выставка архитектура
В парижском Центре Помпиду проходит выставка Робера Малле-Стивенса. Один из самых интересных архитекторов XX века, гений ар-деко, долгое время оставался в тени "главного авангардиста" Франции Ле Корбюзье. Ретроспектива восстанавливает историческую справедливость для широкой публики — профессионалы никогда не забывали уроков знаменитого француза. Постройки Малле-Стивенса для них давно стали классикой. На выставке специально для Ъ побывал АЛЕКСЕЙ Ъ-МОКРОУСОВ.
Помимо архитектуры Робер Малле-Стивенс (1886-1945) увлекался архитектурной журналистикой, по-прежнему интересной и сегодня, и кино, сделав декорации для множества фильмов. Некоторые из них стали классикой — такие, как "Нечеловеческое" Марселя Л`Эрбье или "Загадки замка Де" Ман Рэя (интерьерами для сюрреалистической истории послужили не студийные декорации, но свежевыстроенный шедевр Малле-Стивенса). К тому же многие проекты предназначались для временных выставок и не были рассчитаны на долгую жизнь. Его павильонам не удалось разделить судьбу барселонского павильона Миса ван дер Роэ, бережно восстановленного потомками. Никто не озаботился сохранить их для истории.
Фрагменты создававшихся им фильмов крутят сейчас на ретроспективе в Центре Помпиду. Но главным здесь все же остается архитектура. Кураторы постарались представить практически все наследие Малле-Стивенса, выпустив первый в мире полный каталог его проектов и построек. В престижной помпидушной серии "Классики ХХ века" это первая книга об архитекторе.
Для многих поклонников Малле-Стивенса самые интересные его проекты — ранние, в духе ар-деко, созданные под очевидным влиянием венского сецессиона. Серия фасадов идеальных домов для современного города состоит из 32 листов, создававшихся с 1917 года. Спустя пять лет, когда автор опубликовал их отдельной папкой, сам он жил другими интересами. Зато в этих фасадах видны особенности зрения. Если Ле Корбюзье фантазировал уже о мегаполисах с тремя миллионами жителей, то Малле-Стивенс даже не интересовался общим планом города. Хотя продумал для него буквально все, от почты до трамвайных остановок. Гигантомании он противопоставлял пространство частного, на город смотрел снизу, глазами прохожего, и в целом личность клиента оказывалась для него важнее принципов и моды. Эта интимность архитектуры — самое ценное в его наследии.
Свой первый дом Малле-Стивенс начал строить в возрасте 37 лет. Заказчики, известные меценаты той эпохи виконты Ноай, получили в качестве свадебного подарка огромный участок земли в Йере. После переговоров с Мисом ван дер Роэ и Ле Корбюзье весной 1923 года они сделали предложение Малле-Стивенсу, чьи повадки и аристократические черты лица выдавали в нем "своего". Единственным условием заказчиков было — "маленький дом, интересный для жизни".
Архитектор понял заказ правильно, угадав истинные гигантские размеры этого самого "маленького дома". Он увидел сладкую жизнь как гегемонию света и обилие воздуха, сумев соткать из 60 комнат современный замок — с бассейном, внутренними садиками, регулируемым естественным освещением, обставленный самой модной и прогрессивной мебелью вроде каучуковых кресел. Ряд технических заданий были порой столь необычны, что большие заводы наотрез от них отказывались, и тогда их выполняли местные кустари-одиночки.
Вилла стала материализовавшимся манифестом нового искусства. К созданию некоторых комнат привлекались Тео ван Дуйсбург и другие авторы группы De Stijl, к которой архитектор был близок. Украшались комнаты скульптурами Анри Лоренса и картинами Пита Мондриана. Проект изменялся по ходу дела, и уже после его завершения была, например, придумана гостиная в 50 квадратных метров, дополнявшая два прежних холла по 70 метров каждый. В итоге они и стали символом всего замка. Собственно, к его открытию и были приурочены съемки фильма Ман Рэя.
В ту же пору ему удалось осуществить сокровенную мечту любого из архитекторов: идею комплексной застройки. В 1927 году в парижском районе Отей он построил на одной улице сразу шесть индивидуальных домов. Некоторые принадлежали не только буржуазным заказчикам, но и коллегам-художникам, чья требовательность усложняла задачу. Сегодня улица носит имя архитектора. Ее посещение так же обязательно для профессионалов, как визит на финал чемпионата мира для футбольного болельщика.
Известность не мешала ему браться за ремесленную работу. Гараж, казино, доходный дом, бензозаправочная станция... Но прежде всего виллы, городские и сельские, составили ему имя, придали тот вес, которым, скажем, в русской литературе обладал Иннокентий Анненский: поэт для поэтов, наслаждение гурмана.
Универсальность мышления, видение дома целиком, состоящим не только из плоскостей стен и игры пространств, но и мебели, декора, деталей — все это привело Малле-Стивенса к занятиям интерьерами, созданию столов и стульев, кресел и диванов. Во многих из них чувствуется влияние ар-деко, но в итоге автор никогда не был жестко привязан к одному стилю. Нельзя сказать, будто он стремился угнаться за модой, мобильно изменяясь и подстраиваясь под господствующую тенденцию. Он принадлежал к мастерам, чья эволюция совершается столь плавно и естественно, что невозможно определить, кто кого тут формирует — эпоха художника или художник эпоху.
Лишь в конце жизни, когда давление современности приобрело совсем уж неприличные формы, он попытался увидеть в зареве надвигавшегося пожара новую зарю. Ближе к началу войны Малле-Стивенс перед лицом новых времен пробует себя в монументальных жанрах общественных зданий, разрабатывая объемы и формы, которым позавидовали бы авторы тоталитаризма. Проект для объединенной с консерваторией Школы изящных искусств в Лилле 1938 года (где Малле-Стивенс директорствовал) напоминает одновременно идеи Ноя Троцкого относительно Дворца советов в Ленинграде и берлинские замыслы Альберта Шпеера. К счастью, из всех его проектов в Лилле был осуществлен лишь один — павильон прессы. Малле-Стивенсу повезло вдвойне: он смог остаться автором легким и ясным, так и не востребованным государственным монстром.