Как в бедной аграрной стране построить высокотехнологичную экономику

Южной Корее удалось невозможное — за полвека превратиться из страны третьего мира в одну из самых динамичных глобальных экономик. Однако конкуренты из Китая наступают на пятки и не дают стране расслабиться.

АЛЕКСАНДР ЗОТИН

Южная Корея — уникальная страна. Летящий на новом джипе по суперсовременным дорогам Сеула пожилой господин в молодости, скорее всего, радовался миске риса, как и абсолютное большинство его сверстников. Мало какой стране удалось за два поколения превратить экономику из беднейшей в суперсовременную. Большинство так и не выходят на траекторию устойчивого роста, некоторые застревают в ловушке средних доходов, а другие даже утрачивают позиции.

Уроки Пака

В середине XX века Южная Корея была бедной аграрной страной. Когда к власти в 1961 году в результате военного переворота пришел генерал Пак Чжон Хи (президент в 1963-1979 годах), ВВП на душу населения составлял $1247 в год (в долларах 1990-го). Даже Филиппины были богаче — $1512, равно как и многие африканские страны (Мозамбик — $1337, Сомали — $1311).

Пак Чжон Хи должен был решить простой вопрос: как добиться экономического роста в условиях скудости природных ресурсов, бедности и малообразованности населения? Единственно возможное решение — опора на дешевую рабочую силу и ставка на экспорт изделий легкой промышленности: одежды, тканей, мелких бытовых изделий, игрушек. Это отрасли, где можно использовать неквалифицированную рабочую силу. Экспортная же ориентация (доля экспорта в ВВП выросла с 3% в 1963 году до 33% в 1980-м и до 57% в 2012-м) объяснялась бедностью населения и незначительностью внутреннего рынка. Отсутствие квалификации рабочих отчасти компенсировалось традиционно высокой для конфуцианской Азии трудовой культурой (рисовое земледелие невозможно без сплоченного труда).

В 1960-1970-х годах дешевые и дисциплинированные рабочие были чуть ли не единственным конкурентным преимуществом Кореи. Однако с ними особо не церемонились. "Диктатура развития" подавляла их попытки улучшить положение, специальный декрет правительства от 1971 года приравнял участие в забастовках к государственному преступлению.

Зато правительство пестовало частные промышленные конгломераты-чеболи — Samsung, Daewoo, Hyundai, Kia, Doosan и другие. В этом Корея ориентировалась на успешный пример модернизации Японии (стартовала после революции Мэйдзи в 1867 году), ведь структура чеболей во многом имитировала японские промышленные конгломераты — дзайбацу. Интересно, что для обозначения корейского понятия "чеболь" и его японского аналога (zaibatsu) используется один и тот же китайский иероглиф.

Чеболям предоставлялись льготные банковские кредиты, госгарантии по иностранным кредитам и дешевая рабочая сила. Но и требования были высоки: критерием успеха считался выход на внешние рынки. Давалась и специальная экспортная субсидия, размер которой менялся в зависимости от обстоятельств. Государство всячески поощряло конкуренцию чеболей на внешних рынках: сумел экспортировать продукции на столько-то долларов, получи за это еще столько-то вон от правительства.

На тех же принципах строились и другие стимулы для чеболей — субсидии и налоговые вычеты. Успешным экспортерам позволялось на льготных условиях импортировать продукцию в Корею. Государство поощряло конкуренцию не только на приоритетных внешних рынках, но и стимулировало борьбу чеболей за внутренний рынок, оставляя его открытым для импорта. Модернизация невозможна без конкуренции.

Невозможна она и в изоляции (как у соседей в Северной Корее с идеологией чучхе). В 1965 году Корея заключила торговый договор с Японией, что способствовало привлечению капитала и технологий. В обмен на поддержку Америки во вьетнамской войне США открыли свой рынок для корейских товаров.

От игрушек к машинам

Полученную прибыль чеболи в основном направляли на инвестиции. Их доля в ВВП стремительно выросла практически с нуля в 1960 году до 18% ВВП в 1970-м, 24% в 1980-м и превысила 30% в 1990-х (пик — 40% в 1990 году). Деньги не проедались, а вкладывались в конкурентоспособное производство. Высокая доля инвестиций в ВВП — особенность всех быстрорастущих экономик, позже такую же картину, но в более гротескной форме (инвестиции свыше 50% ВВП) продемонстрировал Китай.

Накопленный опыт и инвестиции позволили сделать следующий шаг: от легкой промышленности и игрушек перейти к более высокотехнологичным отраслям. В 1970-х годах было выделено семь приоритетных направлений: машиностроение, электроника, текстильная промышленность, черная металлургия, цветная металлургия, нефтехимия, кораблестроение.

Пак регламентировал любую экономическую деятельность. Так, в 1972 году он задумал создать автомобилестроение. Четыре компании — Kia, Hyundai Motors, Asia Motors и ShinJu — получили привычные привилегии: льготное кредитование и политическую поддержку. В ответ каждой фирме надо было довести к 1980 году объем производства до 50 тыс. машин в год.

Частью комплекса мер по развитию автомобилестроения стал протекционизм. Когда Пак решил, что Корея станет экспортером автомобилей, был введен тариф на их импорт, сделавший ввоз иномарок невыгодным. В 1975 году был ограничен и ввоз комплектующих. Но переход к собственному производству не означал начала своих разработок. До конца 1980-х корейские модели были копиями иностранных либо были сконструированы при техническом содействии иностранных автогигантов.

Главным направлением работы автомобилестроителей был все тот же экспорт, хотя внутренний рынок тоже появился (в 1980 году в Южной Корее было уже 249 тыс. легковых автомобилей, по одному на 153 чел.). Первые корейские автомобили пошли на экспорт уже в 1976-м, но настоящего прорыва удалось достичь в середине 1980-х, когда Hyundai вышла на американский рынок с малолитражкой Excel (предшественница Accent).

Корейская экономика усложнялась постепенно. Текстильная промышленность еще в 1980 году была лидирующей отраслью страны, но к 2004-му стала всего лишь десятой. Машиностроение (кроме электроники) с восьмого места в 1980 году к 2004-му переместилось на третье. Все шло эволюционным, а не революционным путем, без "больших скачков". "Perspiration rather than inspiration" — скорее пот, чем вдохновение,— так суммировал суть азиатской модели роста (квинтэссенцией которой является Корея) нобелевский лауреат по экономике Пол Кругман. Упорный труд, экспорт, инвестиции вместо потребления, выход на товары с высокой добавленной стоимостью, рост квалификации и опыта.

Диктатура с самоограничением

Кроме чисто экономических вещей Паку приходилось заниматься и деловой этикой. Диктатор жестко контролировал экономическую деятельность в Корее. Но в отличие от классических деспотов третьего мира его целью была модернизация страны, а не личное обогащение.

Известный российский кореевед Андрей Ланьков в ответ на вопрос о роли коррупции в становлении корейского экономического чуда рассказывал следующий анекдот. В 1980-е годы в Корее проводится конференция по вопросам развития. Туда приезжает африканская делегация, и корейский министр приглашает их к себе. Африканский министр спрашивает: "Как вы, господин Ким, на вашу скромную зарплату построили такой особняк?" Ким говорит: "Откройте окно. Видите мост?" — "Да".— "Десять процентов!" Через десять лет господин Ким едет в Африку и оказывается в гостях у того самого министра, во дворце, как в сказках "Тысячи и одной ночи". Спрашивает: "Как вы построили такой дворец?" Африканский министр: "Откройте окно. Видите мост?" Озадаченный корейский министр: "Нет, не вижу никакого моста". Африканский министр: "Именно. 100 процентов!"

Пак регулярно заставлял чеболи скидываться на партийные нужды, но почти все деньги оставались в Корее. При этом ни он, ни его соратники не сколотили громадных состояний. Жестко искоренялась и низовая коррупция. В 1975 году Пак начал масштабную кампанию по борьбе с коррупцией: если в 1974-м под следствием находился всего 331 чиновник, то в 1975-м — 21 919, а в 1976-м — уже 51 468. Все это улучшало инвестиционный климат и заставляло госслужащих держать себя в рамках.

По словам исследователей восточноазиатских экономик Хосе Кампоса и Хилтон Рут, режим Пака был сочетанием диктатуры и сознательного самоограничения. Не признавая клановости и политического покровительства, Пак жестко спрашивал с подчиненных в соответствии со строгими меритократическими принципами. Накануне каждого Нового года он заходил к каждому министру, чтобы обсудить цели и стратегии, а год спустя проводил анализ их работы. Тот, кто не выполнил хотя бы 80% намеченного, немедленно увольнялся. Чтобы исключить возможность давления на себя со стороны бизнеса и не допускать необъективности, Пак встречался только с большими группами деловых людей, где бизнесмены выступали в качестве представителей отраслей, а не конкретных фирм.

Убить коррупцию окончательно ни Паку, ни его преемникам, некоторые из которых сами оказывались под следствием за казнокрадство, не удалось. Но борьба велась и ведется. Коррупционные расследования проводились в отношении трех экс-президентов — генералов Ро Дэ У и Чон Ду Хвана, а также покончившего жизнь самоубийством в 2009 году Но Му Хена, десятков министров, десятков высших офицеров, председателя Верховного суда, спикера парламента, главы полиции и мэра Сеула. Сейчас Корея занимает 46-е место из 177 в индексе восприятия коррупции Transparency International, рядом с Польшей и Венгрией (Россия на 127-м месте).

Плоды модернизации

По мере развития (с 1960-х годов ВВП на душу населения вырос почти в 20 раз) вырос уровень образования населения и сформировался средний класс. Произошли и политические изменения — "диктатура развития" стала демократией. Логика следующего этапа стала иной — экспортная ориентация хоть и осталась важной, сформировался внутренний рынок, а одним из условий его стабильности стал высокий уровень жизни. Дешевая рабсила перестала быть конкурентным преимуществом, залогом лидерства стала мощная промышленная и инновационная база.

Были и остановки. В условиях быстрого роста экономики к концу 1990-х перекредитованные чеболи продолжали расширять и диверсифицировать бизнес. Коэффициент обязательств к собственному капиталу компаний был слишком высок: к 1997 году он достиг 396%. Это делало экономику все уязвимее для внешних шоков. В 1997 году кризис доверия со стороны западных инвесторов привел к приостановке финансирования корейских банков и компаний, а потом и к банкротству некоторых из них: 11 из 30 крупнейших чеболей были разорены, а правительству пришлось просить о помощи МВФ, причем ее размер на тот момент был крупнейшим за всю историю фонда — $57 млрд.

Тогда Южная Корея пережила не только рецессию, но и перестройку, затронувшую саму философию чеболей. Образцами для подражания стали Samsung и LG. Обе компании провели резкое сокращение персонала и избавились от многих подразделений. Также они увеличили инвестиции в R&D и сосредоточили усилия на создании узнаваемых брендов.

Кризис 2008-2009 годов показал, что урок 90-х был выучен на отлично. К 2008-му корейские компании и банки подошли в хорошей финансовой форме: коэффициент обязательства к собственному капиталу составлял у компаний менее 100%, доля плохих долгов в банковском секторе была невелика — 0,6% (в 10 раз меньше, чем в 1997-м). В результате период глобальной рецессии страна умудрилась пройти без потерь: в 2009-м ВВП вырос на 0,2% — существенное достижение, учитывая, что другие развитые экономики показали отрицательную динамику.

Если на расчистку азиатского кризиса государству пришлось потратить 18% ВВП (за счет погашения обязательств обанкротившихся банков и компаний, а также выкупа "плохих" активов), то кризис 2008-го обошелся всего в 0,7% ВВП. Снизившийся курс воны быстро восстановился, а промышленные гиганты избежали соблазна массовых увольнений и не прогадали — глобальный спрос на корейские товары уже к 2010 году перекрыл докризисные максимумы.

Начинка "сэндвича"

Нынешний успех не гарантирует удачи в будущем. Из ловушки средних доходов (ВВП на душу в 2014-м составит по прогнозам МВФ около $26 тыс.; для сравнения: в США — $55 тыс., в России — $14,6 тыс.) Корее еще предстоит выбраться. Проблема в "эффекте сэндвича": Южная Корея зажата между западными и японскими конкурентами в высокотехнологичных секторах с одной стороны и китайцами в областях с меньшей добавленной стоимостью — с другой. Нефтехимия, электроника, судостроение, машиностроение, выплавка стали — все под китайской угрозой. Отсюда активные попытки развернуть собственные исследования и разработки — Корея сейчас находится на втором месте в мире по доле R&D в ВВП (3,74%).

Корейские фирмы понимают, что легкой жизни не будет. Например, растет конкуренция в глобальной автоиндустрии — технологии производства автомобилей становятся доступными все большему кругу стран и компаний. Из-за этого автопроизводители вынуждены все больше полагаться на эмоциональную привлекательность своей продукции. И пока корейским компаниям удается быстро расти. Так, Kia еще в 2006 году сделала стратегическую ставку на дизайн, пригласив из Германии экс-главу дизайнерских отделов Audi и VW Петера Шреера, и не прогадала: в кризисном 2009 году Kia увеличила продажи на 20,1% по сравнению с 2008-м и достигла рекордной прибыли. Доля корейских автопроизводителей на европейском рынке выросла в 2013 году до 5,2% против 3,1% в 2003-м.

Озабочены китайским наступлением и судостроители. В 2010-м Китай впервые обогнал Корею по тоннажу построенных судов (доля мирового рынка в 2013 году — 36,8% против 34,8% у Кореи). Корейцы отвечают переходом на высокотехнологичную продукцию. Многие коммерческие суда — контейнеровозы, танкеры, сухогрузы — просты и дешевы в производстве. Корейцы оставляют все простое китайцам, концентрируясь на сложных и дорогих судах: танкерах для сжиженного природного газа (их производит компания DSME) и специальных плавучих платформах.

"Корея 7-4-7"

Сейчас Корея ставит перед собой новые цели. Текущие задачи уже более амбициозны, чем просто "догнать Японию". Экс-президент Кореи Ли Мен Бак в 2010 году провозгласил программу "Корея 7-4-7": к 2020 году удерживать темпы роста экономики на уровне 7% в год (текущий вялый рост мировой экономики пока не позволяет этого добиться, хотя прогноз роста ВВП на 2014 год сравнительно с другими развитыми странами неплохой — 3,9%), достичь $40 тыс. ВВП на душу населения и стать седьмой экономикой мира. Новыми же приоритетами развития станут авиация, атомная и оборонная промышленность.

Успехи уже есть. Например, в декабре 2009 года консорциум корейских фирм заключил контракт на строительство атомных станций в ОАЭ, при этом правительство поставило цель отказаться от зарубежных подрядов на поставку комплектующих к станциям — все делать самостоятельно.

Цель по развитию авиапромышленности крайне амбициозна — даже Япония не смогла пробиться в эту сложную нишу. Детище Samsung, Daewoo и Hyundai — Korea Aerospace Industries совместно с канадской Bombardier разрабатывает новый авиалайнер, его выход на рынок назначен на 2019-й. ВПК тоже развивается. Южнокорейское вооружение покупают Турция, Индонезия, Австралия, Япония и ОАЭ.

Высокотехнологичная корейская продукция отчасти плод труда и наших инженеров и ученых. "Россия рассматривается Кореей как потенциальный поставщик технологий и мозгов,— отмечает Ланьков.— В корейских фирмах работает несколько тысяч российских и постсоветских инженеров, которые составляют там, пожалуй, самую большую группу квалифицированных иностранных специалистов".