В 70-е гг. Конгресс США решил изучить методику, по которой Пентагон работает со своими подрядчиками. В результате было установлено, что методика стара как мир и сводится к закупке амуниции по несообразно высоким ценам. Гроза казнокрадов Борис Немцов решил повторить опыт заокеанских конгрессменов, для чего устроил в бывшем зале Совета Национальностей ВС РФ поучительную встречу с генералами-интендантами, у которых под бдительным оком телекамер бдительный вице-премьер выспрашивал, почем они закупают для армии необходимые ей товары — после чего уличал военачальников в чрезвычайных злоупотреблениях.
Еще задолго до Немцова и американских конгрессменов сходную закономерность установил полководец Суворов, по мнению которого всякого интенданта, прослужившего престол-отечеству более одного года, можно было немедленно вешать, нимало не рискуя ошибиться. Уже век спустя после Суворова сатирик резонно писал: "У французов — дилетант, а у нас любитель, у французов — интендант, а у нас — грабитель". Вопрос, таким образом, заключается не в том, воруют ли интенданты — а за что же еще они зарплату получают? — но в том, как явить общественности их злохудожную натуру наиболее впечатляющим образом. В данном отношение любитель борьбы с казнокрадством выглядит по сравнению с конгрессменами сугубым дилетантом. Немцов зациклился на оптовых закупках животного масла по цене двукратной против розничной, тогда как американские законодатели избрали куда более трогающий душу сюжет, установив, что Пентагон закупал сиденья для унитазов и кронштейны для туалетной бумаги по цене, в двадцать раз превышающей розничную. Случившийся тогда в Америке кризис оборонного сознания называли "вьетнамским синдромом", но, судя по впечатлению, произведенному на публику деятельностью звездно-полосатых интендантов, термин "ватерклозетный синдром" был бы не менее адекватен.
Немцов, однако, не оставил надежд произвести на казнокрадов, а равно и на общественность, потрясающее впечатление, для чего пообещал "каленым железом выполнять то, что было сказано президентом и премьер-министром" относительно борьбы с коррупцией.
Поражает универсализация каленого железа как инструмента государственной службы, ибо до Немцова таковым предметом пользовались либо для выжигания негативных явлений, либо для получения чистосердечных признаний, но все же не для исполнения широкой программы набора государственных мероприятий. Доселе государственного мужа было принято изображать либо со свитком в руке, либо с мечом, либо с книгой, на обложке которой вытиснено "Всегда стоял за правду". Зурабу Церетели придется ваять первого вице-премьера с клещами, в которых тот держит подсвечиваемое по ночам мощными прожекторами каленое железо. А поскольку кампании по искоренению негативных явлений должны идти crescendo, остается только гадать, к каким угрозам прибегнет Немцов далее — то ли пообещает искоренять недостатки каленой метлой и поганым железом, то ли обрисует представителям уполномоченных банков их грядущую участь: "Придумаю я злую казнь, такую казнь, что царь Иван Васильич от ужаса во гробе содрогнется" — на что тертые банкиры, находящиеся на обслуживании в ОПЕРУ-2 ГУ ЦБ РФ по г. Москве, резонно возразят вице-премьеру: "Не казнь страшна, страшна твоя немилость".
Не меньшую склонность к устрашению проявил лидер "Трудовой России" Виктор Анпилов, пообещавший обитателям С.-Петербурга, что "27 июля трудящиеся России подойдут к стенам Кремля и возьмут власть в свои руки". Тем жителям северной столицы, которые желали бы поучаствовать во взятии власти, Анпилов предложил присоединиться к "походу на Москву", который начнется 10 июня. Для этого каждому "надо записаться в ополчение, приготовить палатку и немножко еды".
Если даже предположить, что поход на Москву будет пешим, расстояние в 700 км, разделяющее две столицы, может быть преодолено самое большое за месяц, и трудно понять, чем участники великого похода будут заниматься полтора месяца между 10 июня и 27 июля, скитаясь по лесам и болотам, отделяющим С.-Петербург от Москвы. Между тем в такого рода походах за паломниками требуется весьма строгий присмотр. В 1095 году предшественник Анпилова, известный под прозвищем Петр Пустынник, также призвал представителей народа к освобождению гроба Господня, для чего было необходимо "записаться в ополчение, приготовить палатку и немножко еды", но поскольку Петр имел о дальнейшем плане мероприятия примерно такое же смутное понятие, как Виктор, паломники предались вульгарному мародерству и пострадали от поселян, утомленных грабежами.
В отличие от Анпилова, замышляющего всего-навсего крестовый поход по восстановлению СССР, т. е. мероприятие более или менее светское, литератор Александр Проханов установил, что сбылись обетования и на землю пришел мессия, имя которому — Александр Лукашенко. Описывая земное служение А. Г. Лукашенко, исполненный пламенной веры литератор использует сюжеты и образы, доселе применявшиеся лишь при рассказах о земной жизни Господа Иисуса Христа: "Лукашенко совершил свой подвиг, принес свою жертву, и солнце славян не погасло... Все бесы — против него. Нам не узнать, как тяжко ему в этой невидимой брани, сколько слез и крови проливает он в этой сече, какие черные миры, ударяясь об него, опрокидываются и падают в преисподнюю... Над ним сияет мистическая звезда. Он — носитель мессианской идеи".
Из утверждения, что некоторый человек есть Агнец Божий, вземляй на себя грехи мира, а равно Мессия, Сын Бога Живаго, следует, что описываемый таким образом персонаж есть либо Христос, либо антихрист. Признать в Лукашенко Господа Иисуса Христа, паки грядущего со славою судити живым и мертвым, Его же Царствию не будет конца, мешает ряд соображений вероисповедного характера. Считать, что Лукашенко есть сын погибели, т. е. сам антихрист, предсказанный в Слове Божием, все же слишком много чести — далеко кулику до Петрова дня. В рамках христианского вероучения мессианские чаяния Проханова оказываются неудобопонятными, и остается предположить, что, отринув данное вероучение, патриотический литератор отныне исповедует ветхозаветный иудаизм и предается напряженному ожиданию пришествия мессии. Когда служба безопасности "День" агентурно донесла Проханову, что явления мессии вероятнее всего ожидать в пределах бывшей черты оседлости, т. е. в каком-нибудь из белорусских совхозов, благочестивый старец-литератор сразу приветствовал в Лукашенко "свет языков и славу людей Твоих Израиля".
К Проханову в его светлых чаяниях радостно присоединились другие старцы-литераторы, вошедшие в комитет содействия интеграции РФ и РБ, — А. И. Солженицын и А. А. Вознесенский.
Что до автора "Архипелага ГУЛаг", то он сам, рассуждая о феномене массового сотрудничества с немцами, справедливо отмечал, что "люди лишены познания безэмоционального", и это мешало многим подсоветским людям разглядеть в германском нацизме столь же "четвероногое, достойное того, что много лет душило их собственную родину". Руководствуясь принципом "хоть гiрше, та iнше", они шли в комитеты содействия германским освободителям, а когда понимали — уже было поздно. Возможно, Солженицыну было не так тяжко оказаться в одной компании с Лукашенко, как с новым его товарищем по комитету поэтом Вознесенским — но чего не сделаешь ради идеи.
Вознесенский принес еще большие жертвы на алтарь объединения: будучи знаменитым светским львом, он даже не побоялся оказаться в явной оппозиции к своим либеральным сотрапезникам по ежедневным презентациям. Вероятно, тут сказалось желание поэта во всем уподобиться своему знаменитому предшественнику гр. Дм. Ив. Хвостову. В смысле качества и количества стихотворной продукции Вознесенский вполне достиг уровня графа Дмитрия Ивановича, однако "поэт, любимый небесами", в отличие от автора видеом, имел еще одно достоинство, на которое сам и указывал: "Суворов мне родня, и я стихи плету". При практической затруднительности брачно-семейного породнения с кем-нибудь из суворовых наших дней, хитроумный поэт избрал путь организационного породнения, ибо столпы комитета по содействию все, как один, принадлежат к знатным людям столицы, заседающим в клубе "Монолит" — и породниться с ними весьма лестно и полезно. Теперь в ответ на упреки недальновидных друзей-либералов сиятельный стихотворец может резонно ответить им: "В клуб 'Монолит' я вхож и там стихи плету".
МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ