В Национальной галерее в Вашингтоне (National Gallery, Washington) проходит огромная выставка художника Эгона Шиле. Она находится под специальным покровительством австрийского правительства и властей города Вены и спонсируется Международным корпоративным советом Национальной галереи, австрийскими авиакомпаниями и тремя банками: Гольдман Захс (Goldman Sachs), Австрийским банком (Bank Austria) и банком Кредитанштальт (Kreditanstalt). Одновременно в Центре Эгона Шиле (Kulturcentrum Egon Shiele) в небольшом австрийском городе Краумлов открылась большая выставка художника в основном составленная из работ, принадлежащих самому крупному в мире коллекционеру работ Эгона Шиле Рудольфу Леопольду.
Вена начала века была странным феноменом европейской культуры. Сочетание унылых блестящих парадов и приемов императорского двора с роскошью буржуазного комфорта знаменитых венских миллионеров создавало в городе атмосферу застойного озера. В жестких рамках бюрократической габсбургской системы расцвела манящая и пугающая культура Вены, превратившейся в начале века, наряду с Парижем, Лондоном и Берлином, в одну из столиц стиля модерн. Венский вариант этого стиля, сецессион, получивший свое название благодаря зданию, специально построенному в Вене для выставок современного искусства, стал наряду с арт нуво, югендстилем и стилем либерти именем нарицательным для того, что в России обычно называется модерном.
Самым крупным событием эпохи сецессиона, определившим всю культуру ХХ века, оказалось, однако, не какое-либо явление художественной жизни, а творчество гения психоанализа Зигмунда Фрейда. Сам Фрейд не очень-то жаловал современных ему художников и никак не соотносился впрямую с художественными процессами, но появление школы психоанализа именно в Вене глубоко симптоматично. Вена была городом, наиболее располагающим к неврозам и фобиям как из-за мертвящего регламента габсбургского абсурда, так и из-за удушливой элегантности фешенебельных особняков оппозиционной буржуазии. Венский публицист начала века Карл Краус назвал Вену "тюремной камерой, где каждый может вопить сколько хочет".
Обладая внешне добропорядочным и сытым фасадом, Вена была идеальным городом психопатов. Распространены были ранние самоубийства, причем и среди психоаналитиков. В 23 года покончил с собой гениальный Отто Вейнингер, написавший знаменитую книгу "Пол и характер", самоубийством кончили один из самых блестящих учеников Фрейда Виктор Тауск и лучший поэт сецессиона Георг Тракль.
Перманентная венская истеричность определила искусство Эгона Шиле, одного из самых ярких австрийских художников начала века. Жизнь самого Шиле дает возможность бесконечных фрейдистских толкований. Его отец умер от сифилиса, когда Эгону было пятнадцать лет, и мальчик вырос в исключительно женском окружении. Всю жизнь он был тесно связан со своей сестрой, которая часто позировала ему обнаженной. Он считался вундеркиндом, но был абсолютно неспособен к учебе в нормальной школе. Когда профессора Венской школы прикладных искусств впервые увидели рисунки Шиле, они отказались поверить, что их мог сделать шестнадцатилетний юноша, но потом художник почти не получил официального признания. Оказавшись в Вене после провинциального Клостернойбурга, где он провел детство, Шиле попал в самую гущу интеллектуальной жизни столицы.
Своим формированием как художник Шиле, современник Фрейда и Шенберга, был обязан венскому сецессиону. Аура Вены начала века была проникнута истеричной красотой, красотой демонических женщин Густава Климта, одного из самых декоративных художников этого периода. Эта же красота стала навязчивой манией Эгона Шиле. Но чувственность в искусстве Шиле превращается в болезненность. Необычайная нервность каждого мазка художника передается зрителю, и созерцание его картин мучительно.
Главная тема творчества художника — автопортреты. Их очень много, они очень различны и не похожи друг на друга и часто не похожи на самого Эгона Шиле. Автопортрет для него был не зеркалом, фиксирующим внешнее отражение, а средством проникнуть в самые сокровенные области подсознания. Шиле-художник соотносится с Шиле-моделью как психоаналитик с пациентом, болезненно и скрупулезно изучая каждую черточку того, что составляет неуловимый образ нашего Я. В своих исследованиях Шиле был пугающе откровенен — очень часто он изображал себя обнаженным, пристально рассматривающим свое худое тело, и некоторые его автопортреты шокируют даже сейчас, как, например, серия "автопортретов мастурбатора".
Психоаналитическая автопортретность его творчества выразилась не только в тематике, но и в художественном языке Шиле. Очень тонкие, острые графические линии его рисунков вызывают реакцию почти болезненную. Его живопись также графична, контур необычайно жесток. Шиле всегда использует контраст светлого и темного, что сразу же поражает и привлекает взгляд. Между его живописью и зрителем устанавливаются те же отношения психоаналитика и пациента, что установил художник со своим собственным изображением. В результате все произведения Шиле — его портреты мужчин, детей и женщин, его акты, пейзажи и городские виды — кажутся автопортретами. В этой живописи, столь откровенно садомазохистской, рождается новый идеал красоты ХХ века, красоты уродливого. С обретением новой красоты, в корне отличающейся от красоты сецессиона своей субъективностью, Эгон Шиле становится одним из столпов искусства нашего времени, наряду с немецкими экспрессионистами и Оскаром Кокошкой.
Не случайно, что пик популярности Эгона Шиле падает на 60-е. В это время расцвета абстрактного экспрессионизма в Америке и повального увлечения психоанализом состоялась огромная выставка 1965 года в музее Гугенхайма в Вашингтоне. Интерес к Шиле стимулировался также пристальным вниманием к эпохе, ставшей питательной средой фашизма. В книге, где фиксировались оценки поступавших в Венскую академию, имя Шиле, получившего "удовлетворительно" за свои рисунки, соседствует с именем Адольфа Гитлера, получившего "неудовлетворительно". Параллельность гуманистического искусства Шиле, культивирующего слабость и незащищенность, и фашизма с его волевой жестокостью необычайно показательна для Вены начала века. Неврастеническое очарование этого города стало фоном для знаменитой сентиментальной драмы Лилиан Кавани "Ночной портье", так как только этот город, в самой архитектуре которого столь экстравагантно смешаны "коммерция и чувственность", по выражению Чарльза Дженкса, может быть сценой, где разыгрывается любовь жертвы и мучителя, где непонятно — кто жертва, а кто мучитель, и где могло появиться искусство Эгона Шиле.
АРКАДИЙ Ъ-ИППОЛИТОВ