Условное разделение непрерывно текущего времени на годы дает основание заняться подведением промежуточных итогов. Люди практичные начинают с ревизии своих банковских счетов и анализа их динамики; еще более практичные — с улучшений (чаще ухудшений) в своих диагнозах и опять же анализах; а тщеславные идеалисты-трудоголики вспоминают профессиональные удачи и поражения, уговаривая себя в том, что баланс положительный. Писатель АЛЕКСАНДР Ъ-КАБАКОВ сводит ежегодные счеты с литературой.
Для всех, кто имеет отношение к составлению фраз из слов, абзацев из фраз и более или менее связных историй из своих ярких впечатлений и смутных фантазий, 2005 год был, мне кажется, весьма поучительным. Но не потому, что читающая по-русски публика была осчастливлена каким-нибудь безусловным шедевром, на глазах сиганувшим отсюда в вечность,— этого не было. Новизна же ситуации, сложившейся в отечественной изящной словесности за отчетный период, заключается, по-моему, вот в чем: занятие наше сочинительское сделалось окончательно свободным, предоставляющим профессионалам возможность любой модели поведения в соответствии с личными предпочтениями. Типа полный плюрализм.
В сущности, литературная жизнь теперь построена в соответствии с моей давней утопической идеей организации всеобщего счастья. Состоит она вот в чем: каждый человек имеет право и даже должен жить так, как считает правильным. К примеру, коммунисты и другие тоскующие по СССР товарищи имеют право на очередь за колбасой по два двадцать, отдых в ведомственном пансионате с удобствами на этаже, запись в профкоме на автомобиль "Жигули" и поездку в Болгарию через выездную комиссию райкома. Господа безграничные либералы, в свою очередь, могут заправляться по мировым ценам на бензин, смотреть по всем телеканалам исключительно старые "Итоги", индивидуально вступать в Евросоюз и голосовать за Шендеровича на любых выборах. Истинно русские патриоты получают возможность самим работать на стройках, мести дворы и торговать на морозе, вытесняя таким образом тех, кто понаехал, а также гордиться ядерной мощью, поддерживая ее без помощи малых народов...
Увы, реальное сосуществование разных общественных устройств в одном времени и пространстве невозможно и есть лишь фантазия с претензией на притчу.
А вот литературная наша действительность успешно осуществила этот идеал.К примеру, долгое время многие писатели тосковали по навсегда вроде бы ушедшему статусу государственных людей, привилегированных подопечных власти. Бросили нас, горько жаловались они, на произвол рыночной судьбы, раньше нас хоть в КГБ читали (почти цитата из одного художника слова), а теперь никому мы не нужны. Подразумевалось, таким образом, что обычным читателям никогда нужны и не были — и ладно, лишь бы начальство уважало. Отсутствие же начальственного уважения материально выразилось в исчезновении гонораров за массовые переиздания при нераспроданных первых изданиях, в запустении литфондовских домов творчества, в прекращении заграничных поездок по линии борьбы за мир и прогресс, в невозможности чреватых белой горячкой декад российской культуры в союзных республиках...
И — о, чудо! — все восстановилось в лишь слегка измененном виде. Гонорары, тоже, впрочем, понемногу подросшие, дополняются порядочными премиями, распределяемыми руководством опять вполне независимо от читательского безответственного интереса. Бесконечные окололитературные тусовки неплохо заменяют прежние конгрессы и декады, тем более что теперь в них нередко соединяются прелести заграничной поездки и творческого застолья. Нынешняя "государыня", называемая президентской премией, по покупательной способности никак не меньше прежней Ленинской. Жизнь налаживается. И уже я сам, некоторое время назад смирившийся, что не достанется на мою долю всего этого, положенного советскому писателю, когда оно было положено, такую шпану к литературе на дух не подпускали, уже и я получил свое. И руку мою, приспособленную к умеренно вольному, слегка шкодливому изготовлению текстов, пожимал даже сказать боязно кто, и в зарубежных делегациях достойно представлял, и денежки какие-никакие... К слову, насчет денег — да не такие уж они маленькие, теперешние гонорары даже серьезных, то есть мало читаемых писателей! Ну, к примеру, в переводе на цену автомобиля. Раньше за приличный роман можно было, конечно, две "Волги" купить, а теперь максимум одну, зато тогда даже секретарь союза очереди на издание ждал минимум пару лет, а теперь при наличии хоть какого-нибудь имени через два месяца выходишь в твердом переплете. А если насчет иномарок, так кто тогда о них мечтал? Ну, Высоцкому жена подарила. А теперь один коллега вообще новенькую Audi купил — он, правда, в ранге Юлиана Семенова современности.
И при этом все прочие стратегии писательского поведения не только не наказуемы, но и вполне успешны, вот ведь свобода до чего дошла!
Допустим, автор не желает и не умеет находиться на столбовой дороге российской литературы (теперь по-русски называется "мейнстрим"), а склонен к деконструкции путем употребления неприличных слов и описания ужасных человеческих проявлений — в общем, к постмодернизму, чтобы не сказать хуже. К тому же практикует не то буддизм, не то и вовсе зороастризм. И что же? А ничего. Имеет свой весьма приличный, классики позавидуют, кусок популярности. Гостит подолгу у дружественных славистов всего мира. Издается — дай бог всем так издаваться. Вдруг оказывается представлен на подмостках оперы и балета, как все равно Мериме какой-нибудь. И буквально ничего ему за это! Ну разве что какие-нибудь бронеподростки, защитники нравственно-комсомольских ценностей, книжку изорвут и в отхожее место кинут — так это даже на пользу тиражам.
Или возьмем вечно обиженных крестьянских заботников, по сей день числящих себя среди раскулаченных и старательно распространяющих плодородно-почвенный дух. Уж, казалось бы, вот кто пострадал от либерализма проклятого, от чистогана жидовинско-бусурманского! Но нет, и они оклемались, вполне существуют и даже за свои деньги весной приезжали в Париж, на ярмарку российской беллетристики. Всех остальных-то за казенные свозили, и это народным реалистам, конечно, было обидно. Но ведь если они за свои приезжали, так, значит, эти свои им кто-то дал! Не пропали наши певцы березовой красы, любому творческому подвигу есть теперь место в жизни.
Ну кто еще? Энергичные дамы, оседлавшие детективно-любовно-галантерейный жанр с ловкостью прирожденных наездниц? Конечно, в литературном свете на них посматривают пренебрежительно, но зато "по жизни они в полном шоколаде" (своими ушами слышал от одного мастера слова): гонорары их соизмеримы с годовыми зарплатами нефтегазовых топ-менеджеров.
И остро критический реализм процветает под перьями писателей-революционеров. В застенках режима пишут по примеру литератора Ленина, и тюремные книжки выходят беспрепятственно, причем сразу в качестве национального бестселлера, еще до начала продаж.
И молодежь никто не затирает, напротив, в лучших традициях всесоюзных совещаний поддерживают молодых писателей семинарами и поощрительными наградами, дают путевку в жизнь.
И очевидным чайникам, неизлечимым графоманам, которым прежде внутренние издательские рецензенты советовали больше читать классиков, работать над словом и изучать современность, теперь открыта дорога — в безразмерную сеть. Да, глядишь, найдется спонсор с соответствующим вкусом, и выйдет брошюрка "за счет автора". Прилавки все вместят, книжные супермаркеты уже больше продуктовых.
А еще идут сплошным потоком книги журналистов (ну, сам бог велел), депутатов, актеров, народных целителей, телеведущих, демократов, светских девушек, политологов и других достойных граждан. Любого идейно-политического направления и художественного достоинства, вплоть до полного отсутствия того и другого.
Только не надо всю эту иронию считать осуждением. Ответственно заявляю: нынешнюю ситуацию расцениваю как сугубо нормальную для нашей литературно озабоченной страны. Поэт у нас должен быть больше, чем поэт, иначе он сразу чувствует себя меньше инфузории, жестоко обижается и принимается страдать так громко, что заглушает все другие общественные звуки.
Итак, вот урок, который дает литература прочим областям человеческой деятельности в нашей стране: всем возможно сосуществовать в одном времени и в одном месте. Нет нужды вырывать друг из-под друга стулья и перекрывать кислород конкурентам. Не знаю, как со свободой какого другого слова, но свободу книжного никто пока не тронул. Живем как хотим.
Впрочем, взгляд это сугубо личный: в заканчивающемся году вышли у меня две книги, получил я два симпатичных литературных приза и теперь благодушно оглядываю реальность.