Полочная дисциплина

Уходящий год прошел под знаком крепнущего внимания государства к литературе, которая оставалась последним островком культурного архипелага, свободным от строгого регулирования и надзора. Много лет писательское сообщество чувствовало (кто с облегчением, кто с обидой), что о них будто бы забыли, а властям интереснее заниматься чем-то более массовым и зрелищным — кинематографом, например.

Год начался с упразднения (в январе) Ассоциации писателей и издателей (АСПИР) и внеочередного съезда Союза писателей России (в феврале), где главой избрали помощника президента РФ Владимира Мединского.

События эти росли из одного куста и означали: останется одна, благословленная государством организация, через которую оно будет взаимодействовать с писателями и давать деньги на литературу.

«Государство через 30 лет обратило внимание на литературу, оно простерло нам свою длань в виде Владимира Ростиславовича!» — отреагировал на выдвижение Мединского, выступая на том съезде, писатель Александр Проханов.

Единый писательский союз отсылает нас к опыту Советского Cоюза и вершителю литературных судеб Союзу писателей СССР. Не состоя в нем, сложно было издаваться и почти невозможно — зарабатывать литературным трудом. Произносилось «писатель» — подразумевалось «член Союза писателей», и наоборот.

Но почти несбыточно, чтобы обновленный союз обрел хотя бы часть былой значимости. Множество успешных писателей, особенно молодых, живут без всяких союзов и считают принадлежность к ним пережитком прошлого. При этом заметно, что государство возлагает на новый союз большие надежды — недавно ему передали издательство «Художественная литература», и ходят разговоры о появлении у союза своего толстого литературного журнала. Ему отошли Центральный дом литераторов и Дом Ростовых, раньше занимаемый АСПИР.

Еще один шаг государства в попытках поместить писателей в некую понятную систему — принятие Минтрудом 15 декабря профессионального стандарта «Писатель». Ранее в перечне профессий «писателя» не было.

Обитатели литературного мира теперь примеряют стандарт на себя и прикидывают: а писатель ли я с точки зрения государства?

Все сильнее регулируется литература и с другого бока — из-за ужесточения законов, касающихся иностранных агентов, ЛГБТ (движение признано экстремистским и запрещено в РФ) и экстремизма. Издательства и книжные магазины боятся штрафов и визитов прокуратуры и убирают с прилавков книги из «зоны риска».

Как это отражается на обычной жизни писателя? Представьте себе, вы писали роман, скажем, семь лет и начинали его совсем в другой реальности, и даже договоренность с издательством была, но теперь роман не может быть опубликован в России из-за изменений законодательства в отношении перечисленных выше явлений. Или, например, ваша книга выходит в финал крупной премии, но саму эту книгу не купить: перестраховываясь, издательство посчитало, что в ней есть рискованные моменты, и изъяло тираж.

Оптимистично замечу, что литература и не такое преодолевала. Хотя интересно посмотреть, как именно она будет жить и развиваться в этих новых условиях.

Ольга Сичкарь, заведующая отделом культуры