Красные и серые

Красные и серые

60 лет назад, в 1946 году, партия и правительство решили уравнять цену водочной поллитровки и бутылки вина "Шато-Икем" объемом три четверти литра. Однако это вино выпускалось вовсе не во Франции, а в Дагестане. Дагестанское вино сделали одноименным с продукцией одной из лучших виноделен Франции, просто эксплуатируя давнее пристрастие русских людей к традиционным бордоским и бургундским напиткам, а водка оказалась лишь привычной "точкой отсчета". Русскую историю французских вин, уходящую корнями в далекое прошлое, восстановил обозреватель "Денег" Евгений Жирнов.

Фряжские да ренские

       "Недолго род человеческий и в первобытном состоянии своем довольствовался потоками млека и меда. Весьма рано вино одержало верх над прочими напитками и по днесь пользуется сим преимуществом. Подтверждение сей истины видим мы как в песнопениях, так и в бытописаниях народов. Самые летописцы русские охотно упоминали о вине и винограде, как о предметах превосходнейших в своем роде",— писал один из виднейших русских знатоков виноградарства и виноделия П. Кеппен в 1832 году. И он был вовсе не одинок в поисках истоков проникновения винной культуры в жизнь вечно нетрезвого русского общества. В XIX веке многие виноторговцы, а также простые и не очень любители тонких французских вин прилагали немало усилий, доказывая, что продукты брожения виноградного сока вообще и французские в частности с незапамятных времен употреблялись на Руси во время княжеских и царских пиров.
       Добросовестных винных историков немало волновал вопрос: были ли упоминания винограда и вина в русских летописях следствием знакомства с ними, или их описания просто заимствовались из Священного Писания. И на этот счет возникали сомнения и велись споры. Но в одном все знатоки вопроса были единодушны. Первой точно зафиксированной датой появления вина на Руси можно считать 906 год, когда князь Олег привез в Киев из набега на Царьград "злато и поволоки и овощи и вина". В качестве доказательства давности русских винных традиций неизменно приводилась и расхожая версия о том, что креститель Руси князь Владимир, выбирая новую религию для своего народа, отказался от магометанства из-за того, что эта вера запрещала употребление вина. При этом русские винные историки ссылались на книги византийских авторов, которые писали, что вино составляло одну из главных статей экспорта Византии в Киев и другие русские княжества. Так что исторически первыми на Руси появились греческие вина.
       А вот первым известным любителем вин назывался князь Андрей Боголюбский, который в своем городке Боголюбове на Клязьме в 1174 году обзавелся полноценным винным погребом. Более или менее широкой публике вина стали доступны уже в XIV веке, во времена Ивана Калиты, когда иноземным купцам дозволили торговать ими на ярмарке вблизи Холопьего монастыря на реке Мологе, впадавшей в Волгу. Иноземные вина там не только продавали оптом, но и употребляли, как писал монастырский иеродиакон Тимофей Каменевич-Рвовский, в семидесяти питейных домах на этом торжище.
       Историки, правда, расходились в вопросе о том, какие именно вина продавались на Моложских или Холопьих торгах. Одни считали, что ганзейские купцы везли туда через Новгород немецкие вина из долины Рейна. Другие утверждали, что на Мологе бывали французские и итальянские купцы, привозившие вина со своей родины. Найти точный ответ знатоки так и не смогли, поскольку русские любители заморского пития тех времен называли все виноградные вина фряжскими независимо от страны происхождения. Главными достоинствами вина тогда считались сладость и крепость, все остальные качества считались второстепенными и не стоящими внимания серьезных людей.
       Однако, несмотря на все усилия зарубежных гостей, вина долгое время не могли вытеснить с рынка традиционные русские медовые спиртные напитки. Вина время от времени упоминались в летописях в качестве подарков, получаемых великими князьями от иностранных послов и собственных подданных. Да в описании венчания великого князя Василия III с Еленой Глинской говорилось, что "Государь опорожнил поданную ему Митрополитом скляницу с вином Фряжским".
       Ситуация резко изменилась в 1551 году, когда решениями церковного собора в монастырях запретили употребление любых спиртных напитков, кроме фряжского вина. По всей видимости, церковное начальство решило не только бороться с распространенным среди чернецов алкоголизмом, но и пыталось материально поддержать греческих братьев по вере. Но результат оказался совсем иным. Монастыри стали закупать иноземные вина в таких количествах, что фряжское стало одним из основных товаров, которые иностранные купцы с 1555 года привозили в устье Северной Двины.
       Страсть духовных лиц к винным удовольствиям не смог остудить даже царь Иван Грозный, который сам фряжские вина не переносил. Принц фон Бухау, побывавший в Москве, вспоминал, что при дворе Ивана Васильевича фряжские вина "весьма мало были употребляемы". А сам самодержец, принимая игумена Кирилло-Белозерского монастыря, говорил, что "сии Фряжские вина по монастырям зазор". Но увещевания не подействовали — ввоз вина через Архангельск и закупки его монастырями продолжались во все возрастающих объемах.
       Вина требовали и иностранные послы, жившие в Москве, и многие приближенные царя. Князь Андрей Курбский, лучший друг, а после бегства за рубеж главный враг царя, писал, что во время похода на Казань он, как и многие другие военачальники, страдал из-за отсутствия "мальвазеи" и других любимых вин. Так что в число импортеров фряжского пришлось войти государеву Сытному двору, снабжавшему царскую семью и иностранных дипломатов всеми необходимыми съестными припасами. Это же ведомство отвечало за обеспечение впавших в немилость царедворцев, и в его бумагах сохранились ведомости на отправку в 1562 году вина опальному князю Воротынскому на Белоозеро.
       Солидный спрос и предложение, ограниченное возможностями замерзающих северных морских ворот Руси, привели к тому, что за бочонок фряжского в Архангельске в конце XVI века просили огромные по тем временам деньги — 4 рубля серебром. А такое выгодное дело не могло пройти мимо самых опытных и оборотистых купцов тех времен — англичан. В 1587 году они получили от царя Бориса Годунова привилегию на торговлю вином в России. Правда, продавать вина они могли только оптом — куфами, бочонками объемом около 34 литров. И именно англичане научили русских любителей вина различать напитки по стране происхождения. До того лишь самые знатные ценители различали несколько видов греческих вин, сладкие французские вина да кисловатое "ренское" из немецких земель. Англичане начали завоз и рекламу куда более широкого ассортимента вин — они предлагали еще и испанские, и португальские вина. А их русские и другие конкуренты тихой сапой начали ввозить вина из Венгрии.
       "Прежде прочих вин,— писал Кеппен,— древние Россияне познакомились с Винами Греческими; потом с Винами Французскими и Немецкими, и наконец уже с Винами Испанскими и Венгерскими. Первоначально винам Греческим и Испанским давалось преимущество пред винами Французскими и Рейнскими; в последствии же времени вина Венгерские предпочитались всем прочим, доколе в высших состояниях не одержали верх вина Французские".
       

Лучшее французское

       Первым завоевало сердца россиян красное бургундское вино, называемое ими романеей. Однако триумфально шествие французских вин по России началось в первой половине XVIII века, когда были установлены прямые виноторговые связи между Францией и Россией. Все началось с коммерческой операции, которую удачно провернули француз Вивье и швейцарец Латур. Они в 1730-х годах закупили в Турции партию французского вина и привезли ее в Феодосию, где с великой выгодой обменяли свой товар на русские меха. Информация об успехе этого предприятия широко распространилась по Франции, и повторить этот успех решили многие французские виноторговцы. Рост русского импорта вина, по свидетельству исследователей отечественной таможенной статистики, шел главным образом за счет именно французских вин. И если в 1768 году вина, виноградных водок, изюма и прочих производных винограда было ввезено на 445 тыс. рублей, то в 1794 году, несмотря на запрет импорта вина из революционной Франции, его вместе с тем же набором товаров ввезли только через одну петербургскую таможню на 859 тыс. рублей.
       О пристрастии жителей Российской империи к французским винам свидетельствовало и то, что после введения англичанами морской блокады Франции в январе 1797 года последовал высочайший указ, фактически позволявший ввозить французское вино контрабандой на судах нейтральных государств. Правда, эти ограничения доставили немало радости отечественным виноделам, которые на свежезавоеванных землях в Крыму пытались создать собственную маленькую Францию. Но привезенный из Бордо и Бургундии посадочный материал приживался не слишком успешно, а качество вина оставляло желать лучшего. Что, впрочем, не мешало русским виноделам называть свои вина по местам происхождения виноградной лозы — бордо, сотерн и т. д. Новых виноделов заманивали в Крым обещаниями баснословных прибылей. При вложении в имение 200 тыс. рублей им обещали в ближайшие годы не менее 60 тыс. в год прибыли. Однако, как оказывалось на деле, урожайность и доходность считались по нормам, сложившимся на французских виноградниках. А в Крыму лоза давала настолько меньше винограда, что прибыль оказывалась в лучшем случае равной нулю. Потому-то в начале XIX века русский рынок вина практически полностью принадлежал французам.
       "Ныне,— свидетельствовал Кеппен в 1832 году,— у нас Французские вина употребляются более других вин, особенно на Севере, где и при усовершенствовании в отечестве нашем виноделия едва ли когда-либо можно будет продавать свое собственное, Русское виноградное вино, гораздо дешевле Французских. Испанские и Португальские вина для обыкновенного употребления слишком крепки и потому мало подаются за большими столами; Итальянские вина не в большом количестве вывозятся в чужие края, а Венгерские, сколь ни превосходны, но по затруднительной доставке продаются слишком дорогою ценою и редко лишь большими количествами".
       О том же свидетельствовала и таможенная статистика. В Российскую империю с 1824 по 1829 год ввозилось ежегодно вина стоимостью от 8 млн до 12 млн рублей. Французские вина проникали в самые отдаленные уголки страны. Кеппен писал:
       "В северо-восточной России, особенно в Сибири, в больших домах пьют обыкновенно вина иностранные, преимущественно Французские, закупаемые на Нижегородской (бывшей Макарьевской) ярмонке. В одном 1829 году на ярмонке сей находилось иностранных вин и Рому на 2,5 миллиона рублей, между тем как Русских (виноградных) вин там в привозе было только на 700 000 рублей".
       Францией, ведущим торговым партнером в XIX веке, стали обостренно интересоваться и русские виноторговцы, и виноделы, и просто знатоки и ценители вин. Во Францию выезжали своего рода винные исследовательские экспедиции, которые своими записками о путешествиях по винодельческим районам помогали подданным империи сделать правильный выбор при приобретении французских вин.
       Одно из самых обстоятельных и квалифицированных описаний оставил посетивший винодельческие районы юга Франции, Жиронду (Бордо) и Бургундию Г. И. Гоголь-Яновский. Проехав по всем этим районам, этот квалифицированный виноградарь и винодел категорически не советовал соотечественникам покупать вина французского юга:
       "В лучшем случае это вино совершенно обыкновенное, с небольшим букетом и грубое. Даже прославленные югом красные вина, получаемые на склонах гор Saint Georges, St-Gilles Langelade, St-Christol и мн. др. не возвышаются над уровнем так называемого вина ordinaire.
       Горячка производить количество на юге совершенно отодвинула на задний план заботу о качестве вина, которое бесспорно выиграло бы, если бы приложено было несколько более старания при уходе за ним, если бы распространялись посадки тонких сортов лоз. Нужно пожалеть, что даже количество получавшихся знаменитых сладких десертных вин в Фронтиньяне, Люнеле, Ривезальте и Мороссане, когда-то составлявших славу Южной Франции, уменьшается с каждым годом...
       Чтобы характеризовать еще красноречивее вино фабричного производства Южной Франции, нельзя не сказать, что большинство из них к концу уже первого года должно быть непременно выпитым или войти в купаж с более устойчивым вином, иначе оно поступает в полное распоряжение болезнетворных грибков и бактерий.
       Ввиду отсутствия подвалов и выдержки вина только в течение 1-го года на юге Франции подвальное хозяйство не представляет ничего интересного, почему я прохожу молчанием грязное обращение Южно-Французских виноделов с вином".
       Оттоптавшись на южнофранцузском вине, Гоголь-Яновский чуть выше оценил качества бургундских:
       "Лучшие бургундские вина полны бесконечной прелести, они обладают чудным букетом и окрашены в прекрасный рубиновый цвет, они блещут энергией и довольно крепки. К сожалению, старых вин остается очень немного в подвалах Бургундии, новые же вина 80-х годов и 90-х с зараженных филлоксерою виноградников не могут быть и сравниваемыми с бесподобными винами 65-го, 69-го и 70-го годов. И наверное, что до тех пор, пока виноградники на американских подвоях не войдут в период полного плодоношения, в Бургундии будет некоторый недостаток в тонких винах и застой в торговле.
       Последняя всегда имела в Бургундии очень большой недостаток: она не давала и не даст теперь вина действительно точно определенного происхождения.
       Так как имения чрезвычайно раздроблены, сами помещики не дают своей марки с точно определенным обозначением местности и года урожая.
       Единственное когда-то большое имение Кло-Вужо в 50 гектаров принадлежит теперь восемнадцати помещикам.
       Едва перебродившее вино из всех небольших виноградников попадает в руки скупщиков-негоциантов, часто имеющих также свои виноградники. Последним обстоятельством они и пользуются, рекламируя себя помещиками в Кло-Вужо, в Помаре, в Нюи и т. д.
       В торговле вино продается под названием коммуны, из которой получено вино, без обозначения года и поместья.
       Все 200 торговцев вином в г. Бонне, например, имеют вино Кло-Вужо или Романэ Конти или Шамбертэн, хотя и восьмая часть из них не состоит покупателями в этих имениях. Возможно достать действительно хорошее вино только у негоциантов по знакомству".
       Гоголь-Яновский предполагал, что более половины выпускавшегося в последние десятилетия бургундского вина действительно является таковым по происхождению. Он небезосновательно полагал, что, скрывая масштабы поражения виноградников филоксерой, виноделы продают под громкими названиями вино из посредственного винограда с равнин, а не со склонов гор. Другие исследователи прямо писали о том, что виноделы из пораженных болезнью районов Франции скупали по всей Европе прокисшую бурду, очищали, окрашивали ее и под видом настоящего французского вина предлагали зарубежным покупателям.
       Впрочем, подобных трюков в Жиронде, как свидетельствовал Гоголь-Яновский, не наблюдалось:
       "Я не могу не сказать несколько слов о замечательных бордосских винах. Безусловно, что характер этих вин как нельзя более подходит к характеру вин настоящих столовых, то есть таких, которые вполне утоляют жажду и при этом совершенно безнаказанно. Бордосские вина обладают превосходным букетом, мягкостью и тонкостью. Они сохраняют поразительно долго свой чудный рубиновый цвет, а предельный возраст их жизни зачастую переваливает за 30, в лучших же винах и за большее количество лет. Разнообразие типов вин в Жиронде не поддается описанию.
       Вина Медока, вина Грав и Сент-Эмильена — точно вина разных стран. Далее в самом Медоке поражает различие типов вин по коммунам: вина Марго, вина С.-Жюльена, С.-Эстефа, Польяка и проч. совершенно не похожи друг на друга.
       В каждой коммуне также целая гамма вин, имеющих свою индивидуальность.
       То же повторяется в Граве, то же в Сент-Эмильене, то же и между белыми винами Сотерна.
       В Сент-Эмильене, например, вина Помероля (коммуны) несравненно легче и мягче, чем вина коммуны собственно Сент-Эмильена, приближающиеся по типу уже к Бургундским винам. Вина Департамента Жиронды очень строго классифицированы.
       Классификация бордосских вин была сделана в настоящем виде в 1855 году на основании долголетней их репутации и продажной цены бордосскими коммерсантами (Chambre de commerce) и синдикатом господ Куртье (маклеров) (Chambre syndicate des Courtiers).
       Классификация эта может служить большим подспорьем для изучения вин Жиронды, если, конечно, принять во внимание небольшие изменения, которые произошли в качестве вин в некоторых имениях или потерявших свою славу или, наоборот, новые имена, завоевавшие себе хорошую репутацию после 1855 года. Не нужно забывать, однако, что очень часто вина лучших имений благодаря несчастным случайностям стоят в некоторые годы ниже имений второстепенных, получивших особенно удачное вино.
       Всякий почти помещик может так устроить дегустацию, что его вино известного года окажется действительно лучше вина того же года имения, стоящего выше по официальной классификации. Так, например, вино 1878 года в Шато Го-Бальи господина Белло-де-Мишера, вино из второразрядного имения (2-me cru) в Грав, бесспорно, лучше вина того же года из перворазрядного имения (1-ег cru) в Грав Го-Брюн".
       Просвещенные таким образом русские любители французских вин все равно оставались перед тяжелым выбором — какое же из предлагаемых многочисленными виноторговцами вин стоит выбрать. И тут им на помощь приходил В. Вир, винный приказчик с огромным стажем, советовавший для начала обзавестись собственным подвалом, без чего покупка вина может стать исключительно убыточным делом, и лишь затем начинать путем проб и ошибок выбирать вино не по марке и цене, а исключительно повинуясь собственному вкусу:
       "Достоинство вина определяется по его запаху и вкусу, этого можно достигнуть только посредством навыка, практики, и потому желающим этого достигнуть, т. е. изощрить свой вкус и обоняние, следует начинать с легких вин: испытайте вкус и запах какого-нибудь одного и того же — сперва красного, потом белого французского вина в различное время, т. е. утром, за обедом, вечером, и скушайте пред испытанием чего-нибудь соленого, потом хлеба, сыру, миндалю, сравните один и тот же сорт вина различной температуры, т. е. комнатной 13-14° и прохладной 5-6°, вы найдете, что красное вино комнатной температуры вкуснее и запах его приятнее, нежели когда оно прохладно; белые же вина напротив — прохладные вкуснее и запах их приятнее.
       Вы найдете, что вина, после того как покушаете хлеба и сыру, вам лучше понравятся, нежели после соленого. Сладости портят вкус. Таким образом вы сами найдете путь, чтобы определить достоинство вина, и ежели вы напрактиковали свой вкус и обоняние при одном сорте вина, то и все другие вас в этом не много затруднят".
       

Дагестанское бордо

       Однако, по существу, выбор в большинстве случаев помогали сделать не столько вкусовые ощущения, сколько толщина кошелька ценителя французского вина. К примеру, одними из лучших бордоских считались вина, произведенные на винодельне "Шато-Икем", которую еще Гоголь-Яновский описывал как самую передовую и лучшую в Жиронде. Но в России существовала и масса подделок под этот известный брэнд, хотя еще с петровских времен фальсификация вина строго воспрещалась и каралась: царь-реформатор приказывал фальсификаторов и их подельников бить кнутом. Со временем нравы и наказания смягчились, а русские производители фальшивого вина из спирта и красителей или из изюма даже стали выступать в печати с заявлениями, что их продукция — такой же результат биохимического процесса, как и вино, которое считают настоящим.
       О множестве плохих вин, которым давали громкие винные имена, можно просто не говорить. В любом городе империи химики с легкостью определяли "балованные" вина. Причем доля подделок среди продающихся в лавках вин доходила до 80-90%. Так что настоящие вина доставались исключительно состоятельным господам, выписывавшим их из-за границы или закупавшим оптом у надежных поставщиков. А рядовой отечественный потребитель всей историей любви к французским винам был подготовлен к употреблению плохих советских вин с громкими французскими названиями.
       Судя по всему, идея использовать громкое имя для продаж непопулярного дагестанского вина принадлежала хитроумному Анастасу Микояну, отвечавшему в советском правительстве за пищевую промышленность и торговлю. А подтолкнула его к такому решению поездка в Соединенные Штаты, куда он отплывал из Франции. На пароходе "Нормандия" ему предложили винную карту, а сомелье неожиданно порекомендовал высокому советскому гостю далеко не самое дорогое вино и объяснил удивленному Микояну: "Дорогие сорта мы держим для богатых американцев, которые в качестве вин плохо разбираются. Видимо, потому, что очень долго жили в условиях сухого закона". Советские граждане жили при сухом законе не так долго, но разбирались в винах не лучше американцев. Поэтому фальшивый "Шато-Икем" приняли за чистую монету.
       Настоящие французские вина если и ввозились в СССР, то для "Березок" и спецраспределителей. Так что вновь попробовать бордоский и бургундский товар россиянам довелось только после краха СССР. Однако, как и до революции, бедный обыватель нередко получал за свои деньги подделку. И, возможно, с ностальгией вспоминал советский "Шато-Икем" дагестанского производства.