Глава "Транснефти" Семен Вайншток выступает против планов дробления своей компании. И рассчитывает на закон о магистральных трубопроводах, проект которого готовится сейчас в Госдуме. О позиции и планах компании "Транснефть" СЕМЕН ВАЙНШТОК рассказывает корреспонденту Ъ ИРИНЕ Ъ-РЕЗНИК.
— Как законопроект решает вопрос инвестиционного тарифа? Мировой банк, например, настаивает на том, чтобы общий тариф за прокачку нефти состоял только из возмещаемых затрат и нормативной прибыли и не включал в себя инвестиционную составляющую. В этом случае нефтяные компании платили бы инвестиционный тариф по желанию...
— Знаете, что касается Мирового банка, то неэтично вмешиваться в проблемы чужой семьи. То, какие установятся правила игры в российской трубопроводной системе,— забота и ответственность только нашего правительства.
— Но справедливо ли, что при строительстве какого-либо трубопровода инвестиционный тариф платят все одинаково — и крупные нефтяные компании, и мелкие СП, хотя доход от прокачки нефти у них в перспективе будет разный?
— Такие рассуждения кажутся мне беспочвенными. Сейчас мы очень ограничены в экспорте — нам нужны новые трубы на экспорт, и, если понадобится, мы будем требовать введения новых инвестиционных тарифов. И платить этот инвестиционный тариф будут все. Обратите внимание, каким образом построена тарифная политика в России применительно к РАО "ЕЭС России": во всех тарифах изначально присутствует инвестиционная составляющая. И это правильно. В перспективе инвестиционный тариф выгоден. Он установлен на тонну транспортируемой нефти: если ты маленький — прокачиваешь меньше и платишь меньше; если большой — прокачиваешь больше и платишь больше. Нужно думать о завтрашнем дне. Вот построим БТС — на мой взгляд, самый перспективный и важный на сегодня проект — и снимем напряжение на других экспортных направлениях России. То же маленькое СП получит возможность экспортировать больше нефти.
— Вы уверены, что тот же ЛУКОЙЛ, получив возможность экспортировать по БТС, уйдет с другой трубы? Он может просто увеличить добычу, а маленькому СП ничего не достанется...
— Вы забыли про принцип равнодоступности, когда все производители нефти получают одинаковый доступ к трубе.
— Инвестиционного тарифа все равно не хватит для финансирования БТС. Откуда возьмутся деньги? Их даст ЕБРР?
— Мы планируем привлечь средства Сбербанка и других российских и иностранных финансовых организаций. Что касается ЕБРР, то условия банка для нас неприемлемы. По требованию ЕБРР, доля государства в проекте не должна быть выше 35%. ЕБРР против строительства порта в Приморске; трубу мы должны были бы строить до финского порта Порвоо. Уйдя от зависимости от Латвии, мы тут же оказались бы в зависимости от Финляндии.
— Если все же правительство решит приватизировать БТС так, что 50% плюс одна акция останутся у "Транснефти", как вы думаете, получит ли ЛУКОЙЛ блокирующий пакет в БТС?
— Я думаю, блокирующий пакет ни одна компания не получит. Это невыгодно государству, ведь тогда будет нарушен принцип равнодоступности. Нас заботит, чтобы данный проект приносил прибыль. И я предполагаю, что это будет отдельное АО с собственным управлением и собственным балансом, не входящим в баланс "Транснефти". Нефтекомпании будут сами зарабатывать деньги, а мы будем заинтересованы в проекте ровно настолько, насколько это соответствует нашей доле участия.
— Тем не менее вы являетесь оператором проекта БТС, фактически это ваша собственность. Многим нефтяникам не нравится сама идея монополии "Транснефти" в строительстве какого-либо трубопровода. Они выступают за то, чтобы оператором проекта был консорциум из заинтересованных нефтяных компаний и "Транснефти", как в проекте КТК...
— Я полностью поддерживаю идею консорциума. Думаю, это будет прописано в законе о магистральных трубопроводах. Что же касается КТК, то это лишь "маленькая трубочка", и ее нельзя сравнивать с проектами "Транснефти".
— У БТС сейчас много противников. Например, директор Киришского НПЗ Вадим Сомов. И понятно почему: ведь после того, как по трубе, которую обслуживает Киришский НПЗ, пойдет нефть на экспорт, этот завод окажется недогружен.
— Сапоги должен тачать сапожник. Наша задача — обеспечить Киришский НПЗ нефтью на переработку, а не на экспорт через Киришский НПЗ. Кроме того, он на свои деньги, что ли, эту трубу строил? Я считаю, что оппоненты сегодня совершенно не подготовлены к тому, чтобы вести аргументированную дискуссию. Я тоже могу делать заявления вроде "Киришский завод — это стыд нашей страны". Но это ведь не означает, что надо остановить работу этого завода.
— Я слышала, вы выступаете за то, чтобы в законе о трубопроводном транспорте был прописан централизованный порядок расчета. Расскажите, что это такое.
— Сегодня на услуги по прокачке нефти взимается двухставочный тариф: первую ставку получают АО магистральных нефтепроводов за перекачку нефти, вторую — "Транснефть" как заказчик. "Транснефть" — яркий пример децентрализованной системы управления, хотя по формальным признакам наши акции находятся в собственности государства. Так, сегодня владельцы привилегированных акций (25%) приобрели право голоса в результате невыплаты дивидендов. Часть акций (22%) находится в руках коммерческих структур, которые могут влиять на принятие решений на собраниях акционеров компании. Я считаю, что необходимо централизовать все финансовые потоки. Кроме того, мы опасаемся потерять контроль над акциями наших дочерних предприятий — Урало-Сибирскими МН, Северо-Западными МН, часть мощностей которых находятся на территории Башкортостана и Татарстана, и Северными МН, находящимися в Коми. В 1994-1995 годах часть их была передана в собственность субъектов федерации. Все это может привести к тому, что они перейдут коммерческим структурам и произойдет дезинтеграция системы управления трубопроводным транспортом. Мы выступаем за централизацию расчетов и построение вертикально интегрированной компании, что будет более эффективно. Централизованный порядок расчета позволит с большей выгодой закупать материалы и оборудование, в том числе не производимые в России. Благодаря такой централизации удалось в кратчайшие сроки провести реконструкцию нефтепровода Баку--Грозный в обход Чечни: к середине апреля он будет заполнен нефтью.
— Кстати, многие эксперты считают, что не было необходимости строить трубу вокруг Чечни.
— Время покажет, кто был прав. Пока лишь скажу, что в течение полугода мы построили очень сложный трубопровод. Порядка 320 км. Как только мы завершили строительство, появились заинтересованные в транзите зарубежные компании — пока не буду говорить, какие. Кроме того, в транзите заинтересованы Казахстан, Туркмения и Азербайджан. Кстати, на последний приходится 2 млн т, в то время как мощность обходной трубы — всего 5 млн. Мы уже сомневаемся, хватит ли нам технологических возможностей, чтобы удовлетворить всех желающих. А вы говорите "не было необходимости".
— Многие нефтяные компании сегодня все большие надежды возлагают на Восток. Не приведет ли рост экспорта нефти на Восток к снижению экспорта нефти на Запад?
— Я этого тоже опасаюсь. Поэтому сегодня нет однозначного решения о строительстве трубы в Китай. Надо просчитать, как на наш нефтяной баланс повлияет отвлечение 20 млн т легкой сибирской нефти, какие перспективы Сахалинского шельфа и какие потенциальные возможности восточно-сибирских месторождений. Внешне это очень привлекательный проект, но он недостаточно глубоко изучен. Для нас более важны другие проекты: Суходольная--Родионовка (в обход Украины), нефтепровод в обход Чечни и БТС.