Прогнозная невероятность
Обозреватель отдела экономики Анастасия Мануйлова — о статистике и мифах рынка труда
Состояние рынка труда стало одной из главных «гражданских» тем в 2023 году — помимо дискуссий о дефиците работников интерес к ней подстегнули и заявления Владимира Путина о необходимости формирования кадрового прогноза потребностей экономики. Впрочем, с учетом того, какими данными о состоянии рынка труда мы располагаем сейчас, перспективы такого прогнозирования неочевидны.
Фото: Евгений Павленко, Коммерсантъ
Фото: Евгений Павленко, Коммерсантъ
2023 год можно без преувеличения назвать годом труда — именно он стал одной из важнейших экономических тем в российских СМИ. Сколько я уже веду ее в «Коммерсанте» (больше десяти лет), такого ажиотажа не было даже в 2020 году, когда все ждали казавшихся тогда неизбежными массовых увольнений из-за частичной остановки бизнеса на время пандемии коронавируса.
Причина повышенного интереса общественности к российскому рынку труда — так называемый дефицит кадров и последовавшее обсуждение путей решения проблемы. Впервые осторожные прогнозы о будущей нехватке работников прозвучали еще осенью 2022 года, после старта частичной мобилизации, а впоследствии не было месяца, когда представители какой-либо отрасли не выступали бы с заявлениями о дефиците персонала.
Насколько эти заявления корректно отражают текущие реалии рынка труда — вопрос неоднозначный. С одной стороны, есть относительно объективные индикаторы, которые свидетельствуют о растущих сложностях с заполнением вакансий — например, выросли и стоимость, и средний срок «закрытия» одного рабочего места (подробнее см. «Ъ» от 21 октября 2023 года). В то же время само по себе это мало о чем говорит: если компании сложно найти человека, готового носить в решете воду за копейки, иначе говоря, если у нее специфическое или малопривлекательное предложение, спрос на него со стороны соискателей закономерно будет небольшим.
Очевидно, что рынок труда потерял значительное количество трудоспособных кандидатов — это и мобилизованные, и добровольцы, и уехавшие и продолжающие уезжать из страны.
Многие из первой категории, как следует из сборника Минобороны «Армия в цифрах»,— мужчины со средним и средним специальным образованием, то есть с большой вероятностью представители тех самых рабочих специальностей, о дефиците которых говорят работодатели. Впрочем, среди добровольцев, вероятно, было немало невостребованных на рынке труда, то есть безработных или получавших небольшую зарплату, а значительная часть уехавших, в большинстве случаев связанная с IT-сектором, пока продолжает работать на российские компании из-за рубежа.
Большинство участников публичной дискуссии о проблемах рынка труда тем не менее в течение прошлого года все же выбрали считать именно нехватку работников первопричиной всех проблем и в результате, вероятно, подтолкнули государство к идее масштабного решения этой проблемы с помощью «кадрового прогноза». О том, что с 2024 года правительство будет выпускать такой документ с указанием потребности российской экономики в различных специалистах и разбивкой по отраслям и регионам, в сентябре 2023 года заявил Владимир Путин.
Кадровый прогноз — инструмент не то чтобы инновационный, компании (в основном в США и в сфере здравоохранения) используют его для предсказания своей потребности в кадрах уже лет 30–40. Есть уже и научная дискуссия о том, какой способ расчета лучше: можно считать и потребность в рабочей силе, и ее предложение, и то, каким был бы максимально эффективный для работы фирмы набор занятых. Для этого используют и регрессионный анализ, и анализ временных рядов, и опросы экспертов, и другие математические модели. Ни одна, впрочем, не гарантирует, что ее предсказания сбудутся.
В России риски, с которыми обычно связано кадровое прогнозирование, будут усилены из-за сложностей с данными Росстата, которым, даже несмотря на развитие системы административных данных о рынке труда силами Минтруда, пока нет полной альтернативы.
Во-первых, есть ряд вопросов к Всероссийской переписи населения 2021 года. Так, по оценке демографа Высшей школы экономики Евгения Андреева, сведения как минимум о каждом шестом жителе России были взяты из административных источников, что привело к большим расхождениям результатов переписи и текущих оценок в численности населения во всех половозрастных группах. Это помимо прочего привело к недоучету детей в возрасте до 15 лет, и если в целом результаты переписи можно все же считать достоверными, то некорректные данные о подростках напрямую повлияют на качество кадрового прогноза, ориентированного в том числе на оценку будущего объема трудоспособного населения.
Во-вторых, даже если отбросить критику переписи, генеральная совокупность, которую можно построить на ее основе, все равно не может отразить те самые события, которые и привели российское правительство к идее формировать кадровый прогноз,— мобилизацию и эмиграцию. Для Росстата понятие занятых включает в себя помимо занятых в экономике и занятых в военных действиях, и, даже если данные о последних есть у Минобороны в разрезе специальностей, их совмещение вряд ли даст полную, достоверную, а главное, доступную всем заинтересованным лицам картину перемещения работников между сферами деятельности. Со сведениями об эмиграции примерно те же сложности: надзорные органы могут знать число покинувших страну, но не знают, чем они занимаются и как долго продлится их отъезд (да они и сами этого не знают).
В результате выходит, что даже доступные сейчас данные о текущем состоянии российского рынка труда неполны — и строить на таком фундаменте кадровый прогноз означает получить документ, предсказательная сила которого будет выражаться известной формулой из всем известного анекдота про вероятность встречи динозавра на улице. Но, похоже, выйти ему навстречу нам в любом случае придется.
