Когда черный переходит в зеленый
Как падение цены нефти стимулирует «чистые» технологии
Кажется логичным: чем дешевле нефть, тем медленнее развивается «зеленая» энергетика. Но это иллюзия. Новое исследование CEPR показывает: обвал цены нефти в 2014 году дал мощнейший импульс «зеленым» инновациям. Особенно в странах с развитой технологической базой и высоким уровнем человеческого капитала, что показано на примере Норвегии. Для России и других стран, зависимых от экспорта сырья, это может означать потерю потенциала роста.
Фото: Сергей Коньков, Коммерсантъ
Фото: Сергей Коньков, Коммерсантъ
Неочевидная связь
В 2014 году нефть подешевела почти на 60% за несколько месяцев с середины года. Это стало экономическим шоком для сырьевых экономик и одновременно точкой роста для «чистых» технологий, заключают Эстер Энн Белер из Имперского колледжа Лондона и Центра экономических показателей Лондонской школы экономики и политических наук, а также Катинка Хольтсмарк и Карен Хелене Ультвейт-Моэ из Университета Осло в свежей работе под названием «Шоковая терапия для чистоты инноваций: перераспределение инвестиций в НИОКР внутри фирм». Как обнаруживается в исследовании на примере компаний из Норвегии, основные доходы которой составляет продажа нефти, в последующие после снижения нефтяных цен годы в стране фиксировался резкий рост выдачи патентов в сфере возобновляемой энергетики, энергоэффективности и водородных технологий.
Почему так происходит? Объяснение простое, но контринтуитивное. Дешевая нефть снижает доходность вложений в традиционную энергетику. Капитал начинает искать альтернативные ниши. Технологические компании получают окно возможностей для роста, не конкурируя с нефтяными гигантами за инвестиции. Помимо этого, исследователи обнаружили еще один неочевидный канал, по которому снижение нефтяных цен стимулирует вложения в экологически чистые НИОКР,— перераспределение соответствующих ресурсов внутри фирм.
Для Норвегии падение цены нефти в 2014 году стало глубоким потрясением. Фирмы, поставляющие товары и услуги для нефтедобывающей промышленности, столкнулись с резким снижением будущих продаж и ожидаемой прибыли. Согласно общепринятым представлениям, в ответ на это компании должны были бы свернуть инновационную деятельность, но вместо этого многие из них переориентировались на экологически чистые НИОКР (см. график).
Еще один поразительный вывод исследования заключается в том, что большая часть прироста «чистых» НИОКР пришлась на фирмы, продолжающие инвестировать в «нечистые» НИОКР.
Гипотеза заключалась в том, что шок от обвала цены нефти вызвал перераспределение ресурсов НИОКР в компаниях, поставляющих продукцию нефтедобывающей промышленности. Изучив подробные данные о торговле и инновациях на уровне компаний, аналитики сравнили фирмы в одной отрасли со схожими характеристиками, но по-разному подверженные воздействию шока от обвала цены нефти в силу особенностей ассортимента их продукции.
Оказалось, что компании, наиболее сильно ощутившие падение цен на нефть, значительно чаще инициировали проекты экологически чистых НИОКР и увеличивали долю расходов на них. Этот сдвиг был обусловлен не общим увеличением бюджетов на инновации, а стратегическим перераспределением имеющихся у них ресурсов на НИОКР в пользу «чистых» технологий.
Ключевой фактор такого перераспределения ресурсов — затраты на адаптацию, связанные с изменением масштаба деятельности в сфере НИОКР, включающие не только прямые издержки, связанные с наймом или увольнением, но и другие затраты, связанные с экономическими и поведенческими реакциями, которые могут возникнуть в команде высокоспециализированных работников подверженных риску фирм.
.jpeg)
Эмпирические результаты на примере норвежских фирм свидетельствуют о том, что издержки на адаптацию побуждали компании перепрофилировать существующие научно-исследовательские группы для реализации проектов в области «чистых» технологий, а не расформировывать их. «Негативные потрясения в секторе ископаемых энергоносителей не только снижают уровень “грязных” инноваций, но и могут стимулировать значительный рост разработок в области “чистых” технологий»,— заключают ученые. Кроме того, на основании полученных выводов они находят и дополнительное обоснование для установления цен на выбросы углерода. «Помимо повышения стоимости выбросов углерода такая политика может вызвать и ответные меры, ускоряющие переход к технологиям “чистой” энергии за счет снижения рентабельности в цепочке поставок ископаемых энергоносителей»,— фиксируют эксперты.
Институты и политическая воля
Между тем в мире существует достаточно примеров, когда кризис нефтяных цен становился не тормозом, а катализатором технологического сдвига, особенно в экономиках, где существуют институты для поддержки инноваций. Та же Норвегия стала одним из основных инноваторов энергоперехода после падения нефтяных цен в 2014 году. Пример страны показывает, как можно использовать нефтяной спад не для консервации модели, а для ее трансформации.
После 2014 года правительство увеличило вложения в морскую ветроэнергетику, технологии улавливания и хранения углерода, водородную инфраструктуру.
Кроме того, были запущены программы по электрификации нефтяных платформ и снижению выбросов в добывающем секторе. Количество же «чистых» патентов на душу населения резко возросло, и Норвегия вошла в топ-5 стран по уровню инноваций в «зеленой» энергетике. Решающим фактором оказалось то, что Норвегия использует нефтяную ренту не для затыкания дыр, а для переориентации экономики.
Поддержка фундаментальных исследований, технологических кластеров, экспортных стартапов — все это строится как стратегия, а не как реакция на кризис.
В 2020 году в ходе очередного обвала цены нефти датская компания rsted, ранее известная как DONG Energy, завершила трансформацию из нефтегазового гиганта в лидера в области возобновляемой энергетики. В результате по рыночной капитализации она превзошла норвежскую Equinor.
Падение цен на нефть в 2014 году совпало с увеличением числа патентов в области возобновляемой энергетики в США. Это может указывать на то, что снижение прибыльности традиционной энергетики побудило инвесторов искать альтернативные направления вложений, такие как солнечная и ветровая энергия.
После нефтяного кризиса 1973 года Бразилия запустила программу Prolcool, направленную на производство этанола из сахарного тростника в качестве альтернативного топлива. Это позволило стране снизить зависимость от импорта нефти и стимулировало развитие биотопливной отрасли.
В ответ на энергетический кризис 1970-х годов Япония инвестировала в развитие ядерной энергетики и энергоэффективные технологии. Это позволило стране сократить зависимость от импорта нефти и стимулировало развитие высокотехнологичных отраслей.
Швейцария, не имея собственных запасов нефти, в ответ на энергетические кризисы XX века, особенно в периоды мировых войн, активно электрифицировала железнодорожный транспорт, используя гидроэнергетику. Это позволило стране снизить зависимость от импорта угля и нефти.
В России же в 2014 году никакого масштабного разворота в сторону «чистых» технологий не наблюдалось, напротив, произошло обнуление системной политики в сфере ВИЭ, устойчивой энергетики, инновационных рынков.
Падение сырьевых доходов может стать драйвером энергетического перехода — если есть политическая воля и институциональная способность инвестировать в будущее.
Сегодня выигрывают страны, в которых на смену экспортной зависимости приходит технологическая независимость; компании, которые делают ставку на замкнутые циклы, цифровизацию, экологическую устойчивость; регионы, которые инвестируют в человеческий капитал.
Когда в следующий раз нефть упадет до $40 за баррель, мир, как всегда, разделится не на богатых и бедных, а на гибких и застрявших. Для нефтяных стран окно возможностей такой трансформации еще не закрыто. Но с каждым годом становится все меньше.
Этот текст — часть проекта ИД «Коммерсантъ», посвященного трендам бизнеса и финансового рынка. Еще больше лонгридов с анализом ключевых отраслей российской экономики, экспертных интервью и авторских колонок — на странице Review.