Фактор риска
В раннеперестроечные времена советских людей почти перестали называть строителями коммунизма, заменив это еще более обидным "человеческим фактором". Потом мы были россиянами, электоратом, даже этносом, но просто в люди так и не вышли.
И теперь опять есть ощущение, что мы именно фактор, фактор риска. Аналитикам, политтехнологам, строителям гражданского общества из подручных материалов, творцам национальной идеи из энергетического сырья, льготным импортерам общечеловеческих ценностей и хранителям обветшавшего самобытного завета — всем этот фактор мешает.
Еще можно мириться с существованием народа, это понятие высокое, духовное, практической деятельности пекущихся о нем не мешает. Забота о народном благе никак не исключает стремления к быстрому обогащению и, соответственно, к власти, борьбы между группами на выбывание и обеспечения выбывшим гарантий выживания. И все это в конечном итоге для народа, который неопределим, неуловим, призрачен.
А конкретные люди — это другое дело. Вот они: добрые, злые, жадные, бескорыстные, завистливые, ленивые, действующие в ущерб себе и вопреки логике. Как с ними быть? Почему они одного любят, а другого, который ничем не хуже, терпеть не могут, непонятно. Какие аргументы действуют на каждого в отдельности, неизвестно, скорей всего, они для всех разные.
Но профессиональные исследователи и конструкторы общественного мнения, обремененные неискоренимым материалистическим воспитанием, упорно верят в одно: все решают деньги, прямая корысть. Ситуацию в чем бы то ни было — от экономики до культуры — они представляют исключительно результатом игры интересов, лишенных какой-либо окраски, кроме алчности. Личные, не профессионально-деловые качества игроков не рассматриваются и, уж конечно, не оцениваются. Хороших и плохих людей не существует, интересна только эффективность деятельности как способа создания капитала. Массовые коммуникации рисуют картину мира по образцу старой игры "Монополия", в соответствии с представлениями медийного начальства. Предполагается, что за перемещениями и столкновениями на телеэкранах и газетных полосах роботов, запрограммированных только на хватательную функцию, наблюдают так же запрограммированные роботы, только дешевых моделей.
Соответственно, полностью выпали из обихода нравственные категории. Невозможно вспомнить, когда о ком-нибудь было сказано "бессовестный", "жестокий", "тщеславный" или хотя бы "распущенный". Точно так же давно не принято оценивать публичных персонажей словами "порядочный", "щепетильный", "щедрый" — разве что в некрологах по традиции. Из рассмотрения ушли социальные мифы и индивидуальные страсти, предрассудки и фантазии.
Поэтому толпы бешеных закомплексованных недорослей, режущих "чужаков", немедленно объявляются просто инструментом чьей-то политики — так проще и привычней, чем признать их искренними выродками. Что с выродками делать, не ясно, а политика — что ж, она политика и есть, дело понятное. Поэтому убийство высокопоставленного финансового чиновника рассматривается как неприятная, но логичная часть экономической жизни, а не как национальный, именно общенациональный позор.
Нарисована и непрерывно подновляется тоскливая картина "Страна делит бабло". Лиц не видно, черное неотличимо от белого, добра и зла не существует. И остается неучтенным истинный человеческий фактор, а не учитывать его рискованно: он все еще существует.