(Из предпринимательского фольклора середины 90-х)
Вчера вечером на Лубянской площади прошла траурная встреча, посвященная памяти президента "Росбизнесбанка", президента движения "Круглый стол бизнеса России" Ивана Кивелиди, скончавшегося 4 августа. Подобные акции, следующие за гибелью очередного известного предпринимателя, стали традиционными: Иван Кивелиди — 9-я жертва среди членов КСБР, а Олег Кантор, убийство которого явилось поводом для предыдущей акции протеста КСБР, — 22-й руководитель крупной финансовой структуры, павший от рук наемных убийц. Все это заставляет всерьез задуматься над тем, что происходит сегодня в мире бизнеса. Ъ попытался выяснить мнение ряда известных предпринимателей, а также ученых-обществоведов о природе волны насилия, которая захлестнула российский бизнес в последнее время.
Обыкновенные убийства будут все более обыкновенными
Новый ежемесячный доклад Центра стратегического анализа и прогноза, появившийся в начале августа, называется "'Реакция замирания' в политике и обыкновенные убийства в экономике". Доклад по итогам июля поступил к заказчикам за два дня до смерти Ивана Кивелиди. В июле же произошло лишь одно громкое убийство — президента банка "Югорский" Олега Кантора. Таким образом, центр, возглавляемый профессором психологии и политологии Дмитрием Ольшанским, как бы оправдывая свое название, предугадал тревожную тенденцию, позволяющую придать окончание множественного числа явлению, которое ставится в один ряд с важнейшими явлениями экономики. Корреспондент Ъ обратился к профессору Ольшанскому за комментариями.
Ъ: Дмитрий Вадимович, Вы угадали или предвидели, что одной смертью за три недели российский бизнес не откупится?
Д. О.: В прогнозировании многое основано на интуиции. Не знаю, что меня дернуло в последний момент изменить заголовок, но вместо "убийство" я написал "убийства". И все же я вижу в том, что происходит, отчетливую закономерность.
Ъ: Что же происходит?
Д. О.: Простая вещь. В 1990-1991 гг. предприниматели были одиночками, теперь это уже "команды". Поэтому борьба и конфликты внутри "команд" уходят вглубь. Время наносит новые слои отношений в деловом мире, что создает их многоярусную систему. И здесь уже сами бизнесмены не всегда способны отследить источник конфликта. Не говоря уже о следователях, конкурентах и окружении предпринимателя.
Ъ: Что Вы называете командой?
Д. О.: Команда — это люди, с которыми вы связаны добыванием денег. Деловые партнеры, личные партнеры. И ваши отношения напрямую зависят от вашего способа добывания денег. Каковы способы — таковы и отношения. Таковы правила игры. Криминальный способ добывания денег — будут криминальные отношения. И третье: способ добывания денег четко задает и способ разрешения конфликтов. И вот это, к сожалению, стало тенденцией, это и порождает убийства. Когда-то, может, и без вашей воли, в механизме вашего добывания денег принимали участие криминальные структуры, имели место криминальные методы. Этого достаточно, чтобы они пришли к вам и напомнили о себе. Вот почему эти убийства практически не раскрываются. Структуры усложняются, отношения разветвляются, и подите докопайтесь. Тот же Иван Кивелиди, когда его спрашивали в больнице (а я уверен, что спрашивали), наверняка сам не мог ничего сказать. И чем дальше, тем таких убийств будет больше.
Ъ: Теория "старых связей" слишком универсальна, это не интригует. Ходят разговоры о неких неразрешимых противоречиях в банковской среде. Убийства крупных предпринимателей и банкиров были и раньше. Почему именно сейчас такой шум?
Д. О.: Да, с банками тоже что-то происходит. Первая волна банков заработала капитал на развалинах СССР. Потом пошла вторая волна коммерческих банков, более злых, активных, которые расчистили себе поле и тоже стали респектабельными. А сейчас идут новые волны: региональные банки ведут жестокую борьбу со столичными за местные рынки. Смотрите: идет лобовая сшибка в Екатеринбурге между человеком, за которым московские деньги, и человеком, за которым местные деньги. Это одна из причин. Что касается последних двух убийств, видимо, количество просто перешло в качество. Я бы не стал зацикливаться на плоских версиях: пошел алюминий, бокситы — убили Кантора.
Ъ: Простите, но с алюминием связана серия убийств, давно определивших эту отрасль как "вредную для здоровья"
Д. О.: Но вспомните вообще историю Кантора и банка "Югорский": возник он ровно четыре года назад — 16 августа 1991 года. Между прочим, накануне путча, почти на пустом месте. Набрал силу потому, что через него прокачали очень большие деньги. Но деньги вскоре ушли, и банк стал влачить жалкое существование. Воздух выпустили, шарик сморщился. Понятно, Кантор стал искать способы его возрождения. Но было ли это первопричиной? И я вправе предположить — повторяю, это лишь предположение, — что значительно важнее та история с прокачкой, с тем внезапным надуванием. Убийство Кантора в определенном смысле носило ритуальный характер: обилие ран, изысканная жестокость. То есть для общества это стало ритуальным убийством, хотя те, кто его совершал и заказывал, могли и не думать об этом. Просто показали, что и такого человека могут убить. А Кантора я видел в прошлом сентябре, около года назад, он жил в тоске, говорил: "Я раб своей охраны". Был некий комплекс, хотелось по-человечески пожить. Было некое ощущение обреченности.
Итак, это ритуальное убийство могло быть связано с всплыванием старых связей с лицами, с которыми договориться, в принципе, невозможно.
Ъ: Однако известно, что нашим предпринимателям часто приходится договариваться с самыми отпетыми бандитами?
Д. О.: Это иллюзия, что можно договориться с бандитом. Заплатить, и все будет в порядке. Нет. Дело в том, что это особый психологический тип, специалисты это хорошо знают. Бандиту нельзя объяснить: ты подожди два дня, заработаю деньги и отдам. У него другая логика, логика аффекта, немедленного действия: эти деньги ты должен отдать прямо сейчас. Нормальному человеку можно навязать свою логику или подстроиться под его. И найти компромисс. С вашей точки зрения, ему же будет во вред, если он вас убьет и не получит денег. Но его логика другая: убив вас, он получит свое удовлетворение. Сегодня. Если же вы переходите на их логику — вы такой же, как они. Хоть раз сработайте по их логике — ждите, аукнется. Когда — неизвестно. Но обязательно. Достал пистолет — получи из пистолета.
Ъ: И все же говорят, что бизнес становится более цивилизованным, банки начинают интересоваться долгосрочными проектами, пытаются придать себе респектабельный имидж. Казалось бы, "грубые методы" должны пойти на убыль.
Д. О.: Вот именно, что пытаются. По этому поводу я вспоминаю роман Шишкова "Угрюм-река". Становление капитализма в России. Молодой купец, просвещенный, меценат, он все понимает. Но капитал-то у него от дедушки. А дедушка-то был убивец... Третье поколение, да! Однако тот, кто делал капитал пять лет назад, может переодеться в любые одежды, но капитал у него запятнанный, и психология остается прежняя, и старые связи он никуда не денет. Жизнь — не тетрадка, листок из нее не вырвешь. И когда является некто из старой жизни и напоминает вам старый язык, вы начинаете разговаривать на этом языке. А раз вы это умеете — то никогда уже не станете... полностью чистым. Возьмите династию Морганов, одну из самых респектабельных семей в Штатах. Кто теперь вспоминает пирата Моргана? Но мог ли сам Морган надеть белый воротничок?
Ъ: И все же он был представлен ко двору королевы.
Д. О.: Да, и губернатором острова был назначен. Но правил-то он пиратскими методами. А то, что вы говорите: рынок стал более цивилизованным... Нет. Не стал. Просто усложнились и вошли в обиход новые правила игры. То есть нельзя уже просто хапнуть, а надо грамотно бумагу составить, ручку пожать. Правда, это всего лишь дизайн. Захотят убить — убьют. Вспомните Квантришвили. Как он работал над имиджем честного человека, какую стену построил между прошлым и настоящим. А какая охрана его защищала. И что? Снайпер решил все за него и за других. Прошлое достает... "Рукописи не горят, а документики всплывают". Так и люди — приходят.
Ъ: Как-то все же безысходно получается...
Д. О.: Ну почему безысходно? Ждите! Третьего поколения ждите. Дикий Запад двести лет шел по этому пути. А что бы вы хотели — чтобы человек в одночасье избавился от старых связей, старых привычек и стал другим?
Ъ: Поставим вопрос иначе. Когда это кончится?
Д. О.: Я бы сказал так: заказные убийства закончатся через два года. К этому времени перестреляют всех заказчиков.
Ъ: Вряд ли это кончится, пока есть крупный бизнес.
Д. О.: А вы заметили, что не дают возникнуть по-настоящему крупному бизнесу? Почему отстреливают самые крупные фигуры, успевшие набрать силу, капитал? При этом уничтожение личности всегда ставит крест на структуре, которую он возглавлял.
Ъ: Как Вы относитесь к призыву КСБР о принятии кодекса или хартии о правилах честного ведения бизнеса?
Д. О.: Полная иллюзия. Это не сработает. Возможно рамочное соглашение, типа Сухаревской конвенции. Помните, как дети лейтенанта Шмидта договаривались между собой? Скажем, давайте поделим Россию на зоны или на рынки, чтобы меньше убивать друг друга. Но как только у кого-то из членов соглашения возникнет интерес его нарушить, так при первой же возможности он его нарушит. Зависит только от масштаба риска.
Ъ: И от масштаба соблазна?
Д. О.: Да, от ставки. Не надо содрогаться, это реальность. Один знакомый банкир мне сказал: "Не верь разговорам про все эти банковские объединения — банкир банкиру всегда лютый враг. И не потому, что мы не любим друг друга. Любим. Но объективно предпринимательство вообще рисковая профессия, а между банкирами есть только жесточайшая конкуренция". А вот каковы методы — это зависит от того, откуда у него деньги завелись. Как он стал банкиром. И тогда поймете логику тех отношений и правил, в которых он вырос. И еще по поводу банковских союзов. Сейчас их не создают всерьез и надолго. Объединились, хапнули и разбежались. Это не соединяет. Напротив, совместно добытые деньги разъединяют. И на стадии дележки, и потом, на стадии воспоминаний о дележке. Неправильно разделили, все такое. Предприниматель — это действительно рисковая профессия. И не может быть никакого профсоюза частных собственников. Профсоюз может быть только наемных работников, у которых нет собственности.
Ъ: В Ваших рассуждениях слишком бросается в глаза аналогия между законами поведения в предпринимательской и преступной среде. Вы всерьез ставите знак равенства между предпринимателями и криминальными элементами?
Д. О.: Стоп, не так. Давайте заменим слово "криминальный" на слово "преступный". И тогда давайте согласимся, что мы все — ПРЕ-ступники. Мы все ПРЕ-ступаем некие старые правила игры. В ситуации, когда новые правила еще не прописаны или не устоялись, и вы, и я, и банкир — преступники. Банкир, создававший свой банк в 1990-1991 гг., он что, не преступал старые правила игры? Ведь все держится на его личной отваге, готовности к риску, энергетике — он что, не нарушал закон? Многократно. Но — поневоле! И любой из нас. Сколько мне со своим независимым центром приходилось проламывать инструкций, и чиновники смирялись. Я преступал инструкции. А бандит, как правило, человек недалекий и бедный, он преступает то, что ему доступно — человеческую жизнь. А эти ребята, которые принимают в заклад квартирки? Они выбрасывают людей на улицу, превращают в бомжей и толкают на преступления. Банк! Клерк в нарукавниках, с чистыми ручками — он что, человека не убивает? Если по-честному? Он тоже через что-то преступает, создавая новые правила игры, новое общество, назовем это как угодно. Мы все ПРЕ-ступники, в смысле общих механизмов поведения. Вопрос лишь, где это криминал, а где нет. Пока это не всегда ясно. Возьмите пример Мавроди. Когда им заинтересовалось государство?
Ъ: Когда его бизнес начал достигать пика.
Д. О.: Когда объемы стали выходить на триллионы. И все увидели: это же конкурент государства! Эти деньги могли бы уйти в бюджет, если бы были умнее, а он воспользовался лазейкой в законодательстве и ничего не нарушил. Ничего, кроме доверия людей. Такой статьи нет в УК, но он преступил барьеры. И стал ПРЕ-ступником.
Преступность будет всегда. Всегда будут люди, преступающие барьеры, открывающие обществу новые возможности. Известна фраза: преступник — социальный критик общества. Он показывает на "дырки" — закрывайте их. Преступность нельзя искоренить. Можно ограничить откровенный криминал — посягательство на жизнь и... игру без правил. Однако можно посягать на имущество. Существуют хитрейшие комбинации, в результате которых люди богатеют. Сорос сыграл на курсе фунта — и стал Соросом. Там не было криминала. А парню из Baring's повезло меньше: его взяли, но самое смешное, что, похоже, не знают, за что его притянуть. Посягнул на имущество? Посягнул, потому что если где-то прибыло, то в другом месте убыло — закон Ломоносова-Лавуазье. Но... по правилам игры, принятым в обществе. Значит, можно. Или придумывайте специальную статью в УК, статью про Мавроди.
Ъ: Между прочим, Мавроди все-таки не сбежал. Или не успел. А "Эрлан" сбежал. Хотя была респектабельная компания.
Д. О.: Чисто психологический вопрос. Каждый сам определяет себе границы дозволенного. Кому-то хватает малого. А для другого игра — суть жизни. Андрей Клементьев, которого ищет вся нижегородская милиция, и у которого собственных $20 млн, не уезжает из области. А скрывается и дает по телефону, в стиле Дудаева, интервью местным газетам и говорит: "Дождусь выборов и свалю губернатора Немцова". Он так для себя сам оценивает ситуацию. В этом смысле преступник и предприниматель имеют много общего. И тот и другой сами для себя ставят цели и выбирают средства. Законопослушный человек не преступает барьеров, но он и не предприниматель. Он действует в рамках, заданных кем-то.
Ъ: По поводу правил игры. В Америке все разложено по полочкам: по этой улице можешь ходить, а там даже окошко в машине не открывай — зарежут. У нас такого разделения нет: тебя достанут и на этой, и на той стороне улицы.
Д. О.: У нас происходит дезинтеграция общества на атомарном уровне, когда каждый думает лишь о своем интересе. Это война индивидуумов, всех против всех. И она будет идти, пока в головах людей не установятся барьеры: это криминал, это не криминал. Пока не утрясутся новые правила игры.
Ъ: Итак, нарастание убийств будет лавинообразным?
Д. О.: После громкого скандального убийства бывает затишье. А вот осенью опять начнется. Причем активно сюда вмешается политика.
Ъ: В связи с выборами?
Д. О.: Да. Это будут волчьи выборы.
Ъ: Вмешается политика в криминал или криминал — в политику?
Д. О.: И то, и другое. Уже глава администрации Московской области Александр Тяжлов по телевидению заявил, что запугивают тех, кто собирается выдвигаться по одномандатным округам. Потому что на четыре года вперед ситуация складывается. И оппозиция пойдет в свои последний и решительный. И все структурки подтянутся, и финансистам будет что делить. Так что осенью ждите обострения.
Либо расстрелять бандитов, либо стать бандитом
Известный предприниматель Каха Бендукидзе нечасто дает интервью журналистам. Но по такому печальному поводу он нашел, что сказать на страницах Ъ. Интерес его интервью вызывает еще потому, что г-н Бендукидзе, с одной стороны, — член КСБР, и, таким образом, поборник "чистых" методов ведения бизнеса. С другой стороны, он известен своим независимым и прагматичным отношением к происходящим процессам, что позволяет ему высказываться без обиняков в любой аудитории.
Ъ: В чем, по-Вашему, причина последних трагических событий?
К. Б.: Я не знаю точно. Это может быть связано и с разборками, и с попытками криминальных кругов подчинить себе коммерческие структуры. Когда убивают директора предприятия, коммерческого директора — это способ установить контроль. Конечно, есть элементы того, что называют "черным арбитражем". Но не это главное. Мне кажется, происходит смычка коммерческих структур с криминальными, и преступные группировки уже не столько играют роль арбитража, сколько участвуют в процессе. Раньше этого было меньше.
Ъ: В каком процессе?
К. Б.: Развития коммерческих структур. Преступные группировки уже являются составной частью конгломератов, включающих в себя промышленные предприятия, финансовые структуры, СМИ — уже трудно сказать, кто есть кто.
Ъ: У Вас есть конкретные примеры?
К. Б.: Есть примеры (я не буду называть имен), когда предприятия, производящие на сотни миллиардов и триллионы, или принадлежат, или контролируются преступными группировками.
Ъ: Как по-Вашему, почему это происходит в России?
К. Б.: Потому что государство за этим безучастно наблюдает. Оно находится в плену нескольких мифов. Либерально-экономический миф: это процесс первоначального накопления капитала, все перемелется, перебродит и превратится в вино. Преступные группировки постепенно легализуются, дети преступников будут учиться в Кембридже и Оксфорде, а дети их детей — порхать над деревьями, как бабочки. И что это нормальный процесс. Аппаратный миф: вопрос уже решен, даны указания, поручения, и дни криминала сочтены. Демократический миф: надо развивать демократию, укрепляя систему судов, третью власть. Часть правоохранительных органов находится в плену мифа, что, мол, банкиры сами виноваты: пусть работают честно или перестреляют друг друга.
Это все мифы, которые имеют под собой некоторую реальную почву. Но надо понимать, что у преступных группировок принципиально иная идеология построения государства, иная психология. И что время летит очень быстро, и уже сегодня они могут победить. Либерально-демократическое устройство государства и свободный рынок не являются единственно возможными. Есть примеры рыночно-олигархического устройства — Парагвай, довоенная Япония. Есть варианты, когда государство является заложником криминала (Колумбия), когда силы государства и преступных кланов оказываются равны. Этого многие не учитывают. Противно слушать, что, мол, в Америке так же было и рассосалось! А в Парагвае не рассосалось.
И процесс может завершиться очень быстро. Мы уже знаем депутатов разных уровней, связанных с бандформированиями. Более того, идет усиление этого процесса. И может оказаться так, что через один-два года ситуация выйдет из-под контроля — когда существенная часть власти перейдет к людям, так или иначе связанным с оргпреступностью.
Ъ: Может быть, правы те, которые винят в происходящем самих бизнесменов?
К. Б.: Конечно, с толстовской точки зрения, все виноваты. Однако 90% бизнесменов честно работают, а 10% — нечестно. Почему же виноваты все 100%? Почему государство не уничтожит бандформирования? Я, например, не понимаю, почему власти, имея сведения обо всех преступных группировках, не уничтожат всех сразу. Я не готов к публичной критике властей: пока есть налоговая полиция, нельзя быть в оппозиции.
Ъ: Но бывает и другая ситуация, когда сам бизнес перерождается в криминал.
К. Б.: Если государство не примет радикальных мер, он весь переродится. Есть некая территория, на которой одна структура действует методами А, В, С. А — хорошая финансовая политика, В — правильная организация производства, С — убийства. Другая действует только методами А и В. Кто победит в конкурентной борьбе? Первый. Что остается второму? Убивать в ответ. И он это будет рассматривать не как криминализацию свою, а как присвоение себе функций государства, от которых оно самоустранилось.
Ъ: Можно ли вести в России легальный бизнес, не опасаясь, что рано или поздно попадешь на мушку?
К. Б.: Конечно, нет. Что такое рыночная экономика? Когда свободно конкурируешь за потребителя и ресурсы — финансовые, материальные, людские, — то всегда кого-то обижаешь. А что он от обиды сделает — нельзя предугадать. Был случай, когда в одном АО мы совершенно честно заявили свою позицию, и многие нас поддержали. А человек, который там председательствовал, попросил бандитов, чтобы нам объяснили, что мы не правы. Мы и сейчас в процессе решения этой проблемы.
Ъ: Могут ли предприниматели защитить себя от криминала или остается только уповать на государство?
К. Б.: Я не уверен, что они могут что-то сделать. Ну, налоги платить. Создать специальный фонд? Этот фонд называется бюджетом Российской Федерации. Государство должно меня защищать. Я вспоминаю историю: в 50-е годы в ГДР прошли забастовки рабочих, и президиум соцпартии Германии выступил с заявлением, что ЦК разочарован в немецком народе. На что Бертольд Брехт написал стишок: мол, если ЦК не нравится народ, пусть он его распустит и наберет другой. И у нас так: народ для государства, а не государство для народа.
Ъ: Что Вы думаете о предложениях создать кодекс чести предпринимателей?
К. Б.: Я думал об этом. Была идея создать Всероссийское третейское соглашение, чтобы группа производственных, финансовых и торговых структур выработала систему правосудия. Но здесь вопрос в критической массе. Ну, мы вдвоем договоримся, и что? Это должно быть массово. Когда еще десяток банкиров убьют, это может сработать. Хотя убийство Кантора и Кивелиди многих потрясло: это были люди многим знакомые и притом выдающиеся. Но в борьбе частного и общего интереса выигрывает общий. Задача в том, как построить частный интерес, чтобы жилось нормально? Например, вооружить всех — если исходить из того, что человек для государства, я имею право себя защитить. Или же государство говорит: делегируйте мне это право. Мы ему делегировали, а у него не получается — мы какие-то не такие честные, чтобы нас защищали. Выходит, государство само для себя.
Ъ: Что, по-Вашему, означает криминализация государства?
К. Б.: Ну, допустим, в каком-то городе все члены Думы и глава администрации — бандиты. Они управляют транспортом, муниципальными службами, наводят в городе свой порядок — и все это с помощью бандитов. Из такой ситуации нет мягкого хода назад. Следующие выборы либо не состоятся, либо пройдут в интересах бандитов. И в ближайшие два года либо этот процесс пройдет в большинстве регионов, и тогда судьба этих территорий будет определена надолго. Либо удастся эту ситуацию как-то переломить.
Ъ: Каким образом?
К. Б.: Расстрелять всех бандитов. Единственный способ стабилизировать ситуацию — это жесткий авторитарный режим, направленный на переход к нормальной экономике, нацеленный на высвобождение человека из рабства и на воспитание демократии. Такой своеобразный тайваньско-чилийский вариант.
Ъ: Когда вокруг Вас убивают знакомых предпринимателей, не возникает желание спрятаться, уйти от дел?
К. Б.: "Умереть, забыться, заснуть и видеть сны". Я думаю, у многих такое желание возникает: уйти на пенсию. Почему в России нет большого количества больших, стабильных коммерческих структур? Одна из причин — многие не выдержали, все бросили и уехали за рубеж. Человек с нормальной психикой и развитым интеллектом не способен руководить в России коммерческой организацией — или помрет, или убьют. Скорее, помрет до того, как убьют. Нельзя выдержать этот стресс. Многие мои знакомые находятся в страшном нервном напряжении, потому что нельзя ничего предугадать — нет стабильности.
Ъ: При таком пессимизме как Вы все-таки оцениваете перспективы Вашего собственного бизнеса?
К. Б.: Если через два года произойдет то, о чем я говорил, ситуация станет непредсказуемой. Наш бизнес может стать частью "бандформирования" нового типа. Это структура, основанная на принципе личной унии, такой сквозной клан, включающий депутатов, министров, журналистов, банкиров, промышленников, торговцев, чиновников. И бандитов.
Владимир Иванович Щербаков, президент Фонда "Интерприватизация", член КСБР
Наша версия смерти Ивана Кивелиди: криминальный бизнес пытается захватить цивилизованный бизнес и вовлечь его в сферу своих интересов. Сегодня подбрасывают другие версии: например, о конфликте КСБР с "большой восьмеркой" российских банков или о том, что Кивелиди попробовал внедриться в торговлю тяжелыми металлами. На мой взгляд, эти версии направлены на то, чтобы увести следствие по ложному следу.
Причина этого громкого убийства, я думаю, проста: запугать цивилизованный бизнес. Криминальный мир демонстрирует свои возможности: мы можем вас убить и так, и этак, и гранатой, и из автомата, и отравить тоже можем.
Нам известны факты, когда бандиты пытались заполучить контрольные пакеты акций предприятий, пристроить своих ставленников на руководящие посты, перевести деньги на счета подставных фирмы. Активность криминального мира усилилась, когда были ликвидированы внешнеторговые льготы, появились акцизные марки, была упорядочена работа казино, улучшилась работа налоговых органов. Государство все больше контролирует ситуацию, контрольные органы работать все более профессионально. Потому-то криминальный мир и засуетился.
Когда Степашин с Ериным еще занимали свои посты, то прозвучала такая фраза: мол, им известны более 2 тыс. преступных сообществ со всеми их руководителями поименно и пофамильно. Не сказали только одного: почему же те еще на свободе? А когда президент ввел Указ о борьбе с бандитизмом, первой жертвой этого указал стал... Лев Вайнберг.
Да, на стадии первоначального накопления капитала многие умные люди сумели заработать огромные деньги, пользуясь тем, что не было правового регулирования их деятельности. Размер заработанного ими богатства не соответствовал приложенным ими усилиям. Но не надо путать хитрость предпринимателя, обошедшего закон по части налогов и разного рода льгот, с криминальными способами добычи денег. Бандит не обходит закон, он его попирает. Цивилизованный и криминальный виды бизнеса в нашей стране достаточно четко разделены. Хотя не могу не признать, что барьеры между ними у нас еще не прочны и зачастую честный и криминальный бизнес перемешиваются.
Олег Киселев, президент фирмы "Мосэкспо", член КСБР
Мы достигли предела, когда дальнейший ход событий по прежнему сценарию приводит к фатальности. Слишком высока степень самоуничтожения бизнесменов. Пора сесть и договориться. Я предложил на КСБР подписать Хартию о неприменении насилия и угрозы насилия в бизнесе. Некоторые считают, что если они ее подпишут, то признают, что раньше применяли. Но хартия создаст основу. Скажем, банкир подписал, а кто-то — нет. Тогда банкир не даст ему кредит. Хартия позволит подписавшим относиться к "неподписантам" как к ненадежным контрагентам, которые попрощаются со статусами уполномоченных, с лицензиями на определенные виды деятельности. В США мафиозные кланы достигли соглашения, там нет крупных разборок между группировками. Сицилийцы — и те договорились. Так неужели российские бизнесмены тупее? Основная проблема внутри нас: мы нанимаем криминалитет для уничтожения друг друга (я не о себе лично). В 90% случаев насилие идет из среды предпринимательства.
Насилие в бизнесе — вопрос не больших-малых денег, а морали. Понятно, что не выработаны правовые инструменты. Если должник не отдает кредитору долг, то в тюрьму его никто не посадит, ему можно только угрожать. Впрочем, убивают чаще не те, кому должны, а те, кто должен. Может быть и такой сценарий: я хочу купить акции этого завода, и другой хочет купить. У меня денег больше, зато у него пистолет. Купить акции с помощью пистолета или яда ему все равно не удастся, это просто демонстрация силы, чтоб другим неповадно было.
Можно ли обойтись без насилия? Да! Я — не стреляю. Но никто не застрахован от того, что его не застрелят. Надоело тратить деньги на охрану, надоело бояться. Российский бизнес в большинстве своем связан с криминальными структурами. Можно ли без этого обойтись или нет — вопрос так не стоит. Нужно обойтись. Если запустить болезнь, то проникновение криминала в бизнес будет тотальным, начнется уничтожение друг друга. Волна насилия перехлестнет через край, и минимум через год весь бизнес станет криминальным. В этом случае я, например, не смогу заниматься бизнесом. Нет таких денег и ценностей, ради которых стоит рисковать жизнью. Куплю домик в Альпах и буду выращивать эдельвейсы или поеду на Байкал рыбу ловить. А опасность не справиться с процессом реальна: новое поколение учится тому, что аргумент в споре — пистолет, а гарантия — проницаемость мышечной ткани для пули.