премия литература
6 декабря объявят лауреата премии "Букер — Открытая Россия". В октябре были определены номинанты. Это Ольга Славникова с романом "2017", Захар Прилепин ("Санькя"), Петр Алешковский ("Рыба"), Дина Рубина ("На солнечной стороне улицы"), Денис Соболев ("Иерусалим") и Алан Черчесов ("Вилла Бель-Летра"). В ожидании решения жюри обозреватели Ъ читают книги финалистов. ЛИЗА Ъ-НОВИКОВА взялась за "Рыбу" Петра Алешковского.
В "Рыбе" чуть ли не всех критиков смутило название. Нелегко оказалось бороться с кулинарными ассоциациями — с толку сбивала изображенная на книжном переплете вобла. Впрочем, постоянные читатели Петра Алешковского знают о его склонности к "зооморфизму". Не далее как в 1994 году он уже побывал в букеровском финале с повестью "Жизнеописание Хорька". "Хорек" тоже был не совсем про "в мире животных", а скорее про "недочеловека". Впрочем, у "Рыбы" есть подзаголовок — "История одной миграции".
Главная героиня романа отзывчивая и терпеливая медсестра Вера не сразу удостаивается прямого уподобления водному позвоночному. Хотя этот образ начинает преследовать ее еще с детства. Вера родилась в Таджикистане, где работали ее родители-геологи. В ее родном городе Пенджикенте ведутся археологические раскопки. Подросшая Вера помогает археологам, и однажды даже подсказывает, как собрать древнюю мозаику с изображением рыбы (вот уж скорее подходящий сюжет для оформления книжного переплета). Глубина раскопов — 5-6 м, когда-то здесь проходил Великий шелковый путь. Петр Алешковский, историк по образованию, в свое время принимавший участие в полевых работах новгородской археологической экспедиции, а сегодня ведущий на радио вместе с Тамарой Эйдельман интереснейшую историческую передачу, конечно, нашел, о чем здесь рассказать. Так что первая часть романа явно выигрывает за счет восточного колорита. Автор нежится в описаниях археологических подробностей, а бедной Вере уготавливает трагедию. Русскую девушку насилует отвратительное чудовище по имени Насрулло. Теперь во сне ее преследуют хищные рыбы. Но течение жизни неумолимо, Вера постепенно приходит в себя, поступает в медучилище, работает в больнице. Один из пациентов становится ее мужем — от него-то Вера и слышит обидное словцо "рыба".
Собственно, это определение и становится главной загадкой для читателя. В романе Веру ждет множество испытаний. Один из двух ее сыновей кончает жизнь самоубийством. Она скитается из города в город и от мужчины к мужчине. Из Таджикистана, где начинается гражданская война, Вера бежит в Россию. Там оказывается в какой-то глухой деревне, чтобы затем случайная волна вынесла ее в Москву. От пьяницы и буяна мужа она отдыхает в доме древнего старика латыша, еще одного "миграционного феномена" романа. А потом вновь испытывает мужское коварство, когда ее новый любовник, представительный и состоятельный москвич, обманывает ее с молодой девицей. Кажется, еще немного авторского внимания, и героиню можно было бы сравнить с итальянской "святой простотой" Кабирией, самой знаменитой из всех доверчивых бедняжек мирового искусства. Помнится, был такой роман у ленинградки Марины Палей — "Кабирия с Обводного канала". Вера могла бы стать "Кабирией из Пенджикента". Но автор явно хотел выжать из этого образа нечто большее.
Чувствуется, что Вера, которая только и умеет, что сострадать, неинтересна Петру Алешковскому как женщина. С ней скучно, она действительно какая-то "духовно фригидная" рыба. Создается ощущение, что автор как будто кидает кубик и, словно фишку, передвигает героиню по романному пространству. Писатель точно не сможет сказать, наподобие Гюстава Флобера, "Вера — это я". Хотя, конечно, нельзя не отметить мужество столичного интеллектуала, взявшегося говорить от лица какой-то там таджикской беженки. Но что самое обидное, писатель не очень верит, что такая вот Вера может быть интересна читателю. Иначе зачем все эти с удивительной частотностью повторяющиеся завлекательные "клубничные" или чрезмерно брутальные сцены, выполненные в чуждой "приличному" толстожурнальному писателю Алешковскому стилистике попсовика Юрия Полякова?
Ну и конечно, Вера, да еще с ее говорящим именем, должна символизировать не только женскую долю, но и страдальческую судьбу страны в целом. Редкая героиня русской литературы могла уйти от этой почетной обязанности. И не господином Алешковским начата эта традиция — тут постарались многие, от Некрасова до Горького. В общем, женщину опять использовали.