов, которые легко вывести именно из революции денег, можно продолжать до бесконечности — но стоит остановиться. Проблема в том, что достижения этой революции, в чем бы они ни заключались, выглядят чем дальше, тем более эфемерно.
То, что ценится в новых деньгах больше всего,— возможность для государств на новом уровне финансировать условно-бесплатные социальные блага — сейчас, в XXI веке, выглядит как потенциальный источник мировой нестабильности. Дело не в мифологизированном "госдолге США", а совсем в другом. Похоже, что изменения в правительственных финансах, привнесенные революцией денег, вызвали не только рост продолжительности жизни в мире, но и нерешаемые проблемы с финансированием здравоохранения и пенсионной системы. Даже в США, где формально так и не создали центробанка, итоги этого величественного эксперимента по огосударствлению инфраструктуры накоплений и финансирования медицины, уже очень туманны. О большинстве последствий революции денег можно сказать то же самое: вероятно, эксперимент не удался.
Впрочем, необходима и оговорка: как бы ни выглядела "контрреволюция денег" в будущем, она вряд ли в состоянии отменить революционные завоевания. Возвращение в старый добрый мир, в котором деньги и государство существуют иначе, чем сейчас, невозможно — для этого стоило бы отменить добрую половину, если не больше, мира, в котором мы живем. Но возможно и, кажется, неизбежно движение в новый мир. Его контуры пока крайне расплывчаты, и в нем почти нет ничего от старого доброго 1913 года со всеми его проблемами, несправедливостями, агрессией и наивной спесью. Единственное, что мы знаем сейчас о нем,— в нем деньги будут другими.
Приобретения
Доступность и дешевизна банковского кредита, новые темпы экономического роста.
Повсеместное распространение принадлежащих или управляемых государством, частично или полностью, всеохватных пенсионных систем и сетей здравоохранения.
"Сети безопасности" и распространение идей "социального государства".
Поддержка демократического пути развития для большинства стран мира и содействие разрушению остатков сословного общества.
Новый виток глобализации мировой торговли и международной специализации экономик.
Потери
Невидимый всеобщий инфляционный налог во всех экономиках мира в непредставимых ранее масштабах.
Резкий рост многочисленных "ошибок предпринимательства", поддерживаемых и страхуемых сложившейся системой, при этом влияющих на общепринятые эстетические и этические нормы в обществах.
Резкое увеличение формального налогового бремени и для обычного населения, и для предпринимательства.
Новые возможности для армий и военно-промышленного комплекса, мобилизационная экономика.
Косвенное возложение на всю экономику рисков ранее изолированного банковского бизнеса, усиление потенциальных размеров финансовых кризисов.