Тюрьма без решеток
“Ъ” побывал в исправительном центре для осужденных к принудительным работам
В России расширяется сеть исправительных центров ФСИН, где отбывают наказание люди, приговоренные к принудительным работам. Они живут в условиях общежития и трудятся на местных предприятиях, отчисляя процент от зарплаты в пользу государства. При этом осужденные имеют право выходить за пределы учреждения и даже уезжать в отпуск. Корреспондент “Ъ” Эмилия Габдуллина посетила подмосковный центр и поговорила с его руководителем, работодателем и самими осужденными.
Общежитие нестрогого режима
Исправительный центр №1 ГУ ФСИН по Московской области находится на территории городского округа Кашира. Двухэтажное зеленоватое здание, окруженное невысоким забором, расположено совсем рядом с частными домами и небольшим лесом. Можно подумать, что это поселковая школа.
Фото: Коммерсантъ / Анатолий Жданов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Анатолий Жданов / купить фото
«Местные жители первое время переживали: "Ой, зэки, страшно",— вспоминает начальник центра подполковник ФСИН Владимир Киров.— А я им объяснял: "Выгляньте в окошко. Видите, свободный человек идет? Вы знаете, что это за человек? Не знаете. Может, это рецидивист с десятью судимостями. А эти люди хотя бы под надзором находятся. Они хоть чего-то боятся"».
Зеленое здание делится на административную часть и зону проживания осужденных. На входе в нее стоят решетки, но они даже не используются, уверяет господин Киров: «Они ставились, когда центр только начал свою работу. Позже оказалось, что они просто не нужны, так что никто их не закрывает».
Принудительные работы — более гуманная альтернатива заключению. Предполагается, что осужденный живет не в колонии, а в исправительном центре и параллельно работает там, где ему укажут. В российском законодательстве такой вид наказания появился еще в 2011 году, однако применять его начали только в 2017-м.
Сейчас принудительные работы могут быть назначены за преступления небольшой или средней тяжести, а также за совершенное впервые тяжкое преступление. Кроме того, суд имеет право использовать их в качестве смягчения наказания для заключенных в колониях.
За решетками — длинный коридор. Слева мужской блок, справа — женский. Заходим в первую мужскую комнату. Она рассчитана на 20 человек: здесь стоят 10 двухъярусных металлических кроватей. Рядом тумбочки, стулья и прикроватные коврики, вдоль стены — шкафчики, где каждый осужденный может хранить до 50 кг личных вещей.
Вторая комната еще больше, она похожа на казарму. Здесь тщательно убирались — везде очень чисто. Окна распахнуты, в комнате пахнет лесом. Кстати, на окнах нет решеток.
Фото: Коммерсантъ / Анатолий Жданов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Анатолий Жданов / купить фото
На кроватях лежат несколько осужденных — одни спят после ночной смены, другие уткнулись в телефоны. Увидев гостей, мужчины здороваются — тихо, чтобы не разбудить соседей. «Им разрешено иметь смартфоны, планшеты и ноутбуки, интернет тоже разрешен. То есть осужденные могут общаться по видеосвязи, играть и даже учиться»,— объясняет Владимир Киров.
Принудительный уют
Женские комнаты намного меньше: одни рассчитаны на четырех человек, другие — на восемь-десять. Похожи не на тюремную камеру, а на палату санатория. «У девчонок все по-другому, как и в обычной жизни. Видите, уже и цветочки, и игрушки»,— показывает подполковник на большого плюшевого медведя. Кровати здесь одноэтажные и деревянные, они накрыты домашними пледами. На нескольких тумбочках стоят фотографии.
Фото: Коммерсантъ / Анатолий Жданов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Анатолий Жданов / купить фото
«Мы стараемся поддерживать уют,— говорит женщина с ярким макияжем и накладными ресницами.— Девочки хорошие, проблем с ними не возникает. Прихожу с работы, отдыхаю». С осужденными мужчинами конфликтов тоже нет, «никто ни к кому не пристает», уверяет она. «Понимаете, у них на это даже времени нет: одни уходят на работу, другие приходят. Никаких подобных инцидентов не было»,— кивает Владимир Киров.
Дальше по коридору — женские туалеты и душевые, там же стоят относительно новые стиральные машины. В мужском блоке похожая санитарная зона, только побольше.
Есть и общие для мужчин и женщин помещения, например комната воспитательной работы.
Там проходят встречи не только с сотрудниками ФСИН, но и со священником. «Батюшка приходит сюда раз в месяц, иногда чаще. Лекции читает, беседует»,— рассказывает подполковник. И неожиданно произносит: «Они свободные люди, у них есть выходные — и многие сами ходят в храм».
Фото: Коммерсантъ / Анатолий Жданов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Анатолий Жданов / купить фото
Другое общее помещение — кухня, где осужденные готовят себе пищу. У каждого есть небольшая полка для личных продуктов. Впрочем, некоторые закупаются вскладчину. «Мы готовим вместе с товарищами — и сразу на несколько дней,— говорит корреспонденту “Ъ” осужденный мужчина, который кашеварит в нескольких больших казанах.— Приходите кушать минут через двадцать, все как раз будет готово».
Фото: Коммерсантъ / Анатолий Жданов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Анатолий Жданов / купить фото
Все это выглядит как обычное общежитие. К реальности возвращает упоминание о карцере, который расположен рядом на этаже. Его корреспонденту не показывают — говорят, что в помещении как раз находится нарушитель. «Залететь» туда можно на срок до 15 суток. На этот период осужденные лишаются личных вещей, за исключением денег, средств гигиены и религиозных принадлежностей, а телефон им выдают на 15 минут в день. Однако нарушители могут уходить из карцера на работу, если администрация отдельно не установила такой запрет.
«Мы не всех сразу отправляем в карцер. Все зависит от того, что человек совершил,— уверяет Владимир Киров.— Если он не злостный нарушитель, например впервые опоздал на утреннее построение — а оно необходимо, чтобы проверить наличие осужденного в центре,— я сначала с ним побеседую. Если же человек самовольно покинул территорию исправцентра, если выпил — тут разговор другой».
В будни осужденные могут уйти из центра только по трем причинам: на работу, в магазин или к врачу.
Причем два последних повода требуют разрешения администрации. «Мы должны понимать, с какой целью осужденный покидает учреждение и какой у него, грубо говоря, план. Допустим, ему нужно сходить в магазин. Идти до него полчаса. Значит, полчаса туда и полчаса обратно. Часа хватит человеку по магазину походить? Я считаю, что хватит, и пишу разрешение на два часа,— говорит Владимир Киров.— То же с врачами. Вот только что из поликлиники вернулся осужденный, у которого заболело ухо. Он написал заявление, мы рассчитали время и разрешили выход». В выходные осужденные могут уйти из центра по любым личным причинам — но они все равно должны получить разрешение.
Труд отрезвляет
Сеть исправительных центров в России стремительно расширяется. По данным ФСИН, в 2021 году было 111 таких учреждений, рассчитанных в общей сложности на 8,2 тыс. человек. Сейчас в стране уже 417 исправительных центров для 51 тыс. осужденных. И суды все чаще назначают принудительные работы: если в 2017 году такую меру наказания избрали в отношении 523 человек, то в 2024 году — уже в отношении 20 тыс. Большинство работают в сферах строительства, промышленности, сельского хозяйства.
Распределяют осужденных по территориальному критерию — в ближайший к месту прописки центр.
В каширском исправительном центре живут 125 человек — 100 мужчин и 25 женщин. Большинство осуждены по «народным» ст. 228 УК РФ (незаконный оборот наркотических и психотропных средств) и ст. 158 УК РФ («Кража»). «Сроки у всех разные — от месяца до пяти лет»,— уточняет подполковник. Одни прибыли в центр прямо из суда, то есть принудительные работы для них — основное наказание. Но есть и другие, бывшие заключенные,— в колонии они добились смягчения наказания.
«Это две совершенно разные категории людей,— уверяет Владимир Киров.— Те, кто приехал из колонии, понимают, что им есть что терять. Они сами стремились к тому, чтобы их отправили в центр». А вот приговоренные к исправительным работам обычно относятся к наказанию и внутреннему распорядку не так ответственно, вздыхает подполковник. И тут же оговаривается, что «исключения тоже бывают».
Фото: Коммерсантъ / Анатолий Жданов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Анатолий Жданов / купить фото
Так, однажды в центр попал мужчина, который «всю жизнь пил». «Я ему при первой встрече сказал: отправлю в места лишения свободы, если ты хоть глоток здесь сделаешь (администрация центра имеет право подать в суд ходатайство об ужесточении наказания.— “Ъ”). Год, от звонка до звонка, он не пил,— вспоминает Владимир Киров.— Когда он освобождался, я ему сказал: "Леш, оставайся здесь, в Кашире. Продолжай работать. Домой вернешься — опять пить начнешь". Но он уехал, а через полгода позвонил и сказал: "Владимир Саныч, заберите меня обратно, я снова запил"».
МРОТ не приговор
Большинство проживающих в каширском центре трудятся на производстве картона в АО «Гофрон». Его исполнительный директор Алексей Белодворцев рассказал корреспонденту “Ъ”, что предприятие предлагает осужденным самые разные должности — от водителей погрузчиков и съемщиков картона до машинистов гофротары и гофроагрегата.
Фото: Коммерсантъ / Анатолий Жданов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Анатолий Жданов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Анатолий Жданов / купить фото
Вакансии распределяются с учетом образования, опыта работы и особенностей здоровья. Поэтому у одних получается 8-часовой рабочий день с графиком 5/7, а у других — 12-часовой с графиком 2/2. «Осужденные работают в соответствии с Трудовым кодексом,— подчеркивает Владимир Киров.— Но в данном случае кодекс не регулирует порядок приема и увольнения с работы, а также правила предоставления отпусков. То есть приговоренный к принудительным работам не может уволиться по собственному желанию. А ежегодный отпуск составляет не 28, а 18 дней».
Тем не менее во время отпуска осужденные могут надолго покинуть центр — съездить к родным в другой регион или даже отдохнуть на море. Правда, для этого нужно получить разрешение начальника центра.
Осужденные, как и вольнонаемные сотрудники, получают зарплату. Ее минимальный размер — 1 МРОТ, сейчас это 22 440 руб. в месяц. В «Гофроне» столько платят осужденным на должностях, не требующих высокой квалификации, и они получают меньше, чем «вольные» коллеги, признает Алексей Белодворцев.
Но в случае карьерного роста доходы заметно растут, уверяет он: «Машинисты — это высококвалифицированные специалисты. Они проявили инициативу, и мы сами их всему научили. Мы двигаем тех, у кого есть желание,— переводим из разряда разнорабочих на штатную должность. Позже их зарплаты выравниваются с теми, кто пришел на работу с воли».
«Верхней планки по закону нет — они могут заработать столько, сколько хотят. Все зависит от их способностей и желаний,— утверждает подполковник Киров.— Осужденные могут обучиться новой специальности на производстве, продвинуться по карьерной лестнице, а также получать надбавку за сверхурочные». По его словам, часть осужденных в центре зарабатывает больше 100 тыс. руб. в месяц.
Правда, по закону все они обязаны отчислять государству часть зарплаты — но не более 20%.
«Если у осужденного изменились обстоятельства — например, родился ребенок, которого нужно обеспечивать,— он вправе подать заявление на снижение процента. Если суд согласится с его аргументами, то снизит. У нас были такие прецеденты»,— говорит начальник центра. Также из дохода осужденных вычитается оплата коммунальных услуг — электричества, воды и газа. По словам господина Кирова, эта сумма не превышает 1 тыс. руб.
Фото: Архив Юлии Мухиной
Зарплата в размере 1 МРОТ с последующими вычетами в пользу государства и на оплату ЖКХ соответствует законодательству, подтвердила “Ъ” адвокат МКА «Вердиктъ» Юлия Мухина. Но в ст. 107 Уголовно-исполнительного кодекса РФ четко указано: после всех удержаний на лицевой счет осужденного должно поступить не менее 25% от начисленной заработной платы, пенсии или иных доходов. Если это требование нарушается, осужденный может обратиться в суд.
Опрошенные “Ъ” адвокаты говорят, что на деле удержания из зарплаты «могут быть произвольными» и бывает так, что на руках «почти ничего не остается». Однако Владимир Киров утверждает, что «государство не берет ничего лишнего». «Конечно, когда человек не хочет расти по карьерной лестнице и отрабатывает ровно столько, сколько указано судом, он получает МРОТ. После всех вычитаний денег остается немного,— поясняет сотрудник ФСИН.— Кроме того, зарплату могут съедать отчисления по исполнительным листам, алименты и компенсации ущерба, нанесенного потерпевшим. Но к центру это никакого отношения не имеет».
Увольнение через УДО
Господин Белодворцев признается, что предприятие не сразу согласилось принимать на работу осужденных. Первое такое предложение поступило в 2018 году, вспоминает он, и администрация «Гофрона» долго взвешивала все за и против. Но в 2020 году началась пандемия коронавируса — и «Гофрон» столкнулся с оттоком персонала.
Исполнительный директор ПАО «Гофрон» Алексей Белодворцев (слева)
Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ
Исполнительный директор ПАО «Гофрон» Алексей Белодворцев (слева)
Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ
«Мы решили попробовать. И первая партия — всего четыре человека — нам очень понравилась,— говорит бизнесмен.— Ребята пришли действительно мотивированные — лишь бы не на зоне сидеть, лишь бы где-то социализироваться. Кстати, у нас до сих пор работают люди из этой первой партии. Они уже освободились, но остались жить в Кашире. Здесь нашли семью, уже дети появились».
По словам господина Белодворцева, около 10% осужденных остаются работать в «Гофроне» и после отбытия наказания.
Первое время сотрудники предприятия «очень боялись и опасались осужденных», так что администрации пришлось выделить им отдельные раздевалки и кухню. Но через полгода надобность в них отпала. «Рабочие избавились от стереотипов,— уверяет господин Белодворцев.— Конечно, страшно, когда пришел человек, осужденный за убийство. Но пообщались и поняли, что всякое в жизни бывает, люди совершают ошибки».
Красители для картона в цеху «Гофрона»
Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ
Красители для картона в цеху «Гофрона»
Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ
Эксперимент был признан удачным — и сегодня господин Белодворцев рекомендует другим предприятиям трудоустраивать приговоренных к принудительным работам. «Это, конечно, экономически выгодно. И мне, как бывшему начальнику отдела кадров, очень нравится, что осужденные не могут уволиться по собственному желанию,— откровенно говорит директор.— Если они пришли работать на определенный срок, то уж этот срок отработают. Да, через какое-то время у них есть право подать на УДО, но я по крайней мере могу это учитывать. С вольными сложнее: что-то не понравилось — написал заявление и ушел».
Он тут же оговаривается, что осужденные «не какие-то рабы» и могут пожаловаться на условия труда в прокуратуру: «Но для добросовестных работодателей это не проблема».
Лучше, чем несвобода
После экскурсии корреспондент “Ъ” пообщалась с жителем исправительного центра Алексеем (имя изменено) — на вид ему около 45 лет. Он дал письменное согласие на интервью.
Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ
Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ
Мужчина был осужден по ст. 163.3 УК РФ («Вымогательство»), получил девять лет лишения свободы и половину срока отбыл в колонии общего режима. Затем подал ходатайство о смягчении наказания, и суд направил его в каширский исправительный центр. Здесь Алексей живет уже больше двух лет, до освобождения осталось еще два года. В «Гофроне» он работает машинистом линии.
«Разница (между колонией и исправцентром.— “Ъ”), конечно же, существенная. Здесь ты имеешь возможность в свободное время встречаться с родными и близкими, есть выход в город,— рассказывает мужчина.— Ты чувствуешь себя фактически свободным человеком — за исключением того, что все же находишься под надзором. Но это гораздо лучше, чем колония».
Алексей утверждает, что в центре «в общем и целом условия для осужденных созданы более чем благоприятные». Он обратился в суд с просьбой снизить обязательные отчисления — теперь из его зарплаты государство удерживает всего 5%.
Еще Алексей попросил у «Гофрона» дополнительные подработки и получает «около 80 тыс. чистыми» в месяц.
«Я считаю, что для осужденного это очень неплохие деньги. Но труд все-таки непростой»,— предупреждает мужчина. Дело не только в физической нагрузке: станки создают «достаточно приличный шум», а в рабочих помещениях много пыли. Но сам же Алексей признает, что это «вполне естественно» для любого производства.
Фото: Коммерсантъ / Анатолий Жданов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Анатолий Жданов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Анатолий Жданов / купить фото
Мужчина утверждает, что у него нормальные отношения с администрацией исправительного центра: «Очень корректное, тактичное и внимательное отношение к осужденным, что нельзя не заметить. Но все, конечно, зависит от человека. Если он не нарушает внутренний распорядок, то у него проблем здесь абсолютно никаких нет. Есть определенные правила игры, соблюдаешь их — чувствуешь себя комфортно». Людей, с которыми он общается за стенами центра, его статус осужденного «абсолютно не смущает».
Самое тяжелое в принудительных работах для Алексея — разлука с семьей.
«Для родных и близких то, что произошло со мной, наверное, стало большим испытанием, чем для меня самого»,— говорит мужчина. Его жена и трое детей живут далеко от центра, поэтому часто видеться не получается.
«Мы все с нетерпением ждем, когда все это закончится,— вздыхает Алексей.— Много времени я потерял — дети выросли, и я не смог принять участие в воспитательном процессе». Он уверяет, что наказание привело к «переоценке ценностей». «Я посмотрел на себя со стороны и понял, что всего этого можно было избежать,— говорит мужчина.— Сейчас я понимаю, что первая книга, которую стоило прочитать,— Уголовный кодекс. И хотя, как говорится, от сумы и от тюрьмы не зарекайся, соблюдение закона теперь стало первостепенным для меня».
Под конец разговора Алексей признается — иногда он даже забывает, что находится в исправительном центре и лишен свободы: «Работа поглощает достаточно большое количество времени — наверное, в этом все дело».
Непонятки гладки
Из женщин-осужденных дать интервью “Ъ” согласилась Оксана (имя изменено), на вид ровесница Алексея. Она попала в исправительный центр сразу из суда: женщину признали виновной в превышении должностных полномочий (ст. 286.1 УК РФ). Оксана живет в центре уже шесть месяцев, осталось еще полтора года. «Конечно, никому не нравится, когда приходится уезжать из дома,— говорит она.— Но то, что я оказалась здесь, а не в колонии,— идеальный вариант».
Фото: Коммерсантъ / Анатолий Жданов
Фото: Коммерсантъ / Анатолий Жданов
И все же в разговоре она признается, что несколько раз «была в отчаянии по личным причинам». Справиться с этим ей помогал психолог центра. Оксана подчеркивает, что администрация всегда проявляла к ней «человеческое отношение». «Конечно, это в первую очередь центр исправительный, и мы обязаны соблюдать правила внутреннего распорядка. Кто его нарушит — получит "кнут",— говорит она и тут же добавляет: — "Кнут" в кавычках, уточняю, в кавычках! Здесь все по закону».
Оксана тоже трудится в «Гофроне», ее работа «в основном связана с компьютером» — она учетчик продукции. Получает минимальную зарплату — тот самый МРОТ, но не переживает: «Меня это устраивает, потому что мне помогают родственники. Но мужчины, конечно, не хотят просить деньги у матерей и жен, поэтому они стремятся побольше заработать. Женщинам попроще немножко в этом плане».
Место для сушки белья
Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ
Место для сушки белья
Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ
Она говорит, что хорошо общается с соседками по комнате и другими осужденными. «Я вообще все детство ездила в пионерлагеря, поэтому не домашним ребенком выросла. Просто я не знала поначалу, какие здесь распорядки, что можно, а что нельзя,— вспоминает Оксана.— Но когда я приехала, мне все рассказали, объяснили — сначала дежурные, потом психологи. Потом девочки, в чью комнату я заехала, тоже все подсказали. Здесь бывают, конечно, какие-то непонятки у людей. Но чтобы была ругань или какие-то эксцессы — такого нет. Ну а недопонимание, мне кажется, и в жизни везде бывает».
Нормально общаются с женщиной и «вольные» коллеги — на судимость все «реагируют спокойно».
«Они не ставят себя выше нас, ведь от такого никто в жизни не застрахован»,— рассуждает Оксана.
ФСИН-доставка
Оксана рассказывает, что в центре принято делиться вещами и продуктами с теми, кто «приехал с лагеря и на воле ничего не имеет». «Голодным никто не остается»,— заверяет женщина. О проблеме с питанием осужденных, которые только прибыли в центр и не имеют денег на покупку продуктов, “Ъ” рассказывал 8 августа. Как сообщила “Ъ” член президентского Совета по правам человека Ева Меркачева, несколько лет назад она получала много обращений на эту тему: «Тогда была катастрофа с трудоустройством, и люди сидели в исправительных центрах без работы и зарплаты по три-четыре месяца, даже по полгода».
Ева Меркачева
Фото: Александр Миридонов, Коммерсантъ
С тех пор ситуация значительно улучшилась, однако часть осужденных все равно не могут купить еду до первой зарплаты. Обычно это касается «маргинальных личностей», осужденных за мелкие кражи, говорит госпожа Меркачева: «Они находятся на содержании либо у остальных осужденных, либо у сотрудников, которые там с ними поделятся коркой хлеба».
В итоге Минюст предложил правительству обеспечивать таких осужденных питанием или продуктами за счет бюджета. Ведомство считает, что наилучший вариант — кормить их едой из столовых или пищеблоков других учреждений ФСИН. Если таковые расположены более чем в двух часах дороги от исправительного центра, питание неимущих осужденных будет обеспечено «путем периодической выдачи продуктов в натуральном виде».
Холодильник на кухне исправительного центра
Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ
Холодильник на кухне исправительного центра
Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ
Вскоре ведомство подготовило еще один документ, который позволит всем осужденным к принудительным работам «заказывать» питание или продукты. Деньги за них удержат с лицевого счета осужденного, куда поступают зарплата и другие доходы. Если на момент «заказа» средств у человека нет, их вычтут в будущем.
Центр возвращения в общество
В беседе с “Ъ” Ева Меркачева упомянула и о других сложностях с принудительными работами. Так, администрация некоторых центров чересчур строго подходит к просьбам осужденных временно покинуть учреждение: «Например, одного человека не отпустили в другой город к маме, которая находилась в тяжелом состоянии». Еще одна проблема — работа «не по профилю». Скажем, осужденный — инженер или экономист, но его устраивают на совсем неподходящую должность. «Это нерациональное использование трудовых ресурсов»,— считает госпожа Меркачева.
Плакаты в помещении для воспитательной работы
Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ
Плакаты в помещении для воспитательной работы
Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ
Наконец, далеко не везде осужденным везет с зарплатой: «Если начальник центра не особенно стремится искать такие производства, где осужденные нормально получали бы, то им могут платить просто копейки. Не хватает ни на еду, ни на одежду». В итоге некоторые попавшие в центр из колонии просили вернуть их обратно, рассказывает правозащитница: «Они говорили: "В колонии хотя бы бесплатно кормили. И роба была казенная. А тут мы не знаем, как жить, потому что зарплата копеечная"».
Константин Ривкин в 2017 году
Фото: Дмитрий Лебедев, Коммерсантъ
Самая главная проблема в системе принудительных работ — то, что осужденным очень трудно их добиться, считает адвокат Константин Ривкин: «Есть случаи, когда отбывавшие срок в московских СИЗО в составе хозяйственной обслуги заключенные при поддержке администрации пытались перевестись в исправительный центр, обратившись с ходатайствами в суд. Но этому противилась прокуратура. Другой пример — когда мужчина отбыл три года за ряд эпизодов мошенничества, имел поощрения от администрации колонии при отсутствии каких-либо взысканий. Однако прокурор и часть потерпевших сочли это недостаточным для перевода в центр. Но тут суд все же поддержал осужденного».
«Принудительные работы — это первый звоночек для осужденных, которые попали в исправительный центр по приговору суда. Это возможность осознать, что они ведут неправильный образ жизни. И если они продолжат такой путь, их ждут места лишения свободы,— говорит подполковник Владимир Киров.— А те, кто прибыл в исправительный центр из мест лишения свободы, получают возможность узнать, что изменилось в мире за эти годы. Смогут постепенно вернуться в общество, выходя в магазин и на работу. У них уже не будет шока от жизни на свободе. Я считаю, что это гуманно».
Асмик Новикова в 2012 году
Фото: Александр Вайнштейн, Коммерсантъ
«Я не вижу вообще никаких отрицательных моментов у идеи исправительных центров,— говорит эксперт "Общественного вердикта" (внесен в реестр иноагентов) Асмик Новикова.— Пенитенциарная политика, на мой взгляд, должна идти в сторону сокращения мер строгой изоляции, чтобы не исключать человека из общества». Вместе с тем она опасается, что «на практике» принудительные работы могут оказаться не таким уж гуманным наказанием: «Сразу возникает вопрос, способны ли сотрудники ФСИН изменить свои профессиональные практики, которые давно выработались в условиях колоний. Если нет — никакая благая инициатива не будет работать».
