Как мы уже сообщали, в понедельник на Волхонке открылся Музей личных коллекций. В его фондах сейчас находится более пяти тысяч единиц хранения (из них более двух — из коллекции И. С. Зильберштейна), экспонировано около шестисот. Коллекции демонстрируются в целостном виде. В новом музее (по статусу он является отделом Государственного музея изобразительных искусств имени Пушкина) предполагается также устраивать временные выставки, посвященные истории русского собирательства. Первой из них стала коллекция западноевропейской живописи Сергея Михайловича Третьякова (из фондов ГМИИ). Рассказывают обозреватели Ъ НАТАЛИЯ Ъ-СИПОВСКАЯ и ЕКАТЕРИНА Ъ-ДЕГОТЬ.
Многие специалисты, пришедшие на вернисаж, не скрывали своего скептического отношения к экспозиции. Действительно блистательная коллекция русской графики И. С. Зильберштейна (прекрасные работы Репина, Серова, Сомова, Бакста, Бенуа) соседствует с работами, которые никак не могут быть названы шедеврами, а некоторые — просто слабые. Их очарование вне домашней обстановки с комодами и каминами явно померкло. Зарубежные гости откровенно говорили, что на приличный уровень качества тянут вообще только работы мастеров авангарда Александра Родченко и Варвары Степановой, полученные в дар от семьи художников. И даже вполне современный музейный дизайн Владимира Голикова (куда лучше, чем в старомодном и помпезном новом здании Третьяковской галереи в Лаврушинском переулке) украшен чудовищными люстрами-побрякушками в худших традициях советских музеев.
Скепсис не вполне оправдан. Сама концепция Музея личных коллекций — важный исторический прецедент. В музее Метрополитен в Нью-Йорке есть залы, где показаны отдельные частные коллекции (по условиям завещания владельцев), существуют частные собрания, открытые для публичного посещения (например, невероятная по богатству Frick Collection в Нью-Йорке). Коллекция московского Музея Тропинина и художников его времени — целиком дар Ф. Е. Вишневского (1969). Лет пять назад в Петергофе был открыт Музей семьи Бенуа. Там же скромно существует Музей частных собраний, созданный усилиями местных энтузиастов. Но крупного специального музея, где объектом внимания было бы не искусство само по себе, а коллекционер — нет. Между тем внимание современной культуры все больше обращается к фигуре собирателя: искусство создается не одним художником, а эволюция вкусов выражается не только в том, что создано, но и в том, что куплено. Не случаен огромный интерес к выставке "Морозов и Щукин — русские коллекционеры". Жаль, что Третьяковская галерея не выделяет в отдельных залах свой главный экспонат — коллекцию П. М. Третьякова, а смешивает ее с более поздними приобретениями. Традиционно музейная экспозиция следует хронологии создания произведений и похожа на учебник по истории искусства. Музей личных коллекций систематизирует материал по иному принципу, и в этом его большое достоинство.
Особенно интересна предпринятая И. А. Кузнецовой и другими сотрудниками ГМИИ реконструкция коллекции Сергея Третьякова, которая в 1892 году была по завещанию передана Москве вместе с собранием его брата Павла (до революции музей в Лаврушинском назывался картинной галереей Павла и Сергея Третьяковых). Мы неожиданно смотрим на французское искусство глазами человека "эпохи передвижников": видим картины Марио Фортуни, с которым мечтал сравняться Врубель, "Деревенскую любовь" Бастьен-Лепажа, которую Валентин Серов приходил смотреть каждое воскресенье в особняк Третьякова на Пречистенке. В той же коллекции была по сей день единственная в России картина великого французского романтика Теодора Жерико. В России именно частные коллекционеры покупали в те годы романтиков — императорские собрания, более консервативные, интересовались только салонной живописью.
Музей личных коллекций создан благодаря усилиям И. С. Зильберштейна. Он задумал его еще в конце 60-х годов. Им руководило естественное для коллекционера желание сохранить целостность собрания — как своего, так и любого другого. Но история музеев в нашей стране тесно переплетена с политикой.
Само название "Музей личных коллекций" является памятником эпохе, когда словосочетание "частная коллекция" произносить было не совсем удобно. Государство не раз пыталось установить контроль за деятельностью коллекционеров (которые обладали легальной формой весьма конвертируемой собственности и были связаны с иностранцами). В начале 80-х их коллекции должны были быть поставлены на учет в соответствующих музеях (что создавало угрозу последующей реквизиции). Было сфабриковано несколько "коллекционерских дел". Музеи в те годы тоже осторожничали и, охотно принимая произведения в дар, отказывались даже написать на этикетке имя дарителя. ГМИИ не принял в дар ценную коллекцию европейского искусства Ф. Е. Вишневского — из-за поставленных коллекционером условий. В результате после его смерти ценное собрание оказалось рассеянным между родственниками. Ныне отношение к коллекционерам в ГМИИ изменилось — Музей личных коллекций предполагает стать своеобразным клубом и устраивать выставки (в том числе и закрытые) даже тех коллекций, которые их владельцы не предполагают дарить. Правда, на вернисаж не были приглашены крупнейшие российские коллекционеры, что ставит всю эту идею под сомнение.
В Положении о новом музее оговорено, что его коллекция составлена только из даров. Разумеется, есть коллекционеры, которые предпочитают деньгам славу — огромную именную табличку с фотографией. Но все же это ограничивает возможности пополнения фондов. Скажем, в субботу Ъ сообщал, что в Греции, возможно, будет продана коллекция Костаки, однако новый музей даже не сможет попытаться приобрести что-нибудь из нее. С другой стороны, он имеет все шансы получить дары, которым нельзя будет "посмотреть в зубы". Пока их поток сдерживается Экспертным советом. Но все же подаренный к открытию музея Н. Лобановым-Ростовским фарфор хоть и красив, но все же не является авторской работой Чехонина — это продукция ГФЗ, в которой были использованы его эскизы.
Можно предполагать, что новому музею (как всем институтам, связанным с "наследием") будет придаваться по-прежнему не собственно научное, а политическое значение. По телевидению уже звучат слова, что коллекция нового музея может соперничать с крупнейшими музеями мира. Все-таки важно понимать, что перед нами особая коллекция с особым уровнем качества. Огромная "Дуэль" позднего Репина — курьез, а не шедевр. Рисунки Дали важны не сами по себе. Собрание Святослава Рихтера — памятник кругу его друзей и родственников, а в качестве коллекции современного искусства не выдерживает никакой критики. Но для того, чтобы правильно воспринять новый музей, зрителю нужен правильный контекст: Музей русского авангарда, авторитетный Музей современного искусства. Музей личных коллекций не виноват, что создан в их отсутствие. Будем же сосредоточиваться на его достоинствах.