«Они до сих пор продолжают ходить и орать, что я украл»

Год назад в отношении известного исполнителя шансона Александра Новикова было прекращено уголовное преследование по факту мошенничества со средствами пайщиков «Бухты Квинс» в Екатеринбурге. Сейчас он пытается получить компенсацию за незаконное уголовное преследование. В интервью “Ъ-Урал” рассказал о своих убытках за время уголовного преследования, предположениях, кто был инициатором дела и как стоит решать проблемы пайщиков «Бухты Квинс».

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Вы оспорили в Свердловском облсуде отказ Ленинского райсуда о приеме иска на реабилитацию, в нем идет речь об 1 млн руб. расходов на адвоката. Это все, на что вы претендуете?

— По закону я могу получить компенсацию только за один год работы адвоката. А дело тянулось четыре года. Сейчас мы должны хотя бы это получить. Мы ничего не просим сверху, хотя издержки были намного больше. Ущерб только за отмененные концерты за четыре года незаконного преследования составил более 30 млн руб. Были и физические последствия: эта нервотрепка вылилась в обострение проблем со спиной, была сложная операция. Но истина восторжествовала, и сейчас важно, чтобы состоялась моя гражданская реабилитация. Сегодня я отстаиваю свое доброе имя.

— Вы уже говорили, что отказ райсуда — это умышленное действие судьи, что вы имели в виду?

— Уже год с момента прекращения незаконного уголовного преследования мы пытаемся подать в суд иск на компенсацию. Заявление не принимают под любыми предлогами. Отказ судьи Ленинского райсуда не имеет ничего общего с законом. Отказ — это не ошибка судьи, это умышленное действие, за которое судья должна нести ответственность. Нами подготовлена жалоба в квалификационную комиссию судей. Такие решения порочат и дискредитируют само понятие судебной системы. Судья выносит такие решения не из-за некомпетентности или в силу незнания закона, а намеренно. Я известный во всем мире человек. Мои песни слушает все русскоязычное пространство планеты. И я год не могу добиться, чтобы приняли заявление. Мне в прокуратуре говорили, что не было случаев, чтобы по гражданской реабилитации не принимали иски. Областной суд в данной ситуации встал на сторону закона.

— В чьих интересах, по вашему мнению, действовала судья?

— Она защищает интересы тех следователей, которые фабриковали это дело. Они понимают, что этот жалкий 1 млн руб. мне не нужен. Они понимают, что дальше будут другие действия. Следователи должны нести уголовную ответственность за незаконный арест, незаконное преследование. И хотя суд в первую очередь должен стоять на защите гражданина, у нас вышло, что государство было в приоритете, никто не хочет портить отношения с ним. Поэтому нам и отказывали. Получим решение суда по гражданской реабилитации, а дальше, мое право написать заявление о привлечении к уголовной ответственности следователей. Буду я это делать? Не стану говорить наперед.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Когда вы сообщили о прекращении уголовного преследования, то называли конкретные имена уже бывших силовиков. Как вы их связали с фигурантами дел?

— Мое личное убеждение, что связь между ними была. Было страшное противостояние против возбуждения уголовного дела в отношении Обухова и компании (покушение на мошенничество при продаже земель ООО «Светояр».— “Ъ-Урал”). Мы с Шилимановым (Михаил Шилиманов, бывший бизнес-партнер господина Новикова.— “Ъ-Урал”) в 2015 году уехали во Францию на регату. Через неделю мы приезжаем, сейф в офисе открыт, документы на 600 га, принадлежащие компании, украдены и пропала работница Шилиманова — Лариса Ассонова (ей принадлежало 20% ООО). Когда пишут, что она подельница Новикова, то это вранье, я ее даже к себе в кабинет пускать не хотел. Она была его работницей и бывшей сожительницей. Мы написали заявление о пропаже человека в отдел по борьбе с организованной преступностью, которое тогда возглавлял Константин Строганов. Он и его подчиненные — профессиональные и порядочные люди — нашли всех, кто участвовал в мошенничестве.

Лариса Ассонова вступила в сговор с директором овощебазы №4 Обуховым и за 10 млн руб., которые ей дали в качестве вознаграждения, продала ему 600 га земли «Светояра» за 14 млн руб., реальная стоимость которой была около 3 млрд руб., то есть в 200 раз ниже рыночной стоимости! Механизм был такой: госпожа Ассонова продала землю ООО «УК “Уктус”» Ивана Обухова (был осужден в 2017 году), деньги прошли через фирму-прокладку «Ай-фрукт», которой руководил друг Обухова Виктор Новиков. Прогнали сумму в течение одного дня, получили и поделили. Но завладеть землей они не успели, их арестовали. Но нам пришлось целый год судиться, чтобы вернуть эту землю «Светояру».

Когда их всех взяли и стал решаться вопрос о возбуждении уголовного дела по ч. 4. ст. 159 УК РФ, здесь на стражу встало ГСУ МВД по Свердловской области во главе с генералом Владимиром Мироновым. Он ни в какую не хотел возбуждать дело. Мы втроем сидели в кабинете у генерала Бородина (Михаил Бородин, в 2010-2018 годы глава регионального МВД), который понимал, что это чистое мошенничество, а Миронов утверждал, что не видит состава преступления.

Мне пришлось приложить массу усилий, чтобы прокуратура передала материалы дела в Следственный комитет. Но Задорин (Валерий Задорин, в 2011-2018 годы глава регионального СКР) тоже не торопился возбуждать дело.

И я понимал, что могут быть силы, которые это все контролируют и, похоже, заинтересованы в том, чтобы эти земли у нас забрать. Среди них — начальник УФСБ по Свердловской области Александр Вяткин (занимал пост с 2012-го по 2019 год), который из-за кулис руководил всем этим процессом, заставляя силовых генералов делать так, как ему было надо. Хотя не имел на это никакого права. Мне пришлось поехать к одному из руководителей СКР в Москву и рассказать, что это за дело. Только после его вмешательства дело в отношении Обухова и всей этой шайки было возбуждено.

Но тут же возникла Булатова (Зиля Булатова, председатель кооператива поселка «Бухта Квинс», который строил Михаил Шилиманов), которая пустилась в осатанелую кампанию по организации псевдомитингов и оскорбительных публикаций в СМИ в отношении меня. Задачей кампании было дискредитировать меня и создать шум, который стал бы основанием для следственных органов посадить меня в тюрьму, описав все мое имущество и продав его для возмещения мифического ущерба «Бухты Квинс» (уголовное дело по факту мошенничества со средствами пайщиков в отношении Михаила Шилиманова и Александра Новикова было возбуждено в 2016 году, через 10 дней после возбуждения дела в отношении Обухова и его подельников.— “Ъ-Урал”). К тому же, я в то время еще избирался (в заксобрание), и было выгодно, чтобы меня убрали как человека команды губернатора (у Александра Вяткина был конфликт с губернатором Евгением Куйвашевым). Была проделана фантастическая работа по опорочиванию меня и фальсификации результатов голосования.

Вся шайка состоит из Обухова, Ассоновой, Рожина, Виктора Новикова, Булатовой. Они под влиянием или по воле более высокопоставленных лиц выполняли эту роль по захвату наших земель. Четыре года издевательского следствия при отсутствии доказательств. И единственное, что они смогли сделать, это уговорили Ассонову, пообещав ей минимальный срок взамен на показания против меня. Сейчас все участники истории судимы: Булатова, Обухов, Ассонова, идет суд над Шилимановым. По моему делу прокуратура Свердловской области четыре раза отказывалась подписывать обвинительное заключение.

И только когда Генпрокуратура вынесла постановление об отсутствии состава преступления, преследование пришлось прекратить. Эта чисто финансовая история, для осуществления которой использовали и политику. Вы можете себе представить, какие силы были включены? Вяткин и его подчиненные все это дело контролировали. Он ушел, но остальные продолжают работать в управлении. И я был бы рад, если бы меня пригласил новый начальник УФСБ по Свердловской области (Алексей Зиновьев), я бы много ему интересного по этому делу рассказал. Говорят, он очень коммуникабельный и порядочный человек.

— Как вы изначально начали бизнес с Михаилом Шилимановым?

— Мы с Шилимановым знакомы давно, но друзьями не были. Он узнал, что у меня есть 4,5 га земли на Шарташе, и предложил построить поселок. Я никогда не занимался таким бизнесом и не был строителем. Просто отдал землю для проекта.

— Что написано в постановлении о прекращении уголовного дела?

— Отсутствие в действиях состава преступления. О том, что я имел право получать деньги, так как передавал землю. Мне вменяли 40 млн руб., а стоимость земли, которую я передал, — 200 млн руб. О каком мошенничестве идет речь? Я мог получить вообще все деньги кооператива. Я отдал им землю, которая стоит вдвое дороже, чем все те средства, которые они собрали для стройки вместе взятые. О каком преступлении идет речь?

— Сейчас вы чувствуете к себе внимание со стороны силовиков?

— Нет. Сейчас руководители структур, в том числе некоторые из тех, кто были инициаторами моего дела, радостно здороваются, а то и бросаются в объятия, когда мы случайно где-нибудь встречаемся.

— На суде вы говорили, что вложили на завершение первой очереди «Бухты квинс» 83 млн руб.

— Два года назад у меня начались проблемы с позвоночником — моя старая травма еще с лагеря, где я работал на самой тяжелой работе. Я прошел врачебную комиссию, которая пришла к выводу, что мне срочно нужно делать операцию. Но следственный комитет мне отказал в этом, заявив, что таким образом я хочу избежать уголовной ответственности. Мне назначили судебно-медицинскую врачебную экспертизу. Вдумайтесь, это в рамках уголовного дела по мошенничеству! Эта экспертиза тянулась два месяца и дала такое же заключение. К тому времени я ходил уже с трудом. В октябре 2017 года у меня был запланирован концерт в Кремле, туда меня не могли не отпустить — это моя профессиональная деятельность. Я отработал его на обезболивающих уколах, и когда я вышел со сцены, практически упал. И меня на следующий день увезли в клинику имени Сеченова в Москве, где врачебная комиссия дала заключение о том, что надо срочно делать операцию, но здесь нужных имплантов нет и надо ехать за границу.

Достаточно влиятельные люди решили вопрос с этой операцией, оплатили ее, и я практически на одной ноге улетел в Швейцарию. Мне сделали операцию: сейчас в спине шесть железных и два пластмассовых импланта. Я должен был еще несколько месяцев лежать в больнице Швейцарии, но через пять дней, испытывая чудовищную боль, еле передвигаясь, вернулся в Москву в ту же Сеченовскую клинику. Каждую неделю следователь Окатьев забрасывал клинику письмами, требуя дать ответ, почему я там лежу, какой режим соблюдаю. Я провел там больше пяти месяцев.

Все это время строить «Бухту Квинс» было не на что. Шилиманов не вложил в стройку ни одной копейки. Лариса Ассонова все деньги кооператива обналичила, и дальнейшая их судьба — дело ее рук и рук Михаила Шилиманова. А стройку нужно было заканчивать. Я кое-что продал из своего личного имущества, часть денег дали в долг мои друзья, и я вложил в эту стройку 83 млн руб. Хотя не должен был этого делать.

— Вы собираетесь их вернуть?

— В первой очереди у меня в собственности несколько квартир и подвальных помещений на 20 млн руб., а 62 млн руб. кооператив мне обязан вернуть. В уголовном деле есть все платежные документы на материалы, на работы, которые доказывают, что я направлял свои деньги на стройку.

Я, может, и не стал бы судиться и простил бы эти деньги, если бы хоть кто-то пришел от имени кооператива и извинился. Нет, они до сих пор продолжают ходить и орать, что я украл. Поэтому прощать эти 62 млн руб. я не собираюсь. Я эти деньги получу обратно. Закон в данном случае на моей стороне. Как они будут отдавать: скинутся деньгами или имуществом, неважно.

— Вы добивались в суде признания долга Михаила Шилиманова перед вами, что это за деньги?

— Когда я вернулся из больницы и стал разбираться в делах, выяснил, что Шилиманов крал не только из денег, которые я давал на строительство, но и продал принадлежащие мне доли в 82 участках земли в Сысертском районе на сумму в несколько десятков миллионов рублей. Деньги эти он присвоил. То есть это не деньги кооператива, не деньги «Светояра», а лично мои. Он признался в этом на суде.

Общая сумма ущерба, которая уже подтверждена судом, составляет 126 млн руб. Я понимаю, что эти деньги я не верну. У Шилиманова ничего нет. На украденные у меня деньги он купил квартиру в «Тихвине» за 17–18 млн руб. и тут же оформил ее на 14-летнего сына. В рамках банкротного дела арбитражный управляющий вернул квартиру в конкурсную массу. По сути, это единственное имущество, которое есть у Михаила Шилиманова, остальное он еще в начале уголовного дела спрятал и оформил на третьих лиц.

— Вы следите за стройкой «Бухты Квинс»?

— Стройка закончена, и дом первой очереди сдан два года назад. Ситуация была такая: пайщики собрали 135 млн руб. плюс 83 млн руб. вложил я. Первая очередь была достроена (сдана в конце 2018 года). Пайщики второй очереди (12 человек, дом которых не построен) внесли деньги, около 20 млн руб., которые, в итоге, пошли на строительство первого дома. И эти деньги им обязаны вернуть те 50 пайщиков, которые уже живут в доме первой очереди. Они должны вернуть эти 20 млн руб. Я готов также в этом участвовать, отдать процент со своих квартир в первой очереди. Это было бы честно.

Но сейчас происходит следующее: Булатова бегает и вопит, что ей должно возместить государство. А государство ничего не должно, деньги второй очереди были направлены на стройку первой очереди и между ними должны быть расчеты. Я первый встану грудью, если государство будет давать пайщикам второй очереди квартиры просто так. Это не обманутые пайщики! Булатова не желает возвращать деньги безвинным людям, оставшимся без квартир, а бегает и истерит, что все украдено, и государство им должно. Сейчас один пайщик уже подал иск о выходе из кооператива и требует через суд вернуть ему 6 млн руб. Думаю, что скоро будут следующие. И суд они выиграют.

— У вас сейчас есть земля?

— У меня есть 3,5 га на Шарташе и 430 га в Сысертском районе. Эта земля будет отдана под реализацию масштабного проекта, который готовится во взаимодействии с руководством Сысерти. Есть план застройки, сейчас он утверждается. Я сам строительством заниматься не хочу, это будут делать доверенные лица. Проект предполагает и жилую, и коммерческую застройку, будут построены новые дороги. Я предоставлю землю, условия ее использования будут определяться договорами с инвесторами. Это все публично, с этим проектом можно будет ознакомиться, когда он будет утвержден. Конечно, есть еще какие-то участки, которые находятся на окраине, их продают под дачные дома.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Вы последние 10 лет является художественным руководителем Театра эстрады. Время от времени ходят слухи, что вы скоро покинете эту должность.

— Слухи ходят всякие. Я как сидел на 16 аршинах, так и буду сидеть! Сегодня театр — лучший Театр эстрады в стране. А также официально признанное лучшее учреждение культуры Свердловской области. Это не печатается на сайте министерства культуры Свердловской области, оно относится к нам с лютой ненавистью. Помощи мы никакой от министерства не имеем и не ждем. Большая беда в том, что культурой зачастую руководят люди, которые имеют весьма опосредованное отношение к культуре.

Гранты распределяет комиссия, в которой сидят такие же. В итоге деньги идут в нафталиновые театры, в архиубыточные крымские гастроли музкомедии, в бездарные театральные балаганы из погребов и подвалов, несущие со своих подмостков пошлятину и похабщину.

Меня в театр пригласил Мишарин (Александр Мишарин, губернатор в 2009–2012 годы), попросил этот театр поднять. Здесь была помойка, затоптанный, весь в дырах линолеум, стены, крашенные масляной краской. Большей убогости я нигде на гастролях в стране не встречал. Из этой помойки мы сделали лучший театр в стране. За 10 лет мы не получили ни одного гранта. Театр живет на средства бюджета — это около 140 млн руб. в год, они идут на зарплаты, коммуналку. Все остальное театр зарабатывает за счет своих успешных концертов и спектаклей. Это деньги мы можем тратить по собственному усмотрению. Они идут на техническое развитие, на премии артистам, которые не могут жить на нищенскую зарплату из бюджета.

Сам я зарплату не получаю — ни копейки за 10 лет. Деньги, которые мне положены, — это 150–200 тыс. руб. — пусть лучше идут на нужды артистов и театра. При моих доходах от концертов черпать деньги из театра — не желаю.

— Как театр переживает период ограничений из-за коронавируса?

— В соответствии с указом губернатора, мы не работаем. Сейчас театр несет убытки. Спектаклей нет. Артисты сидят на маленьких зарплатах. Театр начнет функционировать, как только ограничения будут сняты. Но сразу восстановиться не сможет. Я предполагаю, что у людей очень мало денег сейчас, люди долгое время не работали, и это отразится на всех кассовых мероприятиях всех учреждений. Поэтому будет существовать определенная инерция в восстановлении доходности театров. Но к новому году, наверное, выйдем на какие-то показатели. Все зависит от того, когда снимут ограничения. Но сейчас важно не это, а чтобы мы не растеряли коллектив. Ведь люди начинают искать другую работу и винить их в этом нельзя. Пока у нас никто не ушел. А значит, театр наш — замечательный.

Беседовала Татьяна Дрогаева