Современному артисту положено выбрать — либо пюрсанистая пошлятина, либо изысканный Дебюсси
В Малом зале Петербургской консерватории состоялся камерный концерт Анны Жеребцовой (меццо-сопрано). Определяя место певицы в первом ряду отечественных культуртрегерских сил по части романсного репертуара, музыкальный критик ВЯЧЕСЛАВ Ъ-КАРАТЫГИН не решается вполне одобрить направление ее репертуара.
Г-жа Жеребцова — артистка исторической величины. Имя ее как одной из лучших русских камерных певиц упоминает Кюи в своих очерках по истории романса; то же имя встретите вы на страницах "Летописи" Римского-Корсакова. Лавры истории — вещь почетная, но и обязывающая: артистку — к неустанной бдительности, к вечному художественному бодрствованию, к соблюдению постоянной "эквиритмичности" между условиями мастерской, жизненно яркой, технически законченной интерпретации и быстрым ходом непрестанно ширящейся жизни самого искусства; критика — к сугубой строгости в смысле предъявляемых к "лауреатке истории" требований. И чем выше ценю я ту прекрасную тонкость нюансировки, ту обдуманность фразировки, ту музыкальность, ту четкость и чеканность отделки, тот аромат поэзии — словом, все те только при теснейшем альянсе отменной школы и врожденного дарования достижимые свойства и качества вокальной речи, которыми так богато пение г-жи Жеребцовой, тем более непременным, хоть и неприятным долгом своим считаю указать на чувствительный в нынешнем ее концерте "мезальянс" исполнения с исполняемым.
Сопоставление на одной программе Шуберта и никому неведомого Умлауфа, Мартини и Дебюсси, Василенко и Рубинштейна — разве это не горестный возврат к тому блаженной памяти беспринципному эклектизму, искоренению коего из нашей концертной повседневности так энергично способствовала до сих пор та же Жеребцова? Хуже того, даже из богатейшего наследия Шуберта певица выбрала нынче вещь совсем бледную и бесхарактерную Der Hirt auf dem Felsen (с кларнетом, партию которого хорошо сыграл г-н Быстрицкий). Правда, пьеса эта, в изобилии уснащенная фиоритурами, дает возможность певице "показать" школу. Но ведь Жеребцова, слава богу, давно уже вышла из периода обязательного для новичков демонстрирования различных статей своего вокального туалета на торный путь свободной и самостоятельной художественной деятельности. Правда и то, что ничтожнейшие и пустейшие композиции Умлауфа, Пфицнера, Вейнгартнера были в экспрессивном отношении спеты не менее интересно, чем Auftrage Шумана, прелестная ариетта Д. Скарлатти Qual farfaletta amante, благородная, но суховатая ария Генделя из "Орландо", изящные безделушки Мартини, Сен-Санса и Делиба.
Но ведь здесь чем лучше — тем хуже. Спой тот же хлам Умлауфов и Пфицнеров какая-нибудь второсортная певица на благотворительном вечере — это было бы в порядке вещей. Но поет "сама" Жеребцова, и в своем собственном концерте, и поет красиво, и преподносит третьестепенных немцев в компании Шуберта и Дебюсси, наконец, поет в присутствии музыкально благовоспитанной аудитории. Сколько "малых сил" из музыкантов, искренне любящих как искусство, так и Жеребцову, но в то же время не слишком еще устоявшихся в своих вкусах, окажутся "соблазненными", бессознательно зачислив достоинства певицы в актив композитора! С душевным прискорбием приходится констатировать такое же "провокаторское" отношение к делу и у сотрудника г-жи Жеребцовой, г-на Андреева. Два серьезных романса Шуберта, две недурные восточные песни Спендиарова, а рядом с ними — никчемные отрывки из Fortunio Мессаже. А чего только не напел г-н Андреев на бис! Вчера создавать живые типы в гениальных творениях Вагнера и Мусоргского, а сегодня продуцировать такую отвратительную, пюрсанистую пошлятину, как "Я не сказал тебе" Аренского и "Жить, будем жить" Глиэра! Пощадите! Или хоть пойте — во избежание новых "соблазнов" — похуже, нарочито похуже; ибо ведь на вашей душе будет грех, если благодаря искусному исполнению кому-нибудь понравятся и сами вещи. И как это вмещает в себя вкус певца контрасты, столь ужасающие!
Блестяще аккомпанировал г-н Иованович (большую часть программы наизусть!). Но и он на сей раз не без греха. Сочинять слабые романсы никому не возбраняется. Но после того, что петербургские музыканты уже знакомы с несколькими вполне корректными композициями г-на Иовановича, ему не следовало бы допускать на программу столь грубые и неприятные вещи, как "Еще душа полна", пьеса, по общему стилю музыки стоящая где-то посредине между Блейхманом и Рахманиновым.