Книга воспоминаний театрального режиссера Питера Брука вышла в Лондоне. Классик театральной режиссуры решил порадовать поклонников рассказами о себе и о театре под названием "Нить времени". Впрочем, нить оказывается скорее пунктирным следом. Удается установить, что отцом Питера Брука был русский еврей по фамилии Брик, инженер и химик. Имя своей матери Брук вообще не называет. К датам он питает еще большее отвращение. Годы учебы в Оксфорде, съемки фильмов для армии и рекламы зубной пасты, работа над пьесами Шоу и Ануйя в лучших театрах Лондона — все эти события укладываются в подвижные рамки юбилеев 20- и 30-летия.
Впрочем, несмотря на пренебрежение к датам и именам, книга великого режиссера наверняка будет пользоваться повышенным спросом среди профессионалов театра. Во всяком случае его предыдущие работы, "Пустое пространство" и "Блуждающая точка", были переведены на многие языки и стали настольными книгами для двух поколений театральных деятелей.
Для Брука в театре нет само собой разумеющихся вещей. Даже самый тривиальный факт театральной практики, самое обычное театральное понятие будит его мысль и заставляет переосмыслять собственный опыт. Как и две предыдущие, новую книгу Брука можно сравнить с записанным внутренним монологом, с попыткой патриарха мировой сцены, неутомимого экспериментатора еще раз объяснить самому себе смысл театра.
Елизавета Ъ-Мазилина
Жизнь филологов как зеркало эпохи
Перепиской Марка Азадовского и Юлиана Оксмана издательство НЛО открыло серию "Филологическое наследие". Письма охватывают 1944-1954 гг. (от возвращения Оксмана с Колымы до смерти Азадовского, десятилетие, отмеченное ждановскими постановлениями по литературе и искусству, борьбой с "низкопоклонством и космополитизмом" и прочими идеологическими изысками советского режима. Любопытен возникающий в переписке литературоведческий дискурс, взгляд на взаимоотношение классиков и современников. Хотя круг тем, волновавших филологов (вроде "агитационной литературы декабристов"), сегодня вдохновляет немногих. И наоборот, то, что они старательно обходили, стало неотъемлемой частью культурного пространства. Так, в одном из посланий Азадовский возмущается публикацией эротических стихов Пушкина и выражает опасение, что они попадут на глаза взрослеющему сыну. Язык писем прост и лапидарен, без лишних красот и игривости, к тому же, авторы стараются не касаться политических тем. Зато интеллектуальная атмосфера эпохи и "кухня" высокой науки прописаны великолепно.
Борис Ъ-Колымагин
Ораторию Денисова услышали в Москве
Вчера в Концертном зале имени Чайковского состоялась премьера духовной оратории Эдисона Денисова "История жизни и смерти Господа нашего Иисуса Христа" для тенора, баса, хора и оркестра, написанной на евангельские тексты. Ее исполнили певцы Дмитрий Корчак и Михаил Никифоров и хоры Академии хорового искусства в сопровождении оркестра Московской филармонии. Дирижировал на премьере Федор Глушенко.
Егор Ъ-Ганин
Канову извлекли из-под обломков
Вилла Торлония в Риме стала местом сенсационного открытия. Сразу после издания толстенного фолианта, подводящего итог многолетним научным исследованиям на вилле, ученые обнаружили в одном из складских помещений под грудой скульптурных обломков и строительного мусора три рельефных панно работы Антонио Кановы (1757-1822). Об их существовании ученым было известно. В своих воспоминаниях середины прошлого века о них упоминал владелец виллы князь Алессандро Торлония. Его предки довольно настойчиво донимали Канову просьбами декорировать парадную столовую виллы. И тот прислал-таки им десять рельефных панно. Однако не эксклюзив, а серийную работу, аккуратно подогнав при этом формат готовых рельефов под стены столовой. Правда, Канова не учел, что рельеф с изображением Сократа, принимающего яд, для столовой не слишком подходит. Зато владельцы виллы это сразу заметили и переправили все панно в сарай.
Юлия Ъ-Романовская
Солженицын вдохновляет провинцию на возрождение
Александр Солженицын совершает поездку по Калужской области, куда его пригласил губернатор Василий Сударенков. Писатель лауреат Нобелевской премии посещает областные города с выступлениями, лейтмотив которых вполне соотносится со статусом оратора. "Провинция — основа возрождения страны",— неутомимо изрекал Солженицын в Пафнутьево-Боровском монастыре, Боровске, Обнинске, Малоярославце, Балабанове. Если пыл писателя не угаснет, те же речи услышат в Мосальске, Козельске и Оптиной Пустыни. Завершить поездку Солженицын намерен встречей с коллегами по перу и руководством Калужской области.
Антон Ъ-Чаркин
Новая маленькая Пушкиниана
Если допустить, что интеллигенция существует и представить ее себе в привычных координатах борьбы, лагерей и баррикад, то можно сказать, что первые номера журнала "Пушкин" произвели раскол среди московских умников. Одних охватил восторженный трепет: "Ах, наконец-то, как хорошо!" Другие же исполнились скепсиса: все будет как обычно, через пару номеров выдохнутся. Что ж, не правы оба, как говаривал знаток интеллигенции Полиграф Полиграфович Шариков.
"Пушкин" не загнулся, скорее расцвел,— иные цветы, впрочем, оказались престранные. Начиная с мая, он выходит дважды в месяц и в другом оформлении: теперь формат его похож на газетный, а полосы сверстаны так, что более всего напоминают журнал "Знание-сила" двадцатилетней давности. Тексты стали, пожалуй, менее рафинированными литературно, и замелькали в них такие фразы: "Я подумал о гуссерлевской эйдетической редукции..." Стало больше политики — но интонации комментариев иной раз озадачивают: "этнические страхи интеллигента пробегают вдоль хребта власти, по смешанной с нею кровеносной системе, что сшила пространство-время России с русской самоидентичностью воедино". Это скорей по-прохановски, чем по-гуссерлевски.
Новый облик "Пушкина" свидетельствует о естественном стремлении редакции приблизиться к злобе дня. Что ж, стало в соответствии с нею как-то подешевле, попроще. И не так долговечно: первые, журнальные, номера хотелось хранить, газетные же обречены общему пути всех на свете газет. К тому же налет специфической электронной графомании еще терпим в интернетовской версии журнала. Но уж на бумаге это выглядит как огорчительная экономия на штатной единице рерайтера.
Михаил Ъ-Новиков